Ложь №250496

– Хватит вам! Пап, что за подарок?

– Подарок вон какой!

Папа взял у Бабари большой пакет, загадочно посмотрел на меня, и засунул туда руку.

– Доставай же! -запищала я.

Он еще с минуту выжидающе смотрел на меня, а потом достал большой и красивый рюкзак, такой же как пакет по цвету, только во весь рюкзак был нарисован огромный Микки Маус с сердечком.

Я выпучила глаза, настолько сильно, насколько это только получалось.

– Микки Маус! Как я люблю! Как ты узнал?

– Хороший папа все знает, – сказал папа, и я услышала, как где-то вдалеке усмехнулся дедушка.

Рюкзак был и вправду просто потрясающим, спереди одно большое отделение, потайные маленькие карманы под ушами Микки Мауса, и внутри еще два дополнительных больших отсека, наверное, под книги и тетради.

– В командировке купил, смотри, береги его, такого больше ни у кого не будет.

– Конечно, буду беречь! Спасибо!

Я обняла папу и поцеловала его, а он подхватил меня на руки и крепко прижал к себе. Конечно, он делает это не так забавно, как дедушка, с которым я прямо парю под потолком, но главное, что от него пахнет папой, вкусными духами и немного сигаретами. Он так и не может бросить курить, хоть Бабари и ругается на него. А Бабари он боится больше всех, хоть уже взрослый.

– Ну все, ближе к выходным позвоню, решим, как с 1 сентября лучше сделать.

– А ты придешь?

– Конечно, как я могу такое пропустить.

Я перевожу взгляд на бабушку, а она подмигивает мне.

– Хорошо, я позвоню тебе!

Папа наклоняется, чтобы поцеловать меня, а потом машет рукой и скрывается в дверном проеме. Вслед за ним ко мне подходит Бабари, и тоже целует в щеку. Я жду, пока она отвернется, и вытираю щеку. Папины поцелуи мне нравятся, а ее нет. От них пахнет иначе.

Дедушка идет закрывать за папой калитку и передразнивает по пути его походку, бабушка это замечает и, цыкая, грозит ему пальцем.

Я сажусь на стол и снова беру в руки рюкзак. Пахнет папой так, будто он рядом.

На самом деле, я уже пробовала ходить в школу. Точнее, дедушка меня отвел туда раньше на целый год, чем положено.

Помню, как мы вошли в коридор, где было много детей. Они бегали по этажам, громко кричали и смеялись. Мы тогда зашли в кабинет, где сидела тетя с ярко-красными неестественными волосами, потом, дедушка мне сказал, что это директор, и перед ней себя нужно хорошо вести. Она спросила у меня имя, и сколько мне лет, деловито покачала головой, и попросила рассказать любое стихотворение, которое я знаю. Тогда я вспомнила «Парус» Лермонтова, это стихотворение мне всегда читала Бабари перед сном, если я оставалась у нее на ночь. Я выпрямила спину и громко начала рассказывать:

Белеет парус одинокий,

В тумане моря голубом,

Что ищет он в краю далеком,

Что кинул он в краю родном?

Директор сначала очень внимательно слушала меня, но потом в кабинет кто-то постучал, а затем дверь приоткрылась, и втиснулась очень худая тетка в черном платье с большим слоем красной помады на тонких-претонких губах. Она начала что-то спрашивать у директора, и я заметила, что та меня больше не слушает, она смотрела на эту тетку, похожую на скелета, и разговаривала только с ней. Конечно, мне стало обидно, ведь я ужасно старалась, поэтому в ту минуту я сделала то, что казалось мне единственно правильным. Я громко откашлялась и посмотрев на эту скелетину и сказала:

– Вы что, не видите, что мы разговариваем? Так же невежливо!

Директор аж подавилась в тот момент. Она тут же посмотрела на меня и водя пальцем в воздухе, будто желая погрозить мне, прерывисто произнесла.

– Ты почему так разговариваешь? Заметь, она тебя старше, а старших нужно уважать. Разве не так?

