Василиса из рода Ягинь

Василиса вскочила на ноги, с ужасом осматриваясь. Посох был при ней. Она лежала на могиле посреди кладбища.

Поросшие травой холмы старых могил, без единого намека на то, кто в них упокоился, редкие кресты – голбцы, почерневшие от времени и превратившиеся в труху.

– Ну и дела! Теперь понятно, что за «Пригорки», – послышался голос филина, пока василиса смотрела себе под ноги. На том месте, где была избушка сейчас была старая могила. А на могиле лежало то самое домотканое одеяло, которым она укрывалась всю ночь. Неподалеку лежали пирожки.

– Я вам гостинчик оставлю, – прошептала василиса,

Она присмотрелась, словно пытаясь сквозь время, дожди, снега и ветер рассмотреть, что на нем написано.

На старом голбце было криво выцарапанное имя: «Авдотья». Еще год, или два, и сотрется даже имя.

– Ты гляди, как трава утоптана! – послышался голос филина, пока василиса сминала в руках одеяло и смотрела на старые пирожки. Вот почему каша была с плесенью! Вот же она! В горшке стоит! А вот и огарочек свечи!

– Не иначе ночью кто-то ходил. Да не один! Так, вернемся-ка мы на дорогу, мать! – торопил филин, пока василиса бережно возвращала покрывало на могилу. Филин уже полетел на разведку.

– Ой, мать моя! И коня сожрали! И купца! – послышался изумленный голос.

– Значит, уберегла ты нас от беды, матушка, – прошептала василиса, глядя на следы, которые топтались вокруг могилы. – Спасибо тебе… Авдотьюшка…

– Пойдем! Шустренько шевели нижними караваями! А то пока то, пока се, уже и суседи проснутся! – прикрикнул филин, пока василиса со вздохом смотрела на понурые «Пригорки».

Кресты – голбцы провожали ее молча. Поросшие травой могилы терялись из виду. Пригорки остались позади.

Стоило выйти на дорогу, как она увидала телегу с товарами да два следа кровавых, что к оврагу придорожному тянутся.

– Жаль, а мы бы могли его спасти! – вздохнула василиса, проходя мимо. – Если бы бросились тогда, когда крик услышали.

– Но мы можем смело спасти его товар! – оживился филин, подлетая к телеге.

– Но ведь… – замялась василиса, видя холстину, прикрывающую скарб, под которую уже залез филин.

– Ой, тут красивый сарафан о помощи просит! – усмехнулся он, пока василиса робко подходила к телеге. Негоже трогать чужое. Так ягиня учила. – Прямо твоего размера! Плюс минус! Хотя, нет! Велик чуток! Но это на вырост для государственной службы! Мы же отъедимся, не так ли?

– Ты что делаешь, это же чужие вещи, – ужаснулась василиса, видя, как филин бесцеремонно вытаскивает рубахи и сарафаны. – Не велено их трогать!

– Помофите! Фпафите! Я флифшком нарядный… – кричал противным голосом филин, держа в клюве угол нарядного сарафана. – Меня фкоро рафбойники пофифят!

– А зачем сарафан разбойникам? – спорила василиса, сомневаясь. Сарафан и правда был очень красивым. Расшитый, дорогой и очень нарядный.

– Тьфу! Ты что? Не видела разбойников в сарафане? – вздохнул филин. – Огромный потный бугай в сарафане наводит на окрестности больше страха, чем в рубахе, штанах и подпоясанный!

– Да, но… – сомневалась василиса, осторожно заглядывая в телегу. И правда, в ней было несколько рубашек и сарафан. Видимо, купец дочке на приданое вез.

– Аааа! Уфифают! – трепал сарафан филин. – Помофите! Фафилифа! Фпафи! Меня нечифть терфает!

– Нет, – твердо произнесла василиса, отворачиваясь от искушения.

– А теперь послушай меня сюда, – филин приземлился ей на наплечник. – Ты на работу идешь устраиваться! У тебя с князем собеседование будет!

