Лунара

Лунара
Ксения Леонидовна Пашкова

«Та песня, под которую мы танцевали, словно была создана для твоих плавных неспешных движений и для твоих воздушных, но сильных рук. Мы были так счастливы, пока я не решила все перечеркнуть…». В попытке понять себя и убедиться в подлинности собственных чувств, Лунара оказывается в небольшом книжном клубе, где встречает писателя со странным псевдонимом Флориан. Казалось бы, им нечем друг другу помочь: Лу ничего не смыслит в литературе, а он на дух не переносит таких, как она. Но когда девушке открывается жестокая правда о тех, кому она безоговорочно верила, Флориан оказывается единственным, кто способен ей помочь.

Ксения Пашкова

Лунара

1 глава

Мама рассказывала, что в ясную зимнюю ночь моего рождения светила полная луна молочно-белого цвета. Все присутствующие в тот день, как один, вторили, что именно она, такая величественная и, в то же время, совершенно волшебная, помогла мне появиться на свет. Родители поверили в столь явный небесный знак и назвали ребенка Лунарой. Папа как-то сказал, что растение-талисман моего имени – тысячелистник, но я понятия не имела, что это значит.

Не из-за имени, конечно, но с семьей общение не клеилось. Отношения должны строиться по подобию дома: кирпичик доверия смазывается раствором заботы, а к нему впритык кладется кирпичик уважения, смазанный раствором любви. В строительстве никто из нас не разбирается и, видимо, поэтому все рушится.

– Лу, ты спишь? – крикнула мама из коридора, где собиралась на работу.

Хотелось бы мне сказать, что никто и ни за что на свете не догадается, чем она занимается. Но, нет, у нее на лице написано: заведующая кафедрой уголовного права.

– После такого крика никто из живущих в этом доме теперь не спит, мам.

– Тогда пусть платят мне за работу будильником, – она зашла ко мне в комнату вся при параде: строгий брючный костюм, собранные в тугой высокий хвост на макушке волосы и идеальный нюдовый макияж, подчеркивающий ее темные глаза. – Вставай, отец подвезет тебя. Ему по пути.

А затем на прощание она поцеловала меня в щеку, чего не случалось уже несколько лет.

Завтракать у нас не принято. Еще в детстве я сильно удивилась, когда узнала, что в других семьях по утрам жарят яичницу, варят овсяную или манную кашу, делают бутерброды с сыром и колбасой. О том, что мы так не делаем, в разговорах лучше не упоминать, а не то назовут чудачкой.

Красить волосы в темный цвет я начала еще в пятнадцать. Моя подруга Ясмина при нашем знакомстве на первом курсе отметила, что они сочетаются с карими глазами, подчеркивают их, добавляют выразительности взгляду. До поступления в институт такие выражения лежали на скамейке запасных в моем словарном запасе, но затем появилась Ясмина. Наверное, странные имена помогли нам сблизиться, и мы стали приятельницами. Она окончательно и бесповоротно помешана на косметике, а я ее подопытная крольчиха.

В школе я одевалась довольно скромно, но после поступления в институт начала носить клетчатые короткие юбки и блузки разных цветов. Папа не одобрял мою повседневную одежду и при каждом удобном случае громко цокал, будто хотел пугнуть, как зверька. Он владел небольшим кафе в центре города и постоянно рассказывал, как важно оставаться строгим, не давать слабину подчиненным. Мне никогда не хотелось оказаться на их месте.

– Долго еще? – папа стоял у входной двери и крутил в руке ключи от машины – нашего старенького форда.

– Иду.

– Я слышал это пять минут назад, – в его голосе появилось раздражение.

– Мне нужно время, чтобы дойти.

– Лу! – к раздражению добавилось нетерпение, вот-вот рванет.

– А вот и я, – феерично вылетив из комнаты, я буквально на лету запрыгнула в балетки, стоящие у двери.

Если мы никуда не спешили, то спускались с шестого этажа по лестнице. С лифтом-убийцей лучше не встречаться, но сегодня как раз тот день, когда мы дали ему еще один шанс нас прикончить. Перед приземлением кабинку затрясло, отец в этот момент сосредоточенно смотрел в одну точку, а я не перестала дышать.

– Начинаю думать, что иногда лучше опоздать, чем прокатиться на нем хоть еще один раз, – сказал папа уже в машине.

Мы не разговаривали по дороге, а громкая музыка отлично скрывала гнетущее молчание. В прошлом году во время одной из таких поездок мы поругались и попали в небольшую аварию. Я сидела на заднем сидении, родители – спереди. Учебный год только начался, а у меня уже появилось стойкое ощущение самой большой ошибки в жизни. Как если бы я переехала на велосипеде кота и скрылась с места преступления. Мерзкое чувство распирало и изводило изнутри. Родители в тот день заехали за мной после занятий, все из себя радостные, словно вернулись в свои студенческие годы. Внутри меня уже сидел тикающий механизм, и в тот момент пришел его звездный час: я на всю машину закричала, как сильно они не правы, как многого не знают, раз решили, что эта профессия мне подходит. Последовал шквал обвинений: «Мы разве тебя не спрашивали?», «Мы никогда не решали за тебя!», «У тебя всегда было право на собственное мнение!», «Мы тебя ни к чему не принуждали!», «Это был твой выбор, а не наш!» – и все это правда. Я подала документы сразу в несколько институтов на разные факультеты и прошла по баллам в каждый из них, после чего у нас состоялся семейный ужин-обсуждение. Родители мягко намекнули, что мой нынешний институт недалеко от дома, и что у нас в городе полно научно-исследовательских центров, где всегда есть вакансии. Каждый высказал авторитетное мнение, но выбор оставался за мной. Наверное, здорово иметь возможность перекинуть всю ответственность за собственные ошибки на других, но родители в моих косяках не виноваты. Несмотря на это, мы все равно грызлись в тот день, как собаки за сочный стейк, из-за чего отец отвлекся, и автомобиль врезался в столб.