– Она же меня не уважает, хоть я и младше, -буркнула я и быстро перевела взгляд на дедушку. Готова поспорить, он был готов в тот момент провалиться под землю. А потом директор что-то сказала ему, и мы вышли из кабинета. Всю дорогу до дома дедушка молчал, а потом когда мы пришли домой, устроил мне ужасную взбучку.

Он кричал на меня, что таким людям приходится в жизни очень тяжело, а потом кричал на бабушку, еще дольше чем на меня. Говорил, что я вырасту такая же как моя мать, а потом ушел в комнату и хлопнул дверью так, что та чуть не оторвалась с петель. Бабушка села на стул и заплакала, а когда я посмотрела на нее, сказала, чтобы я шла спать. А я не могла уснуть. Дедушка сидел в своей комнате, и оттуда доносились звуки его любимого романса «Ничя ка мисячна». Он слушал его всегда, когда ему было больно. Я это знала, но не знала, что делать мне, потому что было очень обидно, что меня никто не поддержал. Разве я поступила неправильно? Разве они не должны наоборот гордиться мною, что я такая бесстрашная? Моя мама тоже была бесстрашная, разве поэтому плохо быть такой как она?

Через четыре дня мы снова пойдем в школу, и я боюсь, что все получится, как в тот раз, поэтому беру свой новый рюкзак и кладу его рядом с собою на подушку. Буду лежать с ним, пока папа не выветреется.

Сережа-невлюбляка

Наконец этот день наступил. Первое сентября. Пока еще не могу понять, страшно мне или нет. Бабушка сказала, что папа приедет с утра за нами, и мы все вместе поедем в школу. Линейка в восемь тридцать, а сейчас время- ровно восемь, поэтому я уже целых тридцать минут сижу на кухне и жду папу. Бабушка не разрешает идти во двор, говорит, что испачкаюсь там, придется переодеваться, и тогда мы точно опоздаем.

– Вот вечно твой отец опаздывает, сейчас бы давно уже ушли без него, – недовольно ворчит дедушка.

– А я не пойду без него, он обещал-кричу я.

– Вот опоздаешь в первый день, то-то неприятно будет, когда будешь ходить и место себе среди ребят выискивать, которые уже давным давно построились.

– Неприятно, когда все с мамами и папами придут, а я без папы, – отвечаю я и смотрю в потолок.

Дедушка замолкает, и за него вступается бабушка.

– Дед дело говорит, зачем его ты его расстраиваешь? Он переживает ведь за тебя, не видишь разве?

– Вижу, – под нос говорю я и прислушиваюсь к каждому звуку, чтобы не упустить момент появления машины.

– Иди на порожках постой, как раз увидишь, как подьедет, – снисходительно предлагает бабушка, видя, как я волнуюсь.

– А можно?

– Можно, только в грязь не лезь смотри, вчера после дождя все грядки размыло, тебя потом от грязи до следующего сентября не отмоешь, -грозит бабушка.

– А что, тогда уже будет третий раз в первый класс, сама говоришь, что Бог троицу любит.

– Быстро на улицу, -шикнула бабушка.

Я передразнила ее, пока она не видит, и вышла на порог. В виноградных листьях сидел Чб и высматривал пролетающих над гаражом воробьев. Дул ветер, и от него пахло пылью и осенью. Все яблони уже давно отцвели, и только старая антоновка, что росла за душем подставляла солнцу свои зеленые бока. В груде бревен, что лежат у сарая, уже сновали галки и вороны, выискивая упавшие яблоки, и громко каркали, обнаружив что-то съестное. Я решила немного нарушить запрет бабушки, и пойти в виноградник, чтобы погладить Чб перед школой, но даже не успела спустить ногу с последней ступеньки, как тут же услышала.

– И не вздумай! Проглядела? Отец приехал.

Ба перевела взгляд на калитку. И правда, папа приехал. Я махнула ему рукой, а он крикнул.