Книжный магазин с привидениями

ГЛЭДФИСТ: – Неплохая мысль. Вы знаете, Миффлин называет меня материалистичным циником, но, клянусь громом, я думаю, что я более идеалистичен, чем он. Я не пропагандист, постоянно пытающийся уговорить бедных невинных клиентов купить ту книгу, которую, по моему мнению, они должны купить. Когда я вижу беспомощный пафос большинства из них, которые приходят в книжный магазин, не имея ни малейшего представления о том, чего они хотят или что стоит прочитать, я бы с презрением воспользовался их слабостью. Они полностью во власти продавца. Они купят все, что он им скажет. Теперь почтенный человек, возвышенный человек (под которым я имею в виду себя) слишком горд, чтобы швырнуть в них какую-то мерцающую чушь только потому, что он думает, что они должны ее прочитать. Пусть глупцы валяют дурака и хватают, что могут. Пусть действует естественный отбор. Я думаю, что это увлекательно наблюдать за ними, видеть их беспомощное ощупывание и изучать странные способы, при помощи которых они делают свой выбор. Обычно они покупают книгу либо потому, что считают ее привлекательной, либо потому, что она стоит доллар с четвертью вместо полутора долларов, либо потому, что они говорят, что видели рецензию на нее. "Отзыв" обычно оказывается рекламой. Я не думаю, что один покупатель книг из тысячи знает разницу.

МИФФЛИН: – Твоя доктрина безжалостна, низка и ложна! Что бы ты подумал о враче, который видел людей, страдающих от излечимой болезни, и ничего не сделал, чтобы облегчить их страдания?

ГЛЭДФИСТ: – Их страдания (как ты их называешь) ничто по сравнению с моими, если бы я запасся большим количеством книг, которые никто, кроме высоколобых, не купил бы. Что бы ты подумал о низменной публике, которая день за днем проходит мимо моего магазина и позволяет высокомерному обитателю умереть с голоду?

МИФФЛИН: – … Твоя болезнь, Джерри, в том, что ты считаешь себя простым торговцем. Я говорю тебе, что книготорговец – государственный служащий. Он должен получать пенсию от государства. Честь его профессии должна заставлять его делать все возможное, чтобы распространять хорошие вещи.

КУИНСИ: – Я думаю, ты забыл, как сильно мы, занимающиеся в основном новыми книгами, зависим от издателей. Мы должны запастись новым материалом, большая часть которого всегда ерунда. Почему это ерунда, одному богу известно, потому что большинство книг о бродягах не продаются.

МИФФЛИН: – Ах, это действительно загадка! Но я могу дать вам справедливую причину. Во-первых, потому, что не хватает хороших вещей, чтобы ходить по кругу. Во-вторых, из-за невежества издателей, многие из которых, честно говоря, не узнают хорошей книги, когда видят ее. Это вопрос чистой небрежности в выборе того, что они намерены опубликовать. Крупная фармацевтическая фабрика или производитель известного варенья тратит огромные суммы денег на химический анализ и анализ ингредиентов, которые должны входить в его лекарства, или на сбор и отбор фруктов, которые должны быть приготовлены в варенье. И все же они говорят мне, что самый важный отдел издательского бизнеса, который занимается сбором и отбором рукописей, является наименее продуманным и наименее оплачиваемым. Я знал читателя одного издательства: он был ребенком, недавно окончившим колледж, который не отличал книгу от булавки братства. Если на фабрике по производству варенья работает квалифицированный химик, почему издателю не стоит нанимать опытного анализатора книг? Есть некоторые из них. Посмотрите, например, на парня, который управляет книжным бизнесом Pacific Monthly! Он кое-что знает.

ЧЕПМЕН: – Я думаю, что, возможно, вы преувеличиваете ценность этих подготовленных экспертов. Однажды у нас на заводе был такой, и, насколько я мог понять, он никогда не думал, что мы делаем хороший бизнес, за исключением тех случаев, когда мы теряли деньги.

МИФФЛИН: – Насколько я смог заметить, зарабатывать деньги – самая легкая вещь в мире. Все, что вам нужно сделать, – это создать честный продукт, то, что нужно общественности. Затем вы должны дать им знать, что у вас есть это, и убедить их, что они нуждаются в этом. Они будут колотить в вашу входную дверь в своем нетерпении получить ее. Но если вы начнете раздавать им золотые кирпичи, если вы начнете продавать им книги, построенные как многоквартирный дом, весь мраморный фасад и весь кирпич сзади, вы перережете себе горло или, скорее, перережете свой собственный карман, что одно и то же.

МЕРЕДИТ: – Я думаю, Миффлин прав. Вы знаете, что это за место, где находится наш магазин: обычный магазин на Пятой авеню, весь стеклянный фасад и мраморные колонны, светящиеся в непрямом освещении, как береза в полнолуние. Мы продаем барахло на сотни долларов каждый день, потому что люди просят об этом, но я говорю вам, что мы делаем это с неохотой. В нашем магазине принято издеваться над покупателями книг и называть их дурачьем, но им действительно нужны хорошие книги, бедняги не знают, как их достать. Тем не менее, у Джерри есть определенная доля правды в его заслугах. Я получаю в десять раз больше удовольствия, продавая экземпляр книги Ньютона "Удобства коллекционирования книг", чем от продажи экземпляра … ну, Тарзана; но навязывать своим клиентам свои личные вкусы – плохое дело. Все, что вы можете сделать, это тактично намекнуть им, когда у вас будет возможность, на то, что имеет значение.

