Улыбка Адикии

– Разве возвеличиваются не сами по себе? Обязательно за чей-то счет?

– За чужой счет проще, не особо нужно самому стараться.

– А счастье? Как же женщинам быть счастливыми?

Мама снова прижала Руслана к себе.

– Я счастлива счастьем детей. Думаю, и другие женщины так, других вариантов у нас нет, ты ведь уже знаешь, у нас женщине воздается честь и хвала только за материнство и заботу о других. Ничего другого нам отмерять не пожелали.

Руслан ушел чрезвычайно взволнованным. По выражению Кольки, Олькиного брата, у Руслана плавился мозг от всего того, что он услышал от мамы и над чем думал в последнее время. Его первые впечатления о подоплеке построения взаимоотношений между мужчиной и женщиной, между мужем и женой были не самыми приятными.

Он присматривался к отцу, сравнивал его с матерью. Теперь, когда он знал, какой она была, ему было жалко маму, почему-то казалось, что она в проигрыше. Отец, напротив, всегда выглядел довольным собой и своей жизнью. И они, дети, были счастливы. Из всех них только маму можно назвать обделенной, ограбленной. Получалось, они светились за ее счет. Руслан довольно долго переживал по этому поводу и чувствовал, что в долгу перед матерью. Он пытался придумать, как устранить несправедливость по отношению к ней. Ничего толкового в голову не приходило, потому что при любом варианте недовольным стал бы отец.

Однако скоро, как мама и говорила, переживания Руслана сошли на нет, потому что в октябре отец записал его на воскресные занятия в мечети и дополнительно сам начал интенсивно обучать Корану и Суннам и, спустя полгода, Руслан уже не помнил своего сочувствия матери. Она такая, какой должна быть. Его родители идеальны. Если мама несчастна, то виноваты дедушка с бабушкой, что воспитали свою дочь не в духе шариата. Девочек следует с рождения готовить к роли жены, они не должны ни знать, ни хотеть чего-либо другого. Не с чем сравнивать – нет горя. Это Руслан понял крепко и поэтому сильно переживал за Олькино воспитание, за перспективу их отношений, за ее неприятие тесных рамок, но в чувствах к ней был не властен над собой.

***

Русик взял сочник и принялся жевать. Сегодня у него было унылое настроение, отец сказал, что на все лето отправляет его к дядьке и прабабушке в деревню: «Ума наберешься, на земле поживешь, посмотришь, как крестьяне хлеб свой добывают. Да и поможешь им, а то все к ним только отдыхать ездят» Целых три месяца он не увидит своей любимой Ольки, своей неугомонной звездочки!

Олька тоже притихла, расслабилась, неспеша ела, улыбаясь ему. Такой, притихшей и смиренной, он любил ее больше всего, до боли в груди, до слез. В такие моменты он чувствовал в ней таящуюся женскую мягкость, мудрость, покладистость. В таком настроении она никогда не говорила дерзостей, не спорила, не тараторила без умолку и не хохотала. Она заглядывала ему в глаза, слушала, вникая и не перебивая. Руслан чувствовал себя значительным и главным для нее. Наконец-то все ее внимание и мысли сосредотачивались на нем! В такие моменты ему хотелось говорить ей что-нибудь невозможно умное и важное, с чем она должна была согласиться и признать его превосходство. Но что сказать, он не знал. Его отец в кругу семьи обязательно говорил что-нибудь назидательное и поучительное из Корана или высказываний Пророка, мудрецов. Например, сейчас можно было бы сказать Ольке, что он очень доволен ее поведением. Его сестры были бы счастливы услышать такие слова, потому что делать мужчине приятное высшее благо для женщины. Вот только поймет ли это Олька? Он сомневался, а насмешек или тысячу вопросов слышать не хотел.

– Я уеду на все лето, – тихо сказала Олька.

– Я тоже.

– Наверное, мы вырастем и не узнаем друг друга.

– Я тебя узнаю в любом виде.

– В деревне нет интернета и зона покрытия отсутствует, представляешь? Звонить можно только с почты.

– Я тоже буду вне связи. Когда ты возвращаешься?

– К школе. У тебя уже остается последний класс. Быстро время бежит.

