Приключения Сони в картинной галерее

Вскоре он вообще перестал появляться на улице, отвечать на письма, принимать посетителей, реагировать на жизнь древни. Остались свидетельства, что одно время сердобольные соседи, немногочисленные и в основном преклонных лет, пытались справляться о его здоровье, приносили ему еду. Когда он грубо выставил за дверь очередного гостя, от художника окончательно отстали. Прошло пять лет, деревня опустела, художник в одиночестве, скорее всего, начал потихоньку сходить с ума.

И вот мы подошли к последней странице его жизни, самой загадочной, о развитии которой можем только предполагать. Однажды, когда Звездочеев, сидя в своём кресле, по обыкновению смотрел на портрет, ему что-то почудилось. Образы, порождённые воспалённым больным мозгом, испугали его так, что сердце художника остановилось.

– Ну, как вам такая история?

Притихшие слушатели, количество которых, как выяснилось, значительно прибавилось, потихоньку зашевелились, одобрительно загудели. Марья Ивановна вздохнула:

– Боже, несчастный человек.

Стоявшие рядом молодые женщины, с интересом выслушавшие историю, согласно закивали.

– А теперь, пожалуйте к портрету. Та самая Атлантида.

Экскурсовод торжественно указала на покрытую чёрной шалью картину, возле которой толпились ребята.

– Судя по сохранившимся документам, сегодня Атлантиде должно было исполниться двенадцать. Не стало её в пятилетнем возрасте. Выстраивайтесь в ряд, подходите к картине по одному, аккуратно приподнимайте шаль. Ребята недоумённо загалдели.

– А почему нельзя снять шаль и показать её всем сразу? – спросила за всех учительница.

– Потому, что так сказал директор, – непререкаемым тоном ответила экскурсовод.

Толпа быстро перетрансформировалась в длинную ленту. Соня опять оказалась в хвосте. «Ну, вот, как всегда», – выругалась она про себя.

Очередь двигалась довольно быстро.

«Ну?» – спрашивали очередного счастливчика, насмотревшегося на Атлантиду. – Какая она?

Каждый отвечал по-разному. Кто-то пребывал в восхищении: «Она прекрасна!», кто-то был разочарован: «Ничего особенного, девчонка, как девчонка». Наконец, дошла очередь до Сони. От чего-то волнуясь, она приподняла кружевную ткань. С портрета, весело улыбаясь, смотрела девочка лет пяти с большими глубокого изумрудно-серого цвета глазами. В густых золотистых кудряшках, разбросанных по плечам, свистел ветер. Бордовое платье с розовой лилией на груди, развевалось, словно флаг. Качели, на которых она сидела, взмыли высоко-высоко, так, что у Сони сердце замерло от ощущения полёта, свободы и страха за эту смелую малышку.

– Кстати, – услышала Соня голос Ирины Сергеевны, – среди искусствоведов, которым довелось столкнуться с этим портретом, сложилась легенда о том, что Атлантида может менять выражение лица. Конечно, это всего лишь сказка или оптический обман, явленный переменой в освещении.

В музейный зал заглянуло солнце, до того скрытое тучами, и снова укрылось за серой пеленой. Соне вдруг показалось, что золотые локоны на картине шевельнулись, а румяное беззаботное личико глянуло по-другому. Лишь на миг. Изумрудно серые глаза стали ярко зелёными, как у кошки, и очень серьёзно, оценивающе посмотрели прямо на Соню.

– Ой! – испуганно выдохнула Соня и непроизвольно прижала руку к груди, к тому месту, где под белой блузкой висел её волшебный оберег, подаренный в своё время Дедом Морозом.

– Что такое? – спросила экскурсовод. – Неужели и тебе почудилось?

– Не-не-нет. Я… Не знаю, – с трудом выдавила Соня, не в силах оторвать взгляд от картины, с которой теперь смотрело весёлое личико.

– Что же, вернёмся к другим картинам, – объявила Ирина Сергеевна.

И класс двинулся за ней.

Соня немного задержалась. Ещё раз отодвинула кружевной полог, внимательно взглянула на Атлантиду. Картина по-прежнему показывала выхваченный из жизни застывший фрагмент – развевающееся платье, золотые локоны, смеющееся лицо…

«Хм… Показалось», – успокоилась Соня и кинулась догонять одноклассников.

Из-под чёрной накидки сверкнули ей вслед холодным светом зелёные глаза.

Глава 3

И грянул выстрел

Экскурсия продолжалась.

4 «А» прошёл второй этаж, побывав во всех залах, и поднимался уже на третий, когда Соне всё-таки удалось протиснуться к Ирине Сергеевне. «Хоть в чём-то сегодня повезло», – девочка иронично улыбнулась.

Вот и третий этаж. В первом зале были уже не картины, а полки с куклами.

– Игрушки Атлантиды, – пояснила экскурсовод. – Андрей Андреевич подумал, что несправедливо будет, если куклы девочки, которая так много значила для талантливого художника, останутся пылиться в каком-нибудь чулане. Он вообще относится к портрету Атлантиды, как к живой девочке, в этом Андрей Андреевич сам не раз признавался. Это звучит несколько странно, однако на самом деле директору просто жаль погибшего ребёнка, он любит детей.

– Что поделать? Сбрендил, – услышала Соня за спиной и оглянулась.

Это был незнакомый мальчик – друг Ромы, которого тот притащил с собой.

– Почему сбрендил? – вступилась она в защиту директора. – Тебе же сказали, он детей любит, и ему жаль Атлантиду.

– Ой-вой-вой, – стал кривляться мальчик, – защитница нашлась. – Какой нормальный человек будет относиться к неодушевлённой вещи, как к живому существу? Рома, это у вас умственно отсталая, или как?

Рома прыснул в кулак, но вслух сказал:

– Владик, зачем ты так? Лучше не лезь, а то получишь в глаз.

– О кого? От неё? Я?

– Да. Ну, в крайнем случае, от её старших друзей.

– Друзей? – с сомнением изрёк Владик. – С чего ты взял?

– Да уж знаю. Сам получал, – неохотно пояснил Рома.

– В глаз?

– Не. По затылку. От рыжей фурии. А она, между прочим, лет на пять старше.

– Алиев, тише! – шикнула на него Марья Ивановна.

Кукольный зал кончился. В следующем зале кукол больше не было, но не было и картин. Зал был пуст. Вся левая его сторона, наверное, была окном, потому что стену целиком, от потолка до пола, закрывали плотно задвинутые шторы.

– А сейчас прошу отойти на середину зала, – попросила Ирина Сергеевна.

4 «А» с родителями, учительницей и присоседившимися к ребятам другими посетителями музея повиновались, недоумённо переглядываясь и вертя головами по сторонам.

– Сейчас вы увидите одну из самых больших картин в творчестве Звездочеева, – торжественно объявила тем временем экскурсовод. – Эта картина – лучшее творение Глеба Юрьевича. Наряду, разумеется, с «Атлантидой». Итак, внимание, перед вами…

Она взялась за свисавший с карниза шнурок

– … картина «Полуночный мир Мечты»!