Темная материя

***

Однако скоро сердце Ирины стало болеть не из-за ветрености сестры, допустившей тайную свадьбу, и не из-за возможности ее отъезда в Америку. Стало очевидно, что Саша не просто любит Малышку, а ослеплен ею, она же заскучала.

Юлечка первые несколько месяцев семейной жизни посвятила рьяной игре в молодую хозяйку идеального формата. Квартира сверкала чистотой и благоухала кулинарными изысками. Сама молодая порхала по паркету в изящных шлепанцах на каблучках, по утрам за ее летящей фигуркой струились шифоновые волны пеньюаров. Супруг ее обожал и смотрел с нескрываемым восхищением. Пьяный счастьем обладания он опрокидывал ее на себя и говорил, говорил ей слова любви. Она хохотала и вырывалась. Затем ей это стало скучно. Одно и то же каждый день! Один и тот же человек, заботы, разговоры, слова. Никакого движения. Скучно! Малышка приуныла и поглядывала на мужа волком. Саша терялся. Он не мог понять, что сделал не так, спрашивал супругу, она бурчала:

– Просто скучно. Надоело все.

– А чего ты ждала?

– Не знаю. Просто, чтобы не было скучно.

– Ну хорошо, как должно быть, чтобы тебе было нескучно?

– Не знаю.

– Вроде с такой радостью все делала…

– Вот и хватит. Просто… чего еще я здесь не видела?

Саша был сбит с толку. Такого он не ожидал.

Молодая семья не прожила и года, как Юлечка подала на развод. Саша, Ирина и Михаил были сражены.

Малышка явилась к сестре с бойцовским видом и с порога заявила:

– Ничего не говори! Я знаю, что Саша хороший и все такое, но это не мое. Мне с ним невообразимо скучно. Другого найду! Настоящего! Давайте пирожные есть, я принесла «Павлову» и «Мильфей»! И вообще, один раз замуж выходят только ленивые!

Так тема брака Малышки была закрыта. Ирине осталось сочувствовать Саше и способствовать развитию его карьеры, это был ее способ загладить перед ним вину, которую она почему-то чувствовала. На Сашу в тот период невозможно было смотреть без сострадания: практически деморализованный, осунувшийся, побледневший, похудевший, потухший, сжавшийся. Ира, глядя на него, не раз срывалась на слезы и в обеденный перерыв подсовывала бывшему зятю вкусности, гладила по поникшим плечам.

– Я ничего не понимаю, – говорил он ей, – в чем я виноват? Что, что я делал не так?

– Все так, Сашенька, все так ты делал, просто не судьба, понимаешь?

– Но ведь в один день, понимаете? В один день все изменилось, как будто ее подменили, как будто… – он провел перед лицом ладонью – сменили экспозицию в витрине. Как это объяснить? Что я сделал не так?

Саша не понимал, страдал, ужасался Юлечкиным насмешкам.

– Дорогой, ты такой чудесный парень, – утешала его экс-свояченица, – не страдай!

– Ира, я уже не понимаю, – поднимал он глаза, полные вселенской скорби, – а была ли любовь? У меня такое чувство, будто надо мной надругались. Использовали и выбросили.

А Юлечка ничего, лучилась энтузиазмом встретить настоящее чувство, и ни разу не проявила добра к экс-супругу. Кто-то из коллег попытался ее попрекнуть жестокостью, но Малышка скоро уверила всех, что ее желание расторгнуть брак возникло не на ровном месте:

– Вы ничего не знаете! – твердила она, и, ничего не объясняя по сути, каким-то чудом перетянула сочувствие на себя. – Я работать не могу! – восклицала Малышка. – Мне статью сдавать, а у меня конь не валялся!

Действительно, так ожидаемой научной статьи от Юлечки не последовало, и вскоре все уверились, что ей теперь не до науки, и от нее пока ничего не ждали, жалели. Незаметно для всех Саша стал виноватым в чем-то таком, что заставило Юлечку подать на развод. Вдобавок руководство получило на него анонимку, мол, он присваивает себе чужие идеи и разработки. Сашу затаскали по кабинетам, ничего не доказали, но нервы ему сильно потрепали и окончательно испортили отношение коллег, всех, кроме Ирины. Ирина отказывалась верить в непорядочность бывшего зятя и называла его на редкость чистым человеком.

Тем не менее, незаметно все, включая Иру, стали восхищаться Юлечкиной решительностью и умением отсечь ненужное и идти по жизни дальше.

– Правильно сделала, – говорило старшее поколение, – это нас воспитывали так, что терпеть надо. А зачем? Когда ничто не мешает искать свое счастье?

– У нас женщина обязательно должна быть мазохисткой! Не по сердцу человек – обруби! Молодец, Юляша, ни на кого не оглядывается, сама решает, что ей нужно!