– Снова я пропущу твой День рождения!

– Да, и снова я его отпраздную в кругу семьи. Да даже если бы я тут была, все равно в августе никого еще нет. Да и тебя угораздило родиться на майские праздники! Мы всегда уезжаем.

– Давай после школы всегда праздновать вместе!

– Давай!

– Я серьезно.

– Я тоже.

Они снова притихли, взяли еще по сочнику. Олька задумчиво ела, смотрела на крошки, собирала их пальцем и отправляла в рот.

Она поглядывала на Руслана как полагается смотреть влюбленной барышне – стыдливо, любуясь им. В последнее время она ловила себя на том, что ее тянет прикоснуться к нему, к его лицу, плечам, груди. Ей хотелось ощущать его и от этого было неловко. На Восьмое Марта в школе в актовом зале устроили дискотеку, Олька впервые танцевала с Русланом, именно в эти моменты к ней пришли новые чувства. Его горячая кожа под тонкой рубашкой, приятный и какой-то очень юношеский запах из-за расстегнутого воротника, напряжение мышц при каждом движении и дрожь, часто пробегавшая по его телу, пробудили в ней новые чувства. С того вечера Олька часто испытывала томление в себе и в такие моменты смущалась Руслана.

Сейчас она тоже почувствовала подступающую слабость и прятала нарастающее смятение за опущенным взглядом, лишь иногда посматривая на него. Его от природы смуглая кожа к маю уже успевала сильно загореть, отчего белки глаз и зубы казались невероятно белыми и нарядными. Нос с небольшой горбинкой, крупный рот, покатый лоб, красивые скулы и – самое главное! – мощная шея под невероятно нежной тонкой кожей. Его шея волновала ее больше всего, хотелось уткнуться в нее носом. С четырех лет Руслан занимался борьбой, был невысоким, широким в кости, мускулистым, обманчиво неповоротливым. В свои семнадцать лет в белой рубашке с расстегнутым воротником и подвернутыми рукавами, отутюженных брюках, с густыми смоляными волосами, достающими до плеч, и темной тенью над верхней губой он выглядел умопомрачительно. Олька, идя с ним по улице, уже несколько раз замечала, что на Руслана обращают внимание и даже оборачиваются вслед взрослые женщины. Если они заходили в магазин и там были женщины, они замолкали, смотрели на Руслана, некоторые смущались и даже розовели, как будто перед ними был не юноша, а взрослый. Олька удивлялась, ведь назвать Руслана красавцем было нельзя – у него же короткие кривые ноги! Он брал чем-то особенным, отчего все замолкали и сглатывали внезапный спазм в горле.

После Восьмого Марта для Ольки тоже все в нем стало прекрасно, даже кривые ноги. Она считала, что он создан для нее. Когда он молчал, не поучал и не одергивал ее, у нее было чувство, что есть такая сторона человеческих отношений, в которой они задуманы природой составить единое целое. В остальном же, общаясь с ним, она уставала от противоречий в их характерах и надеялась, что, повзрослев, он изменится, хотя бы ради нее, и тогда они никогда не будут доводить друг друга до белого каления. Однако Руслан, взрослея, все больше давил на нее, делал множество замечаний и недовольно хмурился. Он хотел, чтобы она перестала быть собой и стала другой. Какой именно Олька не знала, только чувствовала, что вряд ли сможет быть такой, как ему нужно. В такие моменты возникало понимание, что Руслан другой, чужеродный ей и никогда не изменится. И она никогда не изменится.

Олька посмотрела на Русика, как неторопливо он ел, исполненный прямо-таки царского достоинства. Улыбнулась тому, что всегда у него был такой вид, словно он оказывает одолжение, соглашаясь на угощение, и почувствовала, как жар любви разливается в ее груди к этому сдержанному, воспитанному юноше, не терпящему дерзости, мата, курева и алкоголя.

– Ты непростой, да, Мануров Руслан?

– Отец у меня непростой, – секунду помедлив, ответил Русик.

Олька чуть кивнула, она видела его отца в школе, он был похож на царей библейских времен, какими их рисовали в иллюстрациях, и догадывалась, как много подразумевают слова его сына.

– А ты сын своего непростого отца.