КУИНСИ: – Ты напоминаешь мне о том, что произошло на днях в нашем книжном отделе. Вошла девушка и сказала, что забыла название книги, которую хотела, но там было что-то о молодом человеке, которого воспитывали монахи. Я был в тупике. Я перебрал все: Монастырь, Очаг, Монастырские Колокола, Легенды о Монашеских Орденах и так далее, но ее лицо было пустым. Потом одна из продавщиц подслушала наш разговор и сразу догадалась о чем речь. Конечно, это был Тарзан.

МИФФЛИН: – Ты, бедный простак, у тебя был шанс познакомить ее с Маугли и бандар-логом.

КУИНСИ: – Правда, я об этом не подумал.

МИФФЛИН: – Я хотел бы узнать у вас, ребята, какие идеи насчет рекламы. На днях здесь был молодой парень из рекламного агентства, который пытался заставить меня поместить какую-нибудь рекламу в газетах. Вы обнаружили, что это окупается?

ФРУЛИНГ: – Он всегда платит кому-то. Вопрос только в том, платит ли он человеку, который платит за рекламу?

МЕРЕДИТ: – Что ты имеешь в виду?

ФРУЛИНГ: – Вы когда-нибудь задумывались над проблемой того, что я называю касательной рекламой? Под этим я подразумеваю рекламу, которая приносит пользу вашему конкуренту, а не вам? Например, на Шестой авеню есть прекрасный магазин деликатесов, но довольно дорогой. В ярко освещенном окне выставлены все мыслимые виды сладостей и приправ. Когда вы смотрите на это окно, у вас просто слюнки текут. Вы решаете что-нибудь съесть. Но доберетесь ли вы туда? Шансов немного! Вы идете немного дальше по улице и получаете лакомство в Автомате или в Хрустальном ресторане. Продавец деликатесов оплачивает накладные расходы за эту прекрасную выставку продуктов питания, а другой человек получает от этого выгоду. То же самое происходит и в моем бизнесе. Я нахожусь в фабричном районе, где люди не могут позволить себе иметь ничего, кроме лучших книг. (Мередит поддержит меня, сказав, что только богатые могут позволить себе бедных.) Они читают рекламу книг в газетах и журналах, рекламу магазина Мередит и других, а затем приходят ко мне, чтобы купить их. Я верю в рекламу, но я верю в то, что за нее платит кто-то другой.

МИФФЛИН: – Я думаю, что, возможно, я могу позволить себе продолжать кататься на рекламе Мередит. Я об этом не подумал. Но я думаю, что когда-нибудь помещу небольшое объявление в одной из газет, просто маленькую открытку с надписью:

“ПАРНАС ДОМА”

ХОРОШИЕ КНИГИ ПОКУПАЕМ И ПРОДАЕМ

В ЭТОМ МАГАЗИНЕ ВОДЯТСЯ ПРИВИДЕНИЯ

Будет забавно посмотреть, что я получу взамен.

КУИНСИ: – Книжный отдел универмага не имеет большого шанса насладиться этой касательной рекламой, как называет ее Фрулинг. Почему, когда наша акула по отделке интерьера выставляет в витрину несколько томов пиратского Киплинга, переплетенного в мятую клеенку, или экземпляр "Историй о стуке коленями", чтобы показать будуар Людовика XVIII, выставочное пространство заряжается против моего отдела! Прошлым летом он попросил меня "что-нибудь от этого парня с кольцом, я забыл его имя", чтобы нанести эффектную отделку на макет мебели для крыльца. Я подумал, что, возможно, он имеет в виду оперы Вагнера "Нибелунги", и начал их выкапывать. Потом я понял, что он имел в виду Ринга Ларднера.

ГЛЭДФИСТ: – Вот то-то и оно. Я все время говорю вам, что продажа книг – это невозможная работа для человека, который любит литературу. Когда книготорговец когда-либо вносил какой-либо реальный вклад в счастье мира?

МИФФЛИН: – Отец доктора Джонсона был книготорговцем.

ГЛЭДФИСТ: – Да, и не мог позволить себе платить за образование Сэма.

ФРУЛИНГ: – Есть еще один вид косвенной рекламы, который меня интересует. Возьмем, к примеру, картину Коула Филлипса для какой-нибудь марки шелковых чулок. Конечно, высокие огни картины искусно сфокусированы на чулках в высшей степени красивой леди; но в картине всегда есть что-то еще: автомобиль, или загородный дом, или кресло Морриса, или зонтик, – что делает ее столь же эффективной рекламой этих товаров, как и чулок. Время от времени Филлипс вставляет книгу в свои картины, и я ожидаю, что книжная торговля на Пятой авеню выиграет от этого. Книга, которая подходит для ума так же, как шелковый чулок для лодыжки, обязательно будет продаваться.

