Раб Петров

Пока дядя распространялся, что именно ожидает вора в Разбойном приказе, Андрюс напряженно размышлял. Выходило, что никак это дело добром не решится. Андрюс видел дикий, жадный блеск в дядиных глазах, когда он говорил о мифическом богатстве, которое собирался заполучить. Не разубедить, не напугать его – как их соседа-мясника с супругой…

– Нет у меня нынче никаких камней, – ровным, безжизненным голосом заявил Андрюс, когда дядя остановился передохнуть. – И делиться с вами нечем.

– Ах так?! – вскипел Кристиан, но что-то заставило его остановиться. – Ты вот что… Ты подумай, не тороплю. Вот я за товаром поеду денька на три. Вернусь, а там как решишь: либо со мной по рукам ударишь, либо – в Приказ. И о сестрицах своих подумай: они-то тебе способствуют небось, тоже краденое прячут? Им каково будет, коли воровками выставят?

* * *

В какой-то миг Андрюс испугался, что больше не выдержит – и тогда слетит с ведьмина перстня изумрудный всполох, дядя завопит, завоет, покатится по полу… И останется недвижим, совсем как та волчица, которую Андрюс убил нечаянно. Только вот она заслуживала такой участи куда меньше, чем человек, стоящий перед ним.

Только мысль, что Кристиан – матушки родной брат, что когда-то его мать играла с ним, любила, а не только боялась, как сейчас – эта мысль помогла удержать себя в руках. Андрюс старался дышать спокойно; Тихон, чувствуя настроение хозяина, весь подобрался… Вот-вот вцепится в красную, самоуверенную физиономию Андрюсова родича.

Он с трудом разомкнул одеревеневшие губы и сильнее прижал к себе Тихона:

– Хорошо, дядя, коли приказываете – подумаю.

– То-то же, – бросил Кристиан и покинул комнату.

* * *

Тем же вечером Ядвига от ужина отказалась, с трудом добралась до постели. После того, как с помощью Иевы старшая сестра улеглась, Андрюс подошёл к ней. Он не собирался обрушивать на Ядвигу нынешние события, но вот убедить её не выходить на работу завтра надо было непременно.

– Ах, да я бы рада, братец, да нельзя, – вздохнула сестра. – Я и хозяйке-то моей должна… Помнишь, приносила я батюшке настойку от лекаря, что кровь чистит да память возвращает? Батюшка тогда почти до праздников Катарину-покойницу не звал, да и не спрашивал про неё…

– На лекарство отцу в долг брала? Ладно…

Андрюс тяжело вздохнул. Мало им забот! Он укутал сестру получше, чтобы не дрожала в ознобе, принёс ей и своё тонкое, вытертое одеяльце.

– А всё-таки работать тебе завтра нельзя идти! Я добуду денег – отдадим долг, не печалься!

– Опять со своим Никитой пойдёте игрушки тайком продавать? Ох, Андрюс, не нравится мне это…

Он мрачно усмехнулся. Уж как ему самому всё это не нравилось, знала бы сестра!

– Ничего, не тревожься…

Вошла тётка – жена Кристиана, женщина хотя и глуповатая, но добрая и жалостливая. Она принесла Ядвиге оставшуюся с ужина похлёбку и горячего молока с маслом от кашля. И Андрюс был рад, что дальнейший разговор с сестрой можно пока отложить.

* * *

После нескольких удачных дней, когда им с Никитой удавалось продать по нескольку игрушек зараз то зажиточным крестьянам, то ремесленникам, а то и богатым купцам – приятель совсем осмелел, точно с цепи сорвался.

– Слушай-ка, Андрюха, бросим уже эту канитель! – сверкая глазами, предложил Никита. – Сегодня возьму у тятьки из закромов, что покрасивей да получше, оприходуем – и деру!

– Я думал, ты до весны подождешь, а то и до осени, – встревожился Андрюс. – Когда там твой отец жениться думает?

– А, бес с ним, с отцом! – Никита махнул рукой. – Всё равно, я теперь сам по себе!

– Да погоди ты, чудак! Может, ещё и не будет ничего: а ну как отец твой с невестой повздорит, или вовсе жениться расхочет? Что же ты, даром в Москву-то побежишь? А мастерская?

Но Никита будто не слышал: он твердил, что пора это дело кончать, что он, несмотря на февральские морозы, готов ехать хоть завтра… Андрюса томило неясное предчувствие, однако не идти с Никитой было нельзя: Ядвига всё ещё хворала, отцу требовалось лекарство, а уже сегодня должен был воротиться домой дядя Кристиан и потребовать окончательного ответа… Сколько бы Андрюс ни пытался придумать выход, ничего не получалось. Не получив вожделенных сокровищ, обозлённый Кристиан донесёт на него в приказ, ещё и сестёр не пощадит. Оставалось одно: покинуть дедов дом, снова брать семью и ехать… но куда? Нигде в целом свете у них не было больше ни родных, ни близких.

