Проклятые огнем

А огненный комок, застрявший в груди, и не думал пропадать.

И это было намного хуже.

***

Пять лет назад

Из- за окна веяло ночной прохладой, но особо это не спасало: в казарме, вдобавок к жаре стоял застарелый запах пота. Да к тому же и простыни на койках не менялись, наверное, последние года три – клопы просто озверели, и Мадельгер понять не мог, как остальные ландскнехты умудряются заснуть…

Честно говоря, мужчина понятия не имел, были ли среди его напарников добровольцы или все подписали договор так же, как и Оффенбах. Те ландскнехты, с которыми он пересекался во время службы, определенно носили ошейник. Но вглядываться в каждого – нет уж, увольте! А просто так выспрашивать у мужчины не было никакого настроения: он и раньше мало с кем дружил и общался, а уж теперь обстоятельства приема на службу и вовсе не располагали к открытости.

Не выдержав, мужчина встал с постели и, наспех одевшись, направился к выходу, стараясь ни обо что не споткнуться в темноте. Бледный свет луны едва проникал в комнату, и Мадельгер чудом добрался до двери, ни обо что не ударившись и никого не разбудив. Чуть слышный скрип, и ландскнехт выскользнул в коридор.

Тут дышалось чуть посвободнее, но темно было все так же: зажигать факелы или свечи было опасно – засмотришься на пляшущие языки пламени, и встреча с саламандрой тебе обеспечена, – а те несколько огненных магов, которые служили госпоже Аурунд, поговаривали, были настолько слабыми, что лишний раз лучше не пользоваться их способностями.

Выйдя на порог казармы, мужчина сел на ступеньки. С поста он сменился совсем недавно, спать хотелось безумно, но то, что ему уже вряд ли удастся в ближайшее время заснуть, разноглазый прекрасно понимал: клопы, жара… Хорошо если к полуночи удастся задремать.

На стене мелькали огни – то, что стража заглядится на пламя, можно было не опасаться, а потому там факелы горели. Да и сам двор был хорошо освещен магическими шарами – тут уже на свет не скупились. Самих огненных магов, как, впрочем, и ледяного колдуна, управлявшего ошейниками, Оффенбах никогда не видел. Слышал о них некоторые упоминания, но не более того.

Как ни странно, но даже в тех нескольких битвах, что довелось поучаствовать Мадельгеру на стороне ведьмы, он не сталкивался ни с кем из колдунов – видно их слишком берегли. А может, считалось, что схватки не особо опасные и компания ландскнехтов справится и без магической поддержки.

С того дня, как на шее разноглазого застегнулся ошейник из небесного металла, прошло уже более двух месяцев. Раза три он участвовал в подавлении мелких крестьянских бунтов. Еще раз нужно было отбить нападение фрисской армии. Из всех боев мужчина вышел без единого ранения. Хотя сейчас уже, в принципе, не знал, что бы он предпочел.

Тихие шаги, чуть слышный стук каблучков по камням, и легкий смех:

– Иди, Винтар, я тебя догоню.

Мадельгер бросил короткий взгляд и поспешно вскочил, увидев, что к нему медленно идет та, что называлась Селинт, ученицей и помощницей Аурунд Великой. На девушке было длинное, расшитое жемчугом платье с квадратным вырезом и короткими, по локоть рукавами.

– Доброй ночи, госпожа, – ему даже пришлось из вежливости слегка склонить голову.

За какие достоинства эта самая Селинт стала ученицей нынешней правительницы, ландскнехт понятия не имел, но подозревал, что просто так ничего не происходит.

Девушка медленно приблизилась к нему, ласково улыбнулась:

– Почему ты не спишь, ландскнехт?

– Не хочется, госпожа.

– Бывает, – улыбнулась она. Медленно коснулась ладонью его щеки, повела кончиками пальцев вниз… И, как удивленная птичка склонив голову набок, поменяла тему разговора: – Ошейник не жмет?

