На экране сообщение от Влада, и я встаю, напрягая челюсть и скрипя зубами.
– Выйду на пять минут, – говорю матери.
Набросив на себя пуховик, просовываю ноги в угги и выхожу из квартиры.
Перед подъездом припаркован знакомый “лексус”. Влад стоит перед машиной, слегка расставив ноги.
Красивый, стильный и непроницаемо спокойный.
В машине грохочет какой-то тяжелый рок, будоража весь гребаный двор. Прохожие оборачиваются, бросая на машину недовольные взгляды.
Я не мамочка, чтобы делать ему замечания, поэтому игнорирую.
На его локте болтается мой рюкзак, который мне пришлось бросить в загородном доме его родителей. На пальце у него брелок от сигнализации машины. Он крутит его в воздухе, наблюдая за мной.
– Спасибо, – протягиваю руку, чтобы забрать свои вещи.
– Я должен объясняться? – спрашивает он с явным наездом.
Мы не общались с тех пор, как я вернулась домой. Он назвал это “моими закидонами”, а я отправила ему ту пачку фото, на которых вокруг его талии обмотаны ноги Лены, одетой в один купальник. На нем, к слову, были расстегнутые джинсы.
Если он думает, что я проглочу хоть что-то из всего этого, потому что он впервые за все время нашего общения включил этот суперменский тон, то это не так!
– Нет, – пожимаю плечом. – Мне до лампочки твои объяснения. Выезд вон там, – киваю на конец дорожки. – Можешь еще откатиться задом, это в другую сторону.
– Ты, блин, – злится, делая ко мне шаг, – куда-то свалила. Даже не объяснила нифига. Это нормально?
– То есть, это повод мгновенно упасть в объятия другой телки? – цежу я.
– Мы просто тусовались, – заявляет он. – Ты из монастыря?
– Я провела шестнадцать часов в спа-салоне в подвале, – звенит мой голос. – Потому что твоя подруга Лена закрыла меня там, пока я была в душе.
Не знаю, какой реакции ожидала. Мое собственное сердце по инерции ускоряется.
На лице Влада зависло удивление.
Брови ползут вверх, потом сходятся на переносице. Даже его плечи под курткой напрягаются.
В этот момент мне вдруг хочется дать ему еще один шанс.
Может быть, ни один вменяемый человек и не стал бы искать меня там, но теперь, когда он знает, как все было… может быть, мне не придется выдирать ей волосы самой? Может быть, он накажет ее сам?
– Шестнадцать часов? – повторяет хрипловато.
– Да, – смотрю в сторону, снова чувствуя себя уязвимой.
Влад молчит.
Из-за рок-басов я не слышу ни единого звука вокруг.
Глядя в сторону, жду, что он меня обнимет или… ну, ты и дура…
Нельзя ожидать от всех парней того, как повел бы себя один-единственный, другой.
– Ого… – бормочет Влад. – Мощно…
Смотрю на него, повернув голову.
Почесав пальцем, на котором качается брелок, бровь, он вдруг спрашивает:
– Че ты ей сделала?
– Кому? – спрашиваю рассеянно.
– Лене, – уточняет он.
Смотрю на него так, будто впервые вижу.
– То есть, это я виновата? – спрашиваю хрипло.
– Ну, я не знаю… – откашливается он.
Втягиваю носом воздух так, что в нем печет. Рука немеет от желания залепить ему по лицу. Вместо этого сдергиваю с его пальца брелок сигнализации и запускаю в сторону детской площадки. Они пролетают над машиной и приземляются куда-то в грязный снег на нерасчищенном участке в десять квадратных метров за бордюром.
– Ты больная?! – орет. – Как я теперь их найду?!
Я знаю, что его машина заведется и без них, просто он не сможет ее закрыть.
– Подождешь весны, – выплевываю.
– Это серийный выпуск! – психует, ударяя кроссовкой по колесу машины. – Овца! – смотрит на меня, стиснув зубы. – Всю сигналку придется менять!
– Мне на твои проблемы, – цежу я. – НАСРАТЬ.
– Нахрен пошла отсюда, – делает ко мне шаг.
В этот момент задняя пассажирская дверь машины открывается, и оттуда появляется Лекс. На нем коричневое кашемировое пальто, черная водолазка и черные брюки. Выглядит, как настоящий дорогостоящий мажор. Боюсь представить, куда они направлялись.
– Влад, уймись, – бормочет, поглядывая на меня. – Поехали.
– Овца тупая, – расхаживает туда-сюда, зло ероша свои волосы. – Дебилка.
Я, и правда, делаю шаг назад, прижимая к себе рюкзак.
Я не жалею, но если он решит сделать мне больно…
– Поехали, – подталкивает его к водительской двери Лекс.