Труды и дни мистера Норриса. Прощай, Берлин

– Как, герр барон, вы нас покидаете – так скоро? – учтиво вставил бармен; сам того не желая, он поставил барона в еще более неловкое положение. – Но вы же пробыли у нас всего минут пять, не больше.

– С вами, часом, не связывался Артур Норрис? – Во власти преднамеренного злого умысла, я даже и не думал обращать внимание на его попытку встать с табурета. А если я слегка не отодвинусь, встать у него не получится.

При звуке этого имени Куно аж вздрогнул:

– Нет. – Тон у него был ледяной. – Ничего о нем не слышал.

– Вы знаете, он сейчас в Париже.

– В самом деле?

– Ну что ж, – сердечнейшим образом сказал я, – не смею вас больше задерживать. – И протянул ему руку. Он едва до нее дотронулся.

– До свидания.

Вырвавшись наконец на свободу, он пулей метнулся к двери: как из чумного барака, ни дать ни взять. Бармен, сдержанно улыбнувшись, собрал монеты и высыпал их в кассу. Не в первый раз он видел, как осаживают попрошаек.

А на мою долю осталась очередная загадка.

Подобно длинному поезду, который останавливается на каждом вшивом полустанке, зима понемногу катилась к концу. Каждую неделю выходили новые чрезвычайные законы.[28 - Статья 48 Веймарской конституции давала президенту право в случае прямой угрозы конституционному порядку издавать так называемые чрезвычайные законы, ограничивающие действие самой конституции. Причем решение о том, угрожает та или иная ситуация конституционному порядку, принимал премьер-министр.] Брюннинг[29 - Генрих Брюннинг – бывший фронтовой офицер, сторонник (в ноябре 1918 г.) восстановления Германской империи вооруженным путем. В 20-е гг. – представитель правого центра. Рейхсканцлер с марта 1930-го. В 1932 г. отправлен в отставку Гинденбургом, только что выигравшим, не без помощи Брюннинга, президентские выборы.] голосом усталого епископа продолжал отдавать приказы лавочникам, но никто его не слушал. «Это фашизм», – жаловались социал-демократы. «Он слабак, – говорила Хелен Пратт. – А этим свиньям нужен настоящий мужчина с волосатой грудью». Был обнаружен Гессенский документ, но по большому счету ни на кого не произвел впечатления. Слишком много скандалов, и этот был уже лишним. Публика устала и объелась сюрпризами до полного несварения желудка. Поговаривали, что к Рождеству наци будут у власти; но Рождество настало, а наци к власти так и не пришли. Артур прислал мне к празднику поздравления на открытке с Эйфелевой башней.

Берлин жил в состоянии гражданской войны. Ненависть вспыхивала внезапно, без предупреждения, из ничего; на уличных перекрестках, в ресторанах, синематографах, дансинг-холлах, плавательных бассейнах; в полночь, после завтрака, посреди бела дня. Выхватывались ножи, в ход шли кастеты, пивные кружки, ножки от стульев и дубинки с залитым внутрь свинцом; пули царапали плакаты на афишных тумбах, рикошетили от жестяных крыш общественных уборных. Посреди людной улицы на человека могли напасть, порвать на нем одежду, избить и оставить его, истекающего кровью, лежать на тротуаре; пятнадцать секунд – и все кончено, и нападавшие скрылись. Отто получил удар бритвой через глазницу наискосок в драке на базарчике возле Кёперникерштрассе. Врач наложил три шва, и ему пришлось провести в клинике целую неделю. Газеты полнились снимками с похорон святых мучеников: нацистов, рейхсбанновцев,[30 - То есть «черно-красно-золотых» (по цвету имперского знамени) соци, боевиков социал-демократического «Железного фронта», воевавших как с «красными» («Рот-Фронт») комми, так и с «черно-бело-красными» (по цвету партийного флага) или «коричневыми» (по цвету униформы штурмовых отрядов) наци.] коммунистов. Мои ученики глядели на них и качали головами, извинялись передо мной за то, что творится в Германии. «Боже, боже мой, – говорили они, – какой ужас! Так не может больше продолжаться».

Репортеры, специализирующиеся на убийствах, и авторы джазовых песенок безнадежно девальвировали немецкий язык. Словарь газетной брани (предатель, лакей Версаля, свинья и убийца, марксистский жулик, гитлеровская зараза, красная чума) стал напоминать – из-за частотности употребления – те общеобязательные формы вежливости, которые в ходу у китайцев. Слово Liebe, воспарив над языком Гёте, не стоило теперь и поцелуя шлюхи. Весна, луна, юность, розы, девушка, милый, сердце, май – этой обесцененной до последнего предела монетой торговали теперь сочинители бесчисленных танго, вальсов и фокстротов, те, кто всегда готов был предложить вам выход – к счастью, сугубо частному. Найди себе славную крошку, советовали они, и позабудь о кризисе, не обращай внимания на безработных. Лети, тянули они за рукав, лети на Гавайи, в Неаполь, в Никогда-На-Свете-Вену. Хугенберг,[31 - Альфред Хугенберг – генеральный директор концерна Круппа до конца 1918 г., постоянный член руководства национал-шовинистического «Пангерманского союза», с ноября 1918 г. лидер Немецко-национальной народной партии, политического крыла монархического «Стального шлема». С 1 января 1919 г. уходит с директорского поста у Круппа, чтобы заняться созданием первой в мире информационно-пропагандистской империи. Его «Хозяйственная ассоциация» скупает телеграфные и информационные агентства для того, чтобы контролировать поток информации, попадающей в газеты (вплоть до рассылки готовых матриц – начиная с 1922 г.), скупает сами газеты, издательства и рекламные агентства. Активная пропаганда национализма и реваншизма информационным концерном Хугенберга – даже если не принимать в расчет прямой агитации за национал-социалистов – во многом позволила последним прийти в 1933 г. к власти вполне респектабельным, демократическим путем, опираясь на волю большинства избирателей.] который стоял за УФА,[32 - Крупнейшая в Германии компания по производству и прокату кинопродукции. Приобретена концерном Хугенберга в 1927 г.] подавал публике национализм на любые вкусы. Он выпускал на экраны эпические батальные полотна, фарсы из солдатской жизни и оперетты, где веселые проделки военной аристократии начала века были переодеты по вкусу 1932 года. На него работали великолепные режиссеры и операторы, которым приходилось цинически пускать весь свой талант на то, чтоб показать, как прекрасны цепочки пузырьков в шампанском и как играет на шелке яркий свет ламп.