Лишь иногда, наедине с собой, Ирина вдруг как бы опамятовалась и понимала, что в душе очень смущена ощущением, будто вся затея с браком изначально была для Малышки не более, чем спортивной забавой. Однако девочка так прямо смотрела в глаза и так мило ласкалась, прося смотреть вперед, а не назад, и совсем не смущалась вопросов о Саше, и не проявляла ни капли стыда, что подозревать ее в нечестности казалось кощунством. Она всегда была искренней, всегда.

Саша первое время искал встреч с Малышкой, надеялся, что она погорячилась, поступила опрометчиво, одумается и вернется. Он не мог поверить, что ее любовь к нему, от ураганной силы которой его штормило, ее настойчивость, с которой впору было осаждать Трою и с которой она добивалась его внимания и отваживала всех симпатизирующих ему девушек, исчезли враз и окончательно. Он считал, что так не бывает. Но Малышка даже не старалась быть с ним деликатной, фыркала в лицо, требовала не позориться и не унижаться, а принять разрыв мужественно. Она-де ошиблась. Так случается. Ничего страшного. Саша крепил сердце, тайно надеялся, но скандал с обвинением доконал его, и он уехал в Америку.

После развода у Юлечки была целая галерея принцев, искренне представляемых в качестве настоящих, но непременно переходящих в ранг невообразимо скучных и безжалостно отставленных.

***

В двадцать восемь Малышка влюбилась. Да так, что все поняли: это тот самый мужчина, настоящий, потому что рядом с ним она имела не привычный победительный вид, а восторженно-ошарашенно-подобострастный.

Кириллу было тридцать восемь лет, он являлся кузеном Гарика, самого закадычного друга Антиповых, с которым строился Новый Свет, и давним деловым партнером Михаила. У Кирилла не было дома в Новом Свете. В свое время, получив предложение о покупке земли, он лишь замахал руками: «Да что вы! Где я и где дом?» В те годы он, в отличие от кузена, был во власти той молодой силы, которая не позволяла ему оставаться на одном месте. Ощущение безграничности своих возможностей, желание объять необъятное заносило его в самые рисковые проекты и требовало быть свободным, как ветер. Смелая предприимчивость открывала перед ним заманчивые перспективы, и он с удовольствием срывался пожить в Бангкоке, Сингапуре, Вене или Праге, обрастая связями, знакомствами, приятелями. Довольно скоро Кирилл стал обеспечен, затем богат и к тридцати годам, наладив дело, решил, что заслужил отдых. Круизы на яхтах, роскошные отели, клубы в разных уголках мира, женщины всех рас и национальностей – это ли не счастье? Оказалось, для него нет, просто потому, что он видел цену всему. В период развлечений у него сложился постоянный круг общения из прожигателей жизни, его записали в тусовщики и гедонисты, обожали за щедрость и снисходительность, к нему норовили прилепиться халявщики и распутники, но от безрассудств и беспутства Кирилла удерживало присущее ему и крепнувшее с годами нравственное чувство и почти физическая потребность душевной красоты. Он знал, что у его забав есть срок, потому что сам установил его в два года, и прекрасно сознавал, что за люди сейчас его окружают. Намеченный срок безбашенного веселья Кирилл не выдержал, спустя год осел в Италии и вернул себе душевный покой лицезрением шедевров Ватикана, Флоренции, Венеции и всего остального. Однако многие решили, что он продолжает отжигать, просто сменил компанию.

В тридцать с небольшим Кирилл вернулся в любимый город, в Москву. Объяснил просто: домой тянет. С собой привез лишь несколько чемоданов книг, ни одной художественной, все о личностном росте и психологии в разных аспектах. На вопрос Гарика, что с удалью молодецкой, искренне кивнул:

– Наелся! – И лукаво сыронизировал: – Почему все помнят только последние два года? Это был всего лишь мой отпуск, сразу за несколько лет.

– Посмотрим!

К этому времени Гарик, как и Михаил, женившийся в институте, уже растил детей и взращивал сад. Некоторое время Кирилл с удовольствием гостил у него, занимался племянниками, затем заявил, что будет окапываться и уехал в город. Какой-то период его еще встречали среди старых друзей-тусовщиков, однако, все чувствовали, что в нем произошел перелом. Кирилл что-то обдумывал, его мысль частенько была обращена внутрь него самого, на лице блуждала неопределенная полуулыбка. На самой пафосной вечеринке он смотрел на окружающих со снисхождением, скучал, его слишком терпимая физиономия портила настроение другим, и он все реже тусовался. «Кажется, точно перебесился, – сказал тогда Гарик. – Посмотрим, к чему это приведет»

Кирилл купил огромный лофт и с удовольствием погрузился в его обустройство. За год он изучил все выставочные пространства Москвы, перезнакомился с массой художников и скульпторов, украсил свое жилище неплохой подборкой произведений современного искусства. Во вкусе ему отказать было сложно. Затем он заказал библиотеку во все стены своего домашнего кабинета и занялся собирательством книг. Его страстью были старые книги, выпущенные ничтожным тиражом, в поисках чего-то особенного он долгие часы просиживал в лавках букинистов, скупал все интересное. Всерьез подумывал, не поохотиться ли за инкунабулой

, но пока ограничивался поздними изданиями с красочными гравюрами. Гравюры его завораживали. Так Кирилла чаще можно было застать дома за книгой, чем где-либо еще. Женщины от такой перемены фыркали – она их обижала, и о нем стало ходить немало нелицеприятных слухов.