Руслан повел плечом, мол, куда же деваться?

***

Мануровы являлись одной из самых уважаемых и влиятельных семей в татарском сообществе городка. Их высокий авторитет и влияние заработал отец Руслана, Раиль Ринатович.

Татар в городке проживало столько же, сколько и русских. Во время советского безбожия и унификации те и другие в большинстве своем по образу жизни не слишком отличались друг от друга, запросто отмечая Пасху и уразу да облачаясь в одни и те же фасоны. Однако после распада СССР, с началом периода национального самосознания и самоопределения, люди стали ревностнее относиться к своим традициям и вере. Многие начали избегать смешанных браков и блюсти устои внутри семей, но в остальном придерживались светских правил. Позже появилась новая когорта татар, к которой относились и Мануровы – приверженцы ислама на арабский манер. По крайней мере, их так называли, обвиняя в том, что они отказываются от татарской культуры в пользу арабской. Камнем преткновения у спорщиков была женская одежда: носить татаркам хиджабы или нет, ведь традиционно не носили, а сейчас вдруг вздумали.

У Мануровых носили, потому что глава семьи, Раиль Ринатович, считал это обязательным, а ослушаться его или полагать как-то иначе никому не приходило в голову – самый вид этого мужчины, исполненного какого-то необыкновенного одухотворенного достоинства, с невозмутимым и строгим взглядом судьи, вынуждал людей сомневаться в себе и принимать мнение Манурова-старшего за истину. Его присутствие обычно отбивало у детей всякое желание проказничать, а взрослым придавало виноватое или угодливое выражение лица и такое же настроение.

Раиль Ринатович казался человеком-глыбой, однозначно и неоспоримо ведающим, что такое хорошо и что такое плохо. Никто и не предполагал, что в свое время, прежде чем стал таким, каким его все знали, он преодолел топь сомнений и пугающего разочарования. Кроме того, до определенного момента Раиль Ринатович был совсем другим человеком, тихим и безучастным ко всему. Изменилось все в один миг, который он определял возвышенно и поэтично: когда сердце его озарилось праведным светом.

Раиль с малолетства отличался от сверстников, был молчаливым, впечатлительным и жадным до знаний ребенком. Он никогда не шалил, не лазал по деревьям, не ломал конечностей и не набивал шишек, его интересовали только книги, сначала с картинками, потом самые разные. Он читал запоем и переживал прочитанное до глубины души, до бессонницы. Красота мира и тайны мироздания волновали его не отвлеченно, а лично, он чувствовал, что является частью всего и все вокруг немножко в нем.

Раиль прекрасно учился в школе, великолепно рисовал. Всегда спокойный, чуть отрешенный он был любим учителями и не замечал одноклассников. Он не был популярен, потому что существовал в своем мире и редко спускался на землю, но его и не дразнили по той же причине, вряд ли бы он заметил насмешку. Зато на него надеялись: учителя – что получат гарантированно блестящий ответ, ученики – что у Раиля всегда можно было взять тетрадь и списать, даже без спроса, он на этот счет не заморачивался.

Сам Раиль обычно пребывал то на дне морском вместе с капитаном Немо, то зависал на краю черной дыры, никак не решаясь распасться на элементарные частицы и затянуться в нее, то сидел перед мольбертом, до слез расстраиваясь, что рука не может воспроизвести того, что видит его внутренний взор. Его ум искал, неустанно искал что-то такое, чего хотелось его беспокойному сердцу, но всякое его новое увлечение заканчивалось одинаково: не то! Неясная внутренняя потребность тянула его куда-то, куда – он не мог понять.

Раиль блестяще окончил университет, потом аспирантуру и остался в науке, занявшись преподавательской деятельностью. Любой другой бы на его месте жил да радовался, но Раиль Ринатович год от года испытывал все больший душевный дискомфорт и неопределенную тоску. Сердце его ныло, внутренняя тягота не давала покоя, взгляд его совсем обернулся внутрь, открывая ему собственное одиночество и неприкаянность. Родители, безмерно обожавшие своего единственного сына, стали поговаривать о необходимости жениться. Раиль слушал их и понимал, что никакая девушка не заполнит пустоту в его душе, ему нужно что-то другое. И в один прекрасный день, случайно оказавшись на молитве в отстроенной мечети, он испытал потрясающее ликование, почти экстаз, он был неимоверно счастлив и наконец-то понял, что душа его ищет Бога. Впервые в тот день глаза его осветились радостью и сердце зажглось нетерпением.