– Во сколько тебя ждать домой? – спросил отец перед моим уходом.

– Я всегда прихожу раньше вас, – пожав плечами, я вышла из машины, негромко хлопнув дверью.

Существовал целый список типичных родительских вопросов, задавая которые они, видимо, чувствовали себя лучше. Вроде как старались ничем не отличаться от остальных, таких же пап и мам, понятия не имеющих, что делать с собственными детьми.

Ясмина дожидалась меня у входа. Весь ее гардероб состоял из комбинезонов из разных материалов. Сегодня – джинсовый на бретелях, под ним – черная футболка с изображением неизвестной мне группы. У Яс от рождения светлые длинные волосы, которые она всегда заплетает в два тугих колоска.

– Про-о-ости! Мы опоздали? – обнявшись на бегу, мы залетели внутрь и помчались на второй этаж, где проходило первое занятие.

– До начала еще две минуты.

Яс всегда оставалась невозмутимой. Даже когда все выходило из-под контроля, она сохраняла спокойствие. Прошлая жизнь подруги явно прошла в теле удава.

Через десять минут мы, как самые прилежные студенты, сидели и записывали под диктовку лекцию по ботанике.

Интересный (или не очень) факт: совокупность тычинок одного цветка называют андроцеем, а совокупность плодолистиков одного цветка, образующих один или несколько пестиков, называют гинецеем.

Что ж, понятно, что ничего не понятно.

– Хочу потренироваться делать смоки-айс. Придешь ко мне вечером? – спросила шепотом Яс.

– Сегодня среда, – напомнила я ей.

– Ой, точно. Тогда завтра?

– Да, завтра мои бесстыжие глаза в твоем распоряжении.

Мы тихонько рассмеялись.

– Мне нужны лишь твои веки, глупая, – подруга взяла прядь моих волос и приложила их над верхней губой, изображая усы. – Только взгляните на эту симпатяжку.

Основная область нашей будущей профессиональной деятельности: исследование живой природы и ее закономерностей, использование биологических систем в хозяйственных целях. После выпуска мы сможем заниматься восстановлением биоресурсов и охраной природы в целом. Благороднее нас, наверное, только медработники. Но я все равно то и дело слышала от других, что в жизни они планируют заниматься совсем иным. Меня окружали студенты-биологи, но при тесном знакомстве выяснялось, что они увлечены чем-то еще: записью каверов на известные музыкальные хиты, съемкой влогов для YouTube-канала, ведением бизнеса и организацией деловых встреч. Ясмина, например, мечтала открыть салон красоты и уверенно шла к своей цели.

Все без конца спрашивали меня: «А чего хочешь ты?», «Какие планы на жизнь?», «Чем будешь заниматься в будущем?». Ответ казался очевидным, раз я училась на биолога? Или нет? Наверное, это и был кризис личностного самоопределения по Эриксону.

***

После занятий я отправилась на роллердром, где меня ждал Родя – мой партнер по танцам на роликах. Уже два года мы катались в качестве пары. Хобби переросло в нечто большее, за последний год нас часто отправляли на соревнования, где нам несколько раз удавалось обойти соперников и занять призовые места. Мы привезли тренеру два кубка, четыре медали, и шесть почетных грамот. И судя по тому, что он говорил – это лишь начало. Начало конца для моих бесконечно разбитых колен, видимо.

Три года назад я пришла с простым желанием покататься на роликах. Должна отдать себе должное – выходило у меня недурно. Обычное катание быстро надоело, и я начала разучивать разнообразные трюки, пытаясь попасть в такт играющей из динамиков музыке. Сама не заметила, как у меня родились настоящие танцевальные движения, а каждый мой выход на площадку становился полноценным выступлением. Однажды ко мне подошел мужчина и рассказал об открытии школы танцев на роликах, пригласил прийти и посмотреть. Кажется, я всю жизнь искала свое место и лишь поэтому так быстро согласилась. Внутри зародилась надежда, что это то самое «мое». В первый же день мне подобрали пару – Родиона. Мы напоминали брата и сестру: оба кареглазые, темноволосые и вечно спорящие о чем-то.

– Читала, что тренер написал в чате? – без всяких приветствий начал допрос Родя, как только я зашла в раздевалку.

– И тебе привет. Еще не читала.

– Ты меня поражаешь! Там такие грандиозные новости, а ты даже не в курсе.

– Ну, так расскажи, чего ждешь? – я достала из шкафчика черные ролики.

– Через три месяца будут важные соревнования в столице. Если мы попадем в пятерку призеров, то сможем поехать на международный турнир в следующем году! – его прямо-таки переполняли эмоции, он махал руками и казался воодушевленным известиями. – Скажи что-нибудь, Лу!