МИФФЛИН: – Вы все грубые материалисты. Я говорю вам, что книги – это хранилища человеческого духа, который является единственной вещью в этом мире, которая сохраняется. Что там говорил Шекспир…

Ни мрамор, ни позолоченные памятники

Принцев не переживут эту мощную рифму…

Клянусь костями Гогенцоллернов, он был прав! И подождите минутку! В "Кромвеле" Карлайла есть что-то, что мне вспоминается.

Он взволнованно выбежал из комнаты, и члены братства Кукурузных Початков улыбнулись друг другу. Гладфист почистил трубку и налил себе еще сидра.

– Он ушел к своему хобби, – усмехнулся он. – Мне нравится его дразнить.

– Кстати, о Кромвеле Карлайла, – сказал Фрулинг, – я не часто слышу, чтобы о такой книге просили. Но на днях один парень пришел за экземпляром, и, к моему огорчению, у меня его не было. Я очень горжусь тем, что держу такие вещи на складе. Поэтому я позвонил в "Брентано", чтобы узнать, могу ли я купить один экземпляр, и они сказали мне, что только что продали единственный экземпляр, который у них был. Кто-то, должно быть, подстегивал Томаса! Может быть, его цитируют в "Тарзане", или кто-то купил права на фильм.

Вошел Миффлин. Он выглядел довольно раздраженно.

– Вот странная вещь, – сказал он. – Я чертовски хорошо знаю, что экземпляр Кромвеля был на полке, потому что я видел его там прошлой ночью. Сейчас его там нет.

– Это ерунда, – сказал Куинси. – Вы знаете, как люди приходят в секонд-хенд, видят книгу, которая им нравится, но не хотят покупать ее прямо сейчас, и убирают ее с глаз долой или на какую-нибудь другую полку, где, как они думают, где никто другой ее не заметит, но они смогут найти ее, когда смогут себе это позволить. Вероятно, кто-то сделал это с вашим Кромвелем.

– Может быть, но я в этом сомневаюсь, – сказал Миффлин. – Миссис Миффлин говорит, что не продавала его сегодня вечером. Я разбудил ее, чтобы спросить. Она дремала за своим вязанием за столом. Наверное, она устала после поездки.

– Мне жаль, что я пропустил цитату из Карлайла, – сказал Бенсон. – В чем была суть?

– Кажется, я записал это в блокнот, – сказал Роджер, обшаривая полку. – Да, вот он. – Он прочел вслух:

"Труды человека, похороните их под какими угодно горами Гуано и непристойным совиным пометом, они не погибнут, не могут погибнуть. То что из Героизма, из Вечного Света было в Человеке и его Жизни, очень точно добавляется к Вечностям, и навсегда становится новой божественной частью Суммы Вещей.

– Итак, друзья мои, книготорговец – один из ключей к этой универсальной арифмометрической машине, потому что он помогает в перекрестном оплодотворении людей и книг. Его восторг от своего призвания не нужно стимулировать даже яркими черенками картины Коула Филлипса.

– Роджер, мой мальчик, – сказал Глэдфист, – твой невинный энтузиазм заставляет меня вспомнить любимую историю Тома Дейли об ирландском священнике, который упрекал свою паству за любовь к виски. “Виски, – сказал он, – это проклятие этой паствы. Виски крадет у человека мозги. Виски заставляет тебя стрелять в домовладельцев – и не попадать в них!” Тем не менее, мой дорогой Роджер, твой энтузиазм заставляет тебя стрелять в правду и никогда не приближаться к ней. Твоя тень ядовита!

– Итак, джентльмены, – сказал мистер Чепмен, – я знаю, что миссис Миффлин хочет, чтобы ее освободили от вахты. Я голосую за то, чтобы мы закрыли заседание пораньше. Ваша беседа всегда восхитительна, хотя я иногда немного сомневаюсь в выводах. Моя дочь собирается стать книготорговцем, и я с нетерпением буду ждать ее мнения о бизнесе.

Когда гости вышли из магазина, мистер Чепмен отвел Роджера в сторону.

– Все нормально насчет приезда Титании? – Спросил он.

– Абсолютно, – сказал Роджер. – Когда она хочет приехать?

– Завтра не слишком рано?

– Чем скорее, тем лучше. У нас наверху есть небольшая свободная комната, которую она может занять. У меня есть кое-какие собственные идеи о том, как обставить ее для нее. Присылайте ее завтра днем.

Прибывает Титания

Первая трубка после завтрака – ритуал, имеющий некоторое значение для опытных курильщиков, и Роджер, стоя у подножия лестницы, поднес пламя к трубке. Он выдохнул большой поток сильной синей вони, которая закружилась позади него, когда он бежал вверх по пролету, его разум нетерпеливо размышлял о подходящей задаче организовать маленькую свободную комнату для предстоящего сотрудника. Затем, поднявшись по ступенькам, он обнаружил, что его трубка уже погасла.