И каждое утро во всем этом огромном, сыром, безотрадном городе и в притулившихся к нему по окраинам колониях сколоченных из ящиков лачуг просыпались молодые люди, просыпались, чтобы хоть как-то скоротать еще один пустой, без смысла и без работы день; они отправлялись торговать шнурками, попрошайничать, играть в шашки в зале биржи труда, околачиваться возле общественных уборных, открывать дверцы авто, ворочать на рынках клети с товарами, сплетничать, слоняться по улицам, воровать, подслушивать, о чем говорят на бегах маклеры, докуривать на двоих подобранные в канавах бычки, петь народные песни во дворах и в вагонах подземки на перегонах между станциями. После Нового года выпал снег, но не лег; о заработке на расчистке улиц можно было забыть. Лавочники вызванивали каждую монету о прилавок, опасаясь фальшивомонетчиков. Астролог фройляйн Шрёдер предсказывала конец света. «Послушай, – говорил мне Фриц Вендель между двумя глотками коктейля в баре отеля «Эдем», – мне плевать, если эта страна ударится в коммунизм. Тогда, по крайней мере, нам придется ампутировать все лишние идеи. Ну и хрен бы с ними, а?»

В начале марта стали появляться агитационные плакаты к президентским выборам. Готическая вязь под портретом Гинденбурга откровенно взывала к религиозным чувствам: «Он был верен вам; сохраните и вы в Него веру». Нацисты умудрились выдумать формулу, которая разом и отсылала к этой достопочтенной иконе, и позволяла избежать обвинения в святотатстве: «Уважьте Гинденбурга; голосуйте за Гитлера».[33 - На президентских выборах 1932 г. нацисты выставили кандидатуру Гитлера в противовес Гинденбургу, занимавшему этот пост с 1925 г. Кстати, нацистский лозунг, в свою очередь, также был обыгран коммунистами с куда меньшей долей юмора, но зато весьма прозорливо с точки зрения ближайшего политического прогноза: «Кто голосует за Гинденбурга, голосует за Гитлера».] Отто и его товарищи, вооружившись ведерками с краской и кистями, каждую ночь отправлялись в опасные экспедиции. Они взбирались по отвесным стенам, карабкались по крышам, пробирались в заколоченные досками проемы, стараясь при этом не попасться на глаза полиции и патрулям СА.[34 - Аббревиатура от Sturmabteilungen – «Штурмовые отряды».] А на следующее утро прохожие лицезрели в каком-нибудь видном и совершенно, казалось бы, недоступном месте бесстыднейшим образом намалеванное имя Тельмана. Отто снабдил меня пачкой маленьких листовок с клейкой оборотной стороной: «Голосуйте за Тельмана, кандидата рабочих». Я носил их в кармане и, если меня никто не видел, наклеивал на двери и витрины магазинов.

Брюннинг говорил на митинге во Дворце спорта. Мы должны голосовать за Гинденбурга, сказал он нам, и тем спасти Германию. Он делал резкие увещевательные жесты; в свете юпитеров отчаянно сверкали его очки. В голосе у него дрожала сухая академическая страстность. «Инфляция», – пугал он, и аудиторию бросало в дрожь. «Танненберг»,[35 - В германской истории так называются два сражения. Одно из них – Грюнвальдское (Грюнвальд-Танненберг) 1410 г., когда соединенное славянское войско под польско-литовским командованием нанесло жестокое поражение Тевтонскому ордену. В августе 1914 г. немцы окружили и уничтожили в том же самом районе (Танненберг-Зольдау) два русских корпуса, обеспечив срыв первоначального русского наступательного порыва и выгодный для себя баланс сил между Восточным и Западным фронтами. Восьмой немецкой армией, победоносно осуществившей эту операцию, командовал Гинденбург. Сразу же после завершения Танненбергской операции Гинденбург был назначен командующим Восточным фронтом, а через полтора-два года фактически стал исполнять обязанности главнокомандующего вооруженными силами всей Германии. Аудиторию впечатляет, естественно, Танненберг 1914 г., как свидетельство блистательного полководческого таланта Гинденбурга и как напоминание о несбывшихся надеждах времен начала Великой войны.]