– А что такое собеседование? – спросила василиса, глядя на дорогу, ведущую к Посаду.

– Беседы беседовать будете! – пояснил филин. – А у князя все просто! Встречают по одежке, а провожают вперед ногами! Да тебя в твоих лохмотьях даже к князю не пустят! Полушку сунут и вон выставят! Дескать, иди калика перехожая, в другом месте милостыню проси.

– Но они узнают, что я василиса! – заметила василиса, поглядывая на телегу и на череп.

– Хорошо. Вот что подумает князь, когда тебя в тряпье увидит в твоем рваном? – не остывал филин.

– Что я знаю, как с нечистью управиться! – ответила василиса не без гордости.

– Нет, что дела у нас плохи, и мы как бы лохи, – терпеливо объяснял филин. – Ты слушай, или я тебя клюну! Князь быстро смекнет, что нам многого не надо! Что мы за ночлег и за хлеба кусок всю нечисть в округе истребим! А если нам дадут пирожок понюхать, то мы весь лес вальнем! Ты слушай, что я тебе говорю!

– Слушаю, – насупилась василиса, понимая, что филин как бы прав. Наверное.

– Вот, а если мы в дорогом сарафане явимся, то разговор другой будет! – убеждал филин. – Дескать, за полушку работать не будем. Не меньше гривни или рубля! И просто так жопу от печки не оторвем! И с почтением к нам надо относится. С уважением!

– Уважение делами зарабатывается, а не одежей! – гордо произнесла василиса. – Одеть кого угодно можно!

– Профессиональные болячки делами зарабатываются! А уважение можно и сразу получить! – не унимался филин. – Главное, как себя преподнести! К тому же тебя в таком виде к князю вообще могут и не пустить!

– А если оденусь, то пустят? – спросила василиса, возвращаясь к телеге и доставая сарафан. На нем было немного крови. Видимо, брызнула, когда купца стаскивали.

Она взяла нарядную рубаху и сарафан и пошла переодеваться за телегу. Жгла ей руки красивая ткань чужого подарка, жгли ей душу мысли о том, что нехорошее дело она делает. Но делать было нечего. К князю в лохмотьях не завалишься! Мигом прогонит. На то он и князь.

– Ну, клуб начинающих мародеров? Ты там скоро? – спросил филин, вращая головой по кругу. – Где мой будущий госслужащий?

– Вот, – произнесла василиса, растеряно осматривая наряд. – Кажется, велик!

– Это на вырост! На государственной службе все отъедаются! – усмехнулся филин. – Ну, пойдем! Бери посох! Так, погоди… А откуда бусы?

И тут василиса покраснела, глядя на серебристый сарафан и нитку красивых бус, в несколько раз обвязавшую горло.

– Там взяла, – глухо произнесла она, кивая на телегу.

– О, мой юный мародер! Ты делаешь успехи! – оживился филин. – Сразу видно, к государственной службы у князя готовишься!

– Они просто красивые очень, переливаются! – оправдывалась василиса, тонким пальцем поддевая нитку перламутровых бус. Ей было так стыдно, что пока она возилась с сарафаном, бусы заприметила. И так они ей по сердцу пришлись, что рука сама за ними потянулась.

– Совсем другое дело! А то будут звать Василиса Пребедная! – фыркнул филин, взлетая на наплечник.

– Есть уже такая. Ее еще Василисой Горемычной кличут, – вздохнула василиса, ковыляя по широкой дороге.

Деревья, слово зеленая арка склонились над дорогой, переплетаясь ветвями.

– Не слыхал про такую, – заметил филин, пока посох отсчитывал каждый шаг.

– Осела она в деревне одной. Стала жить, как обычная баба. Парень приглянулся. Замуж позвал. А однажды пришла, а там мужик ее растерзанный лежит прямо посреди избы. И их дите из колыбели пропало. С тех пор, как про нечисть услышит, так готова тут же рвать и метать. Сама в чащобы гиблые лезет! – повторила василиса то, что слышала от ягини.

За деревьями показались деревянные крыши теремов. Но до них еще идти и идти.