Это звучало издевкой. Скованный из небесного металла и зачарованный ледяной магией неизвестного колдуна, этот самый ошейник великолепно выполнял свою роль: однажды, всего на миг задумавшись о том, что ведьма, Аурунд находится на расстоянии клинка, Мадельгер уже через мгновение рухнул на землю, хватая ртом воздух. Ведьма, проходившая мимо, бросила на него короткий взгляд, чуть усмехнулась и пошла дальше.

– Вашими молитвами, госпожа, – мужчина приложил все усилия, чтобы голос звучал почтительно.

Селинт усмехнулась, все так же медленно повела ладонью по его плечу, опустила руку чуть ниже, мягко перехватила правое запястье…

– А что это у тебя на руке, ландскнехт?

– Простите, госпожа?

Девица осторожно подняла его руку и ткнула пальцем в синие линии на запястье:

– Что это? Я видела такое же у Винтара.

Кто такой этот Винтар, Мадельгер понятия не имел – возможно, такой же пленник. Но раздражения мужчина уже сдержать не смог:

– Может, пусть он вам и расскажет, госпожа?!

Селинт хмыкнула и опять резко поменяла тему разговора:

– Знаешь, чем талант отличается от дара?

Разноглазый окончательно потерял нить беседы:

– Простите? – он искренне пытался удержаться на грани вежливости.

– Дар. И талант. Магические, – ласково пояснила она, водя пальцем по его запястью. – И дар, и талант проявляются при рождении. Но дар – он однобок. Он и не волшебен по большей части, – палец дошел до крошечного старого шрама, оставшегося на ладони еще с детства, задолго до побега из храмового училища. – Человек, обладающий даром, не развивает его и развить не может по определению. Например, здесь есть травник. Казалось бы, травами может врачевать каждый. Но этот мальчишка способен, не зная о лечении ничего, точно сказать, какая трава от чего поможет именно этому человеку именно в этот момент. Какой- то дар есть и у тебя, иначе, госпожа Аурунд не оставила бы тебя в живых… – ноготок скользнул по шраму и двинулся в обратную сторону. – А есть таланты. Это магия в чистом виде. Талант развивается и изменяется. Маг воды может открыть со временем способность управлять льдом и паром. А я… когда- то давно я считала, что могу только врачевать, – руку защипало от резкой боли, но Мадельгер не проронил ни звука. – Встреча с госпожой Аурунд открыла мне глаза, – шрам, старый шрам оставленный после неловкого обращения с ножом, покрылся коркой струпа, потом края раны начали расходиться, показалась кровь. – Это мой дар, ландскнехт. А это ведь не единственная рана на твоем теле? Что будет, если они все сейчас раскроются?.. – девушка ласково прижала ранку пальцем, а когда убрала руку, там оставался лишь старый шрам. – Так что это у тебя на руке, ландскнехт?

Сердце колотилось где- то в горле.

– Это знак Единого, – с трудом выдавил мужчина.

– Это я знаю, – вновь улыбнулась она. – Зачем он тебе?

– Его ставят на границе с Дертонгом.

– Зачем? – в голосе появились требовательные нотки.

– При пересечении границы, – во рту пересохло и приходилось говорить коротко. – У нас саламандр изгоняют монахи. В Дертонге их нет. При пересечении границы тебе ставят этот знак. Если в теле есть саламандра, она им изгоняется. Если нет – просто никогда больше не сможет зайти в это тело.

– То есть ты можешь без страха смотреть на огонь?

– Вероятно, – неохотно выдавил он.

– И ты был в Дертонге.

– Я не помню. Я был тогда ребенком, госпожа.

– Понимаю, – вздохнула она. – Как, говоришь, тебя зовут, ландскнехт?

– Мадельгер, госпожа.

Девушка ласково коснулась губами его щеки:

– Я буду звать тебя Гери.

А затем нежно пригладив кончиками пальцев растрепанные волосы разноглазого, скрылась в тенях, царящих меж мерцанием магических огней. А ландскнехт так и остался стоять, глядя ей в след, и чувствуя, как медленно истаивает то поганое чувство паники, что залило душу от медоточивой речи Селинт. До конца оно так и не ушло – огненный комок, застрявший где- то под грудиной, и не думал рассеиваться.