Проклятые огнем

– Да, отец?

Конберт Сьер оперся подбородком на сцепленные пальцы рук, несколько долгих минут мерил сына взглядом – даже затуманенная любовью голова Адельмара начала соображать, что что- то не так, – а потом вздохнул:

– Через два дня ты едешь в столицу.

Сперва юноша не понял:

– Простите, отец?

На этот раз молчание длилось еще дольше. Кажется, Конберт и сам с трудом подбирал слова.

– Через два дня ты отправишься в столицу. На ближайшие пять лет.

Небо обрушилось над головой Адельмара, завалив весь мир своими обломками.

– Зачем?!

– В гвардейцы.

Лорд- манорство, как и любой другой феод – не делим. Старшие сыновья наследуют землю и титул, средние отправляются в армию, а младшим грозит или ученая степень, или постриг. Если бы Адельмара готовили к монашеству, в духовную школу он был бы направлен еще лет в шесть. А в столицу, служить при дворе, должен был ехать через два дня Магрих – это известно всем! Так почему?! Что творится?!

И Селинт… Селинт ведь останется здесь! Он не увидит ее пять лет! Долгих пять лет не сможет посмотреть в ее глаза, коснуться ее руки, услышать ее смех… Пять лет без Селинт…

А если она за это время встретит кого- нибудь другого?! Решит, что крестьянка – не пара дворянину и найдет того, кто будет ей ровней?! Что тогда?!

– Но почему я?! Почему не Магрих? И почему именно сейчас?!

Скажи Адельмару еще сегодня утром, что он осмелится спорить с отцом, и юноша бы решил, что разговаривает с сумасшедшим. Но сейчас он уже не мог остановиться.

– Магрих сегодня днем упал с лошади и сломал ногу. Он не может ехать. А срок уже подходит.

– Магрих? Сломал?! Как его самочувствие?

Он же отличный наездник! Как это вообще могло произойти?!

– Магрих, – согласился отец. – С ним все в порядке, но ехать он не может, так что ты отправишься вместо него.

– Но…

– Через два дня ты едешь в Бюртен. Можешь идти. Ты свободен.

Выбраться из- под обломков рухнувшего мира Адельмару так и не удалось.

***

Затушив свечи в спальне молодого лорда гасильником, Бертвальд Шмидт осторожно отступил на несколько шагов назад, нащупал ладонью прохладное дерево двери и, толкнув ее, неслышно выскользнул в коридор. Горящий в отдалении факел на стене слегка чадил и давал мало света, но и этих проблесков пламени было достаточно для того, чтобы мажордом мог мягко, не стукнув, прикрыть дверь в опочивальню хозяина, и направиться по темному коридору, стараясь не шуметь.

Проходя мимо факела, мужчина поспешно опустил глаза – не хватало только заглядеться на огонь и тоже «поймать» саламандру. С двумя одержимыми не справится даже запертый на женской половине монах.

Хотелось спать. Хотелось спать настолько, что Бертвальду казалось – прикроет он глаза всего на несколько мгновений – а когда откроет, уже будет утро. Мужчина ускорил шаг. Не хватало только действительно заснуть на ходу.

Ничего, осталось совсем немного. Пройти по замку, проверить работу слуг, заглянуть в темницу – убедиться, что две обвиняемые мирно спят (испытание весами это, конечно, хорошо, но их еще надо привезти из Аурисса: там самые точные гири) и можно, наконец, вернуться к своей комнате, неподалеку от апартаментов лорд- манора. И рухнуть на кровать, надеясь, что дар не обманул и на этот раз – хозяин крепко проспит всю ночь. и помощь мажордома ему не понадобится, а значит, колокольчик, висящий в изголовье, этой ночью не зазвенит…

***

Десять лет назад

Кобылы метались по подожженной конюшне, высоко вскидывая копыта. Дышать становилось все труднее, дым выедал глаза, кашель разрывал горло и грудь…. И все понятнее становилось, что на этом все кончено: не спустится с небес посланник Единого, не разверзнется земля у ног, выпуская посланца Того, Кто Всегда Рядом, никто не поможет и не спасет… Еще мгновение, еще один удар сердца… В голове уже мутилось от дыма, дышать становилось все труднее, и пятнадцатилетний парнишка- конюх, сжавшийся в углу денника, уже не думал о том, что его может задеть удар копыта.

Где- то там, на улице еще шел бой, слышался звон мечей, крики, но вырваться туда, глотнуть свежего воздуха уже не было никакой возможности.

Снаружи слышались крики, звон мечей, одна из стен вдруг, всего на несколько ударов сердца, покрылась тонким слоем изморози. А дышать становилось все труднее… В голове уже все плыло…

И вдруг дверь, дверь, в которую минут пятнадцать назад безуспешно бился всем телом, пытаясь выбить ее и вырваться на свободу, эта самая дверь – рухнула! Кони рванулись вперед, на свежий воздух… А мальчишка понимал, что он уже не сможет, не успеет…

Кажется, криков на улице уже не было слышно…

Сползая на сено, молодой конюх вдруг смутно разглядел, как над ним кто- то склонился, в руке у неизвестного блеснул синим отсветом невесть откуда появившийся меч… Но за миг до того, как клинок нашел сердце, на плечо нападавшему вдруг легла хрупкая рука:

– Не надо, Винтар, я вижу, у него есть дар…

***

Утром Адельмар проснулся с гудящей головой – так часто бывало после настоев мажордома. Впрочем, лечили они хорошо, так что причин отказываться не было. Когда вопрос стоит – сможешь ли ты заснуть или всю ночь будешь ворочаться, уставившись взглядом в потолок… Молодой лорд предпочитал мучиться утром. Особенно, если вечер был настолько загруженным.

Впрочем, с утра начались новые проблемы. Отправленные за коровой кнехты не придумали ничего лучше, как притащить ее в замок к лорд- манору и привязать под окнами: хорошо хоть не додумались до спальни дотащить. Единственное, что порадовало, когда Адельмар, подскочив с утра на кровати от дикого мычания под окнами, выглянул во двор, а потом потребовал у Бертвальда объяснений, что же происходит, мажордом, пряча усмешку, заверил, что немедленно, сейчас же все устранит и сделает в лучшем виде. Пришлось поверить ему на слово.

К Селинт молодой лорд заходить не стал. Если что- то изменится – Бертвальд обязательно расскажет, а лишний раз пытаться что- то изменить, когда ты знаешь, что бессилен… Бессмысленно.

После легкого завтрака мужчина направился в кабинет. Сегодня надо было разобраться с документацией, просмотреть огромный отчет управляющего, решить вопросы по бюджету Ругеи на следующий год… Дел было невпроворот. А еще они помогали заглушить душевную боль.

Корову из двора так и не убрали. В распахнутое по случаю летней жары окно кабинета врывалось протяжное мычание. А запах свежего навоза перебивал даже ароматы приготовленных вчера мажордомом настоев.

– Бертвальд!

– Да, милорд? – мужчина всегда появлялся по первому же отклику. Казалось, он или из воздуха возникает, или просто стоит ждет, когда его позовут.

– Корова.

На обычно бесстрастном лице на миг мелькнуло удивление:

– Корова, милорд?

Нет, он точно решил сегодня поиздеваться.

– Под окном.

Голова, кроме того, что кружилась, еще и болеть начала. Создавалось впечатление, что кто- то принялся раз за разом загонять раскаленные иглы в виски, словно вчерашней муки было недостаточно.