– Вов, кто там был?
– Виктор Федорович приходил, совсем плох стал. Говорил, что в его доме воды невкусная, и попросил нашей.
– Из-за воды шел пешком с другого конца города?
– Видать так, Римме, говорит, не стал звонить, боится, что ругаться начнет.
– Да такая как Римма только ругаться и умеет! Довела человека до сумасшествия, а сама улыбается ходит, Аксюта верит, уши расставляет. Знаю я этих людей.
– Элл, не начинай. Сам устал… Такой человек был, лучший ветеринар в городе. А сейчас ходит… вода невкусная у меня говорит, черт бы побрал.
Потом бабушка заохала и они закрыли дверь. Дальше я совсем ничего не слышала, и потому не знаю, что сказать. Виктор Федорович хоть и был моим вторым дедушкой, но я видела его только два раза в жизни, а Бабари видела больше. Раз пятьдесят, наверное. И все это время она была хорошей.
Либо бабушка с дедушкой что-то не говорят мне, либо Бабари просто обиделась на второго дедушку за что-то. Вдруг он ей сделал больно, и поэтому она так? Они же любили друг друга когда-то, иначе бы не появился мой папа.
Или нет?
День, утонувший в чернильной краске.
Стоял октябрь, и с деревьев уже падали листья, прямо как четыре года назад, на 1 сентября. За это время не происходило вообще ничего интересного, и поэтому даже рассказать было нечего. Я привыкла к школе, и даже научилась себя хорошо вести там. Если не считать, конечно, случая, когда я вылила Штрыну клей на волосы, и они у нее все слиплись. Но тут она сама напросилась, нечего было смеяться при всех над моей поделкой с урока труда. Я и сама знала, что поделка, мягко говоря, получилась совсем некрасивой. Шишки покосились, и были похожи не на человечков, а на уродливые коричневые тучи, а листочки, которые должны были изображать траву, получились и вовсе как какие-то кривые зеленые кляксы. Словом, я и сама знала о том, что это явно был не шедевр, но к чему смеяться над ним?
Вот и мне было непонятно, поэтому она и получила. На самой деле, все остальные ребята были хорошие, а с некоторыми из них мы даже живем рядом, и потому каждый день ходим из школы вместе домой. Например, с Юлькой, Катангенсом, которую на самом деле зовут Катя, просто мы подумали, что называть ее так будет намного лучше, Савкой-якутом, Кириллом-клюшкой, которого все так называли потому, что он был очень высокий, прямо очень-очень, а еще молчал постоянно, куда бы мы ни шли.
В такие осенние дни мы с ними бегали после школы на заросший парковый пруд. Садились на деревянные спилы, которых там было разбросано целое множество, и играли в казаков-разбойников. Если честно, у меня не очень хорошо получалось прятаться, потому что каждый раз, когда я пряталась, я тут же начинала бояться, вдруг меня не смогут найти, и разойдутся по домам, а я буду стоять еще целый час, выжидая моменты своего раскрытия. Это будет очень обидно. Поэтому, спрятавшись, я начинаю проверять, ищут ли меня, и поэтому меня замечают и быстро находят, но это лучше, чем вообще не найтись. Хоть и не так интересно. Поэтому больше всего я люблю, кода мы садимся у берега и, выдергивая из середины тетрадки по листу, делаем кораблики, а потом запускаем их в пруд к сонным наевшимся уткам. А сейчас, осенью, можно даже листы не дергать. Мы берем опавшие кленовые и дубовые листья, вставляем сквозь них зубочистку, а сверху нее еще один листочек, только маленький, например березовый. Такие корабли получаются намного интереснее. Да и у меня они выходят получше чем та злополучная школьная поделка.
Поэтому сегодня, собираясь в школу, я, прихватила с собою побольше зубочисток, чтобы поделиться с ребятами, если вдруг у них не хватит. Планировался огромный корабельный заплыв.
– Куда все зубочистки делись? У тебя что, зубов как у крокодила? – кричит из кухни бабушка.
Похоже, она заметила нехватку зубочисток. Хоть и спустя неделю.
– Может это дедушка взял, почему я?
– Потому что у дедушки вставная челюсть вон в чашке плавает, и в зубочистках явно не нуждается.
– Тогда я брала.
– Зачем тебе?
– Мы кораблики делаем после школы. Они вроде мачты, понимаешь?
– Хорошо, пусть будет так.-кивает бабушка, – слава Богу уроков мало задают, жалеют все вас, а то бы не до гулянок тебе было.
Целую ее в щеку и выхожу во двор. Дедушка сидит между грядок на моих старых санках и пропалывает лук. Это он специально так придумал, чтобы не приходилось нагибаться, и спина не болела.
Машу ему рукой и иду за калитку, там у ларька на перекрестке уже ждет Юлька, чтобы мы вместе пошли в школу. Чб послушно идет со мною до забора, прыгает на почтовый ящик, потом на выступающую деревяшку в заборе, и затем ловко оказывается на заборе. Это наш ритуал прощания. Он доводит меня до края соседского забора, где уже начинается перекресток, подставляет свою усатую морду, чтобы я его погладила, а потом, когда я уже перехожу дорогу, разворачивается и идет обратно домой. Не было ни одного дня, чтобы он не проводил меня. Я уже перешла дорогу, и теперь смотрю, как петляет хвост Чб, крадущегося обратно между вишневых облетевших деревьев. Оборачиваюсь, и вижу, как машет рукой рыжая Юлька. У нее какое-то рассерженное лицо.
– Ты что так долго?
– Да, зубочистки не могла найти.
– Сегодня снова корабли?
– А что тебе не нравится?
– Мне все нравится, слушай, хорошо, наверное, что мы одни в школу ходим. Настю вон бабушка водит, только что мимо меня проходили. Она смотрит на нас и завидует, что мы потом гулять можем, а ее забирают и домой сразу ведут.
– Это да, – сказала я, а про себя подумала, вот было бы здорово, если бы меня папа в школу возил на машине и забирал. У него машина импортная, таких мало сейчас, тогда мне бы точно все ребята завидовали, да и уважать бы меня больше стали. Только такого не будет никогда.
– Какой у нас урок первый?
– А ты что? Не помнишь? Математика.
– Понятно, самый ужасный. Но у меня с собою еще кое-что есть.-подмигнула я.
Юлька выгнула шею и стала смотреть на мои руки, спрятанные в карманы.
– Да не здесь, в рюкзаке. Уговорила отца купить, давно, когда в Москве были.
– Показывай уже.
Я остановилась и сняв рюкзак, расстегнула маленькое отделение и, достав маленькую черную баночку, протянула ее Юльке.
– Ну и что в этом такого? Гуашь какая-то, – скептически заявила та, покрутив банку в руке.
– А ты открой.
– Там подвох?
– Сама узнаешь, открывай и все.
Юлька посмотрела на меня, а потом снова перевела взгляд на банку и подковырнула ногтем крышку.
– Что-то блестящее и черное, выглядит красиво, но все равно на краску похоже, -заключила она и покрутила банку под солнцем, чтобы лучше было видно блики.
– Потрогай теперь.
– Зачем?
– Потрогай и все! Не испачкаешься.
Юлька аккуратно дотронулась пальцем до содержимого банки, и тут же отдернула его.
– Где ты это взяла? Липкое, холодное и противное!
– Ой, ой, ой, ты сюда посмотри, – я выхватила у нее банку, и перевернув ее, вывалила эту массу себе на руку. Черное пятно как желе болталось у меня в ладони.
– Мерзко. Как это вообще называется?