***

Нечаянно обретенная вера, вдруг осознанная принадлежность своей души Богу наполнила Раиля восторгом и высшей любовью. С энтузиазмом новообращенного он ликовал и светился, ему не терпелось продемонстрировать Создателю, какой преданный и одаренный сын есть у Него. Вся накопленная и нерастраченная горячность его натуры требовала совершить немыслимые подвиги души, чтобы быть достойным ответной любви Бога. Ему хотелось узнать все, что можно узнать о Всевышнем и восхищаться, и любоваться Его красотой и совершенством. В Его красоте и совершенстве Раиль не сомневался, он был уверен, что вера откроет перед ним удивительные знания, которые вознесут его выше черных дыр и глубже морского дна. Он чувствовал, что в вере заключено все, что нужно человеку, нужно ему.

Раиль приобрел Коран и все книги по исламу, какие были в продаже, и с трепетом приступил к чтению. Тут-то он и попал в топь сомнений и разочарования, порожденных несоответствием представлений с ожиданиями и действительности.

Он оказался не готов к новому мировосприятию. Приступая к самостоятельному изучению Корана Раиль находился во власти знаний светских наук и представлений европейской культуры, что существенно влияло на понимание священных текстов и ввергало его в когнитивный диссонанс[1 - Когнити?вный диссона?нс (от лат. cognitiо «познание» и dissonantia «несозвучность», «нестройность», «отсутствие гармонии») – состояние психического дискомфорта индивида, вызванное столкновением в его сознании конфликтующих представлений: идей, верований, ценностей или эмоциональных реакций.]. Далеко не сразу он понял, что ислам является самостоятельным мировоззрением со своей системой ценностей, в корне отличающейся от европейской, и, чтобы принять его, потребуется изменить привычное мышление. Мир ислама – мир покорности; не инициативы, не своеволия, не выставления своего я, а покорности слову Всевышнего, и это надо понимать и принимать буквально, каждый день, каждую минуту всяким действием демонстрируя ее. Мусульманин тот, кто покорился и живет так, как предписано.

В начале же своего пути Раиль наивно жаждал душевного слияния с Всевышним, искал призыва Аллаха возлюбить Его так же, как Он любит нас, и был неприятно удивлен, что ни о какой взаимной любви и причастности души человека к Его сущности речи не идет. Раиль никак не мог принять утверждения, что человек всего лишь недостойный раб, задача которого исполнять предписанное Аллахом, чтобы Он был доволен. Почему недостойный? Разве он, Раиль, недостойный? Даже если так, зачем было создавать людей недостойными? Да и само желание быть довольным от покорности казалось слишком мелким, тщеславным и суетным, совсем не божественным. «Я ведь создал… людей только для того, чтобы они Мне поклонялись» – Раиль не верил своим глазам. Его охватывала внутренняя дрожь: не может такого быть! Этого недостаточно! Он смутно чувствовал, что ему не хватает понимания правильно толковать эти тексты, догадывался, что не стоит воспринимать слова буквально, старался угадать, что же подразумевается за этими величественными строками. Он торопливо читал дальше, желая больше узнать о взаимоотношениях Всевышнего и человека.

Он узнал, что если Аллах будет доволен, то человеку обещается рай, в котором все из золота и драгоценных камней, даруется изысканная и обильная еда и не пьянящее вино и наслаждения в виде чернооких гурий, после каждого соития вновь становящихся девственницами. Еды много, вина много, сплошь девственницы – рай. Все, предел достигнут. Что запрещается здесь, на земле, будет там, на небе. Мелко и слишком привязано к телу. Душа где? Ведь у Раиля всегда ныла именно душа, а не тело.

Взволнованный Раиль ходил туда-сюда по своей комнате и спрашивал себя: «А если я не стремлюсь к еде, вину и гуриям? Если я хочу приобщиться Богу, совершенством своей души приблизиться к Нему, Совершенному?»