Лишь родственники находили этот разворот на сто восемьдесят градусов в его интересах естественным, закономерным и правильным. Нагулялся парень! Ждали, что Кирилл обзаведется семьей. Однако радостной новости все не приходило. Женщины рядом с ним появлялись с завидной легкостью и так же легко исчезали по неясным причинам. Близкие разделились на два лагеря. Одни ставили на нем клеймо устоявшегося холостяка и полагали неспособным к семейной жизни, другие, к ним относились Гарик с Михаилом, что Кирилл готов остановиться, но ему непросто найти подходящую женщину, мешает опыт. Между собой оба и сами не раз признавали, что, не женись они по молодости лет, большой вопрос, нашли бы себе столь прекрасных женщин, как их нынешние жены. Своих жен они считали штучными людьми, а таких разбирают еще со школьной скамьи. Оба друга полагали любвеобильность Кирилла этапом в его жизни, но никак не частью натуры. «Дань молодости, – говорили они. – Избыток силы»

По возвращению Кирилла в Москву Михаил много общался с ним по делам бизнеса и за несколько лет хорошо изучил его характер и принципы. Они не были близкими друзьями, потому что близкий круг общения у них оставался разным, но узнали друг друга благодаря работе. Что ни говори, а свободное предпринимательство, особенно в нашей стране, едва ли не лучший способ понять, что собой представляет человек.

Встреча Кирилла с Малышкой произошла в ресторане на Дне рождения Гарика.

Она увидела его в дверях банкетного зала – он только вошел – и обомлела, забыв проглотить блин с икрой.

Высокий, вальяжный, эффектный альфа-самец неспешно осматривал зал с легкой праздничной усмешкой на лице. Малышке показалось, что он светится. Его свет транслировал в пространство непоколебимую уверенность в собственном превосходстве, ум, жизненный опыт и… непокоренность. Да, женщины сразу считывали с него, что он не покорен ни одной из их сестер, Малышка не осталась исключением. Из-за явной этой независимости некоторым Кирилл казался сексистом, но Михаил говорил, что это не так.

Когда-то Кирилл перенес воспаление лицевого нерва, и правый уголок его рта чуть повело вверх. Из-за этого создавалось впечатление, что он, глядя на вас и на весь мир в целом, цинично ухмыляется. А в сочетании с проницательным взглядом эта ухмылка производила демонический эффект. Юлечка как увидела его, так и пропала. Сначала она дура-дурой таращилась на него как дворняга на говяжью вырезку, затем села рядом с ним и сидела, не шелохнувшись и не глядя на него. Потом ее, как она говорила, понесло навстречу судьбе.

Малышку чуть не разорвало от выброса той сокрушительной, обаятельной энергии, которой она всех покоряла и заряжала. Зарядила и покорила и Кирилла. Он оказался в плену силы ее эмоций и жара молодости. Ее накал, порывистость, разгоревшийся румянец и блеск глаз подействовали на него так же, как и на всех без исключения – гипнотически. Малышку же накрыла уверенность, что она встретила самого-самого мужчину на свете, и он должен принадлежать только ей. Он заслуживает ее, он – настоящий! Она блистала остроумием, заливалась серебристым смехом, пленяла утонченным кокетством, безыскусность которого достигается годами тренировок. К концу вечера Юлечка не сомневалась, что Кирилл любит ее. Просто потому, что она его любит.

На тему любви они ступили довольно быстро.

– Не все умеют любить, даже если влюбляются, я и сам про себя не знаю, умею ли. С годами все меньше понимаю, что такое любить.

– Я умею любить! – клятвенно заверила Малышка, лихо тряхнув черной копной. – Я все сделаю для любимого! Все!

Кирилл тонко улыбнулся. Сколько раз он слышал это? Десятки. Он обладал тем редким обаянием, которое вызывало у одних женщин желание подчиниться, у других – подчинить его самого. И немало их капитулировало перед ним. Не раз он увлекался и вступал в серьезные отношения, но все заканчивалось для него разочарованием. К сорока годам этот успешный бизнесмен, закончивший школу с золотой медалью, институт с красным дипломом, благотворитель, меценат и испытанный донжуан понял, что ничего не знает о любви и понятия не имеет, что такого можно получать от женщины, чтобы желать жить с ней ежедневно всю жизнь.