Андрюс подумал вдруг поговорить с Никитой о дяде, спросить его совета; он начал уже рассказывать, да вовремя вспомнил про изумруды. И – замолчал. Не стоит втягивать Никиту в это дело, не к добру.

– Ну, и наплюй ты на дядьку-то своего; ну, выживает из дома, да и пусть его! – легкомысленно заявил Никита. – Вот айда со мной лучше!

– Я не могу в Москву, говорил же, – поморщился Андрюс.

– А если я тебя покуда не в Москву зову? – Никита хитро прищурился.

– Передумал? А куда же ты?

Но ответа Андрюс не дождался: мальчики как раз заметили возможных покупателей. В этот раз им попалась молодая супружеская пара, с виду хорошего достатка. Никита, как всегда, подскочил к покупателям и принялся заговаривать зубы, Андрюс уже привычно раскинул перед ними товар; молодуха с восторгом начала разглядывать всяческие украшения, изящные ложки, солонки… Но особенно ей полюбились бусы, выкрашенные в красный цвет, до того чистый – от рябиновых ягод не отличить! Её муж, одетый в немецкое платье – как видно, небедный торговец или ремесленник, – с улыбкой вынул кошель и начал его развязывать…

– А-а! Вот они! Попались, проклятые! Держи-и-и воров! – громкий вопль резанул по ушам, так что Андрюс даже присел.

Обернувшись, он увидел разъярённого, точно раненый медведь, огромного толстого человека – размахивая руками, он нёсся к ним. Это был тот самый купец, которому Андрюс продал давеча лаковую шкатулку, а Никита помог поднять упавший кошель.

Глава 9. Диво ледяное

Они неслись, точно два испуганных зайца, петляя по улочкам, стараясь сбить преследователей с толку… Позади грохотали шаги стражников, ярыг, торговцев – и просто ярмарочных зевак, которые обрадовались возможности развлечься охотой на воров.

Когда купец завопил: «Держите воров – кошель, проклятые, у меня увели!», Андрюс до того растерялся, что принялся было объяснять окружающим, что это ошибка, кошелька они не крали, а Никита лишь хотел… Но вокруг заорали, заулюлюкали – на них уже надвигалась толпа, возглавляемая незадачливым купцом. Андрюс с изумлением заметил занесённые кулаки, поднятые стеки, кнуты, палки – всё это предназначалось им с Никитой… «Бей вора!» – прокатилось по всему рынку.

Кто-то дёрнул Андрюса за локоть, больно, резко – но не это вывело его из оцепенения. Рядом мелькнул серый неприметный армяк – Андрюса буквально выдернули из толпы, швырнули куда-то в тесный, грязный проулок.

– Беги, чего смотришь, дурак! – коротко приказал серый человек и мотнул головой.

Он выхватил у Андрюса из рук товар, пнул его ногой, грубо и обидно, точно пса; собравшись с силами, Андрюс побежал. Никита уже нёсся впереди, только пятки сверкали – когда же Андрюс догнал его, приятель пытался на бегу что-то крикнуть – но Андрюс не понимал… Вдвоём они бежали и бежали; уже грохот сапог и вопли их противников звучали тише, однако Андрюс боялся останавливаться. Никита начал задыхаться, замедлять бег – не желая оставлять его, Андрюс всё-таки перешёл на шаг. На мгновение он остановился, прислушался – ничего! Но Андрюс предпочёл не стоять на месте.

* * *

– Погоди… Отдышимся… – прохрипел Никита.

Они пробирались вдоль глухой стены в каком-то тёмном переулке, выходившем на окраину городка… Никита согнулся, опираясь руками о колени, затем в изнеможении повалился прямо в снег.

– Я же тебе кричал: мол, бежим врассыпную, а ты?

– Да не расслышал я! Чего уж там, оторвались же. Послушай, купец этот белены, что ли, объелся? Кошель ты не брал, ему прямо в руки отдал, я сам видел. – Андрюс тревожно прислушивался – близко ли погоня.

Никита сидел на истоптанном грязном снегу, прислонившись к мощному тополю; рядом скакали галки: они подбирали остатки просыпанной ржи и овса и ссорились между собою.

– Ну, отдал, ну так что же?

Никита проговорил это глухо, отвернувшись в сторону.

– Как что?! Объяснить всё надо добрым людям! А если мы ещё раз его на базаре встретим – так и будем всю жизнь зайцами бегать?

Тут Никита истерично расхохотался: совсем как тем злополучным днём, когда они впервые повстречали пресловутого купца.