Свет гаснет, и на экране вспыхивает картинка.
Зал на девяносто пять процентов пуст. Засовываю в рот горсть попкорна, чтобы как-то задавить неприятный ком в горле, когда на пол под экраном ложится полоска желтого света.
Ненавижу когда опаздывают. В этом кинотеатре особенно. Но чертов попкорн застревает у меня в горле, когда вспышка взрыва на экране освещает прибывшего.
Мое сердце делает сверхзвуковой рывок.
Немного повернув голову, смотрю на Артема. Откинув голову на спинку кресла, он смотрит на экран, и явно нему курсе, кого вдруг принесло.
Снова смотрю на проход, по которому, не трудясь пригибаться, движется Никита Барков собственной персоной. Одетый во все те же спортивные штаны, которые я видела утром. В капюшон толстовки и короткий пуховик. Ничего особенного, но это он и все тут. Это его гибкая высокая фигура, и я видела его лицо.
Что он здесь делает?!
Один.
У него подмышкой попкорн. И он садится на второй ряд.
Что за странный выбор? Почему второй? Здесь на второй садятся только дурачки, потому что оттуда косой угол. Поэтому он и пустой…
Моей руки вдруг касается грубоватая большая ладонь. Пальцы мягко раздвигают мои и сцепляют наши руки в замок, а потом кладут их на крупное мужское бедро. Я не сопротивляюсь, не мигая смотря на экран. Не сопротивляюсь, потому что моя рука сейчас существует отдельно от моего разума.
Я уже две недели планировала этот кинопросмотр. Мы планировали с Аней. Но сейчас я не могу сконцентрироваться на экране. Мои глаза то и дело скатываются вниз к центральному месту второго ряда. Барком сидит, ничем себя не выдавая. Ничем не выделяясь. Из-за спинки сиденья торчит только капюшон.
Большой палец Артема медленно гладит мой. Это щекотно и приятно. И я наконец-то решаюсь повернуть к нему голову. Он поворачивает свою ко мне, и вид у него мрачный. Отвернувшись к экрану, пытаюсь расслабиться и получать удовольствие, но теперь это сделать вдвойне сложнее.
Я думаю о том, что будет, когда зажжется свет.
Когда он зажигается, я пытаюсь оттянуть момент вставания до последнего. Долго копошусь с попкорном, долго роюсь в карманах, хотя Артем уже стоит надо мной, но не торопит.
– Только этого придурка тут не хватало, – вдруг говорит он, и это звучит немного ожесточенно.
Без подсказок смотрю на третий ряд, с которого поднимается высокая широкоплечая фигура в синем капюшоне. Глядя перед собой, медленно бредет по ряду, и я с облегчением встаю.
Не знаю какого черта, но я не хочу, чтобы он видел меня. Нас. Что за дурь?
Начинаем выбираться, и я торможу нас, как могу. Артем берет меня за руку, когда выходим из ряда, и в этот момент за нашими спинами раздается звонкий женский голос:
– Молодой человек, вы шапку забыли!
Голова Баркова делает резкий поворот, и его глаза мгновенно спотыкаются о меня, потому что я маячу на ступеньках, как поднятый флаг.
Светлые брови еле заметно ползут вверх. Он совершенно точно не ожидал такой встречи. Взгляд цепляется за наши сплетенные с Артемом руки и делает быстрый прыжок к моему лицу, а потом к лицу Артема. Между его глаз появляется морщина, и они снова возвращаются ко мне, застывшей в каком-то дурацком оцепенении. Стекают вниз по моим ногам, одетым в черные вязаные гольфы, и потом плывут обратно.
– Я сейчас… – буркает Артем, выпуская мою руку и возвращаясь к нашим местам, чтобы забрать свою шапку.
Проводив его глазами, Барков отворачивается и широким шагом скрывается в двери.
С моих плеч будто скатывается гора.
Делаю выдох, понимая, что все эти тридцать секунд не дышала.
– Пошли? – хрипловатый голос за моей спиной.
Выйдя на улицу, поднимаю воротник шубы, осматривая пустую парковку, и мое сердце опять бесится, потому что рядом с апгрейденным громадным Фордом зажигает фары черный БМВ.
Машина не трогается с места, чем неимоверно меня нервирует. Тихое, но агрессивное рычание мотора тоже.
– Пошли, – говорит Артём, снова беря меня за руку и подводя к своему гиганту.
Исподлобья кошусь на БМВ, пытаясь разглядеть водителя, но у Баркова все окна затонированы ровно настолько, чтобы были соблюдены все требования ГОСТов, но при этом разглядеть внутри нельзя было бы ничего! С учетом того, что он никогда не лихачит, все это какие-то нестыкующиеся друг с другом пазлы. В нем таких нестыковок вагон и маленькая тележка. Один только случай двухдневной давности чего стоит. Он приехал за мной в пятницу, потому что кроме него больше никто не подумал о том, что я могу застрять где-нибудь в городе в минус тридцать, так как в тот день даже такси вызвать было невозможно. Половина маршруток не завелась с утра, а трамваи были переполнены. Все это я увидела, пока мы пробирались по городу к дому, и пока не вышла из здания универа, даже не догадывалась о том, что творится за окном. Наверное, как и моя мама.
Но Никита Барков знал что там творилось…
Какого черта он не уезжает?
Артём помогает забраться в машину и захлопывает дверь, трусцой обегая капот.
Прячу подбородок в воротник шубы, глядя перед собой.
– А вы не лучшие друзья, да? – спрашивает он, усевшись на водительское место. – У вас в семье здороваться не модно?
Я бы не хотела обсуждать «семейные» дела с посторонними. Все-таки, Барков-старший почти публичная личность, и его дела должны иметь какую-то частную неприкосновенность. Это все отговорки, на самом деле я просто не хочу поливать его сына грязью перед кем-то, кроме Аньки. Вот с ней я никогда не скуплюсь.
Внутренним зрением чувствую присутствие рядом БМВ.
За это время можно было прогреться два раза и спокойно отчалить. Но машина все еще здесь. И у Форда, в отличии от неё, передние стёкла не тонированные.
Барков, чтоб тебя… проваливай!
– Мы уже здоровались сегодня, – вру я.
На самом деле мы никогда не здороваемся.
Наше знакомство выглядело так, будто я до него парней не видела. Но я и правда втрескалась в него тогда. С первого взгляда, как полная дура.
Просто он был другой.
Блондин. Необычный и красивый. Значительно выше и значительно тяжелее меня, что случается в моей жизни не так часто. Видимо, мажорство меняет в людях какой-то ген и они становятся вот такими – глубоко уверенными в себе болванами с модными стрижками и усмешками в глазах.
Когда мы встретились в первый раз, он так на меня посмотрел… С удивлением и заминкой. Он на меня пялился! Но потом понял, что я просто лужей растеклась, и в туже секунду обрубил мне все крылья, явив свое истинное хамское лицо!
И этот придурок не знаком с таким словом, как «привет». Если услышу от него такое, получу культурный шок.
– Давай я, – тихо говорит Артём, забирая себе мои руки, которые я по инерции грела дыханием.
Он обнимает их своими тёплыми ладонями и подносит к губам. Сосредоточенно дует и поднимает на меня спокойный глаза.
– Что-то у нас не так пошло, да? – спрашивает он.