Я приду за тобой
Ксения Винтер
Западная башня – воплощение ужаса. Одинокая громадина, увитая плющом и хмелем, возвышающаяся над руинами королевского замка. «Сосредоточие зла и тьмы», – так говорят о ней при дворе. «Дом монстра», – называют её горожане. «Будешь плохо себя вести, из самого верхнего окна Западной башни вылезет мертвец и утащит тебя в своё логово», – пугают детвору крестьянки. И только два человека во всём королевстве знают правду.
Ксения Винтер
Я приду за тобой
Западная башня – воплощение ужаса. Одинокая громадина, увитая плющом и хмелем, возвышающаяся над руинами королевского замка. «Сосредоточие зла и тьмы», – так говорят о ней при дворе. «Дом монстра», – называют её горожане. «Будешь плохо себя вести – из самого верхнего окна Западной башни вылезет мертвец и утащит тебя в своё логово», – пугают детвору крестьянки. И только два человека во всём королевстве знают правду.
Принц Ванфрейм не хотел жениться. Он любил охоту и военные походы, верховую езду и сражения на мечах. Красивых женщин тоже любил, но лишь как развлечение на одну ночь. Что совершенно не устраивало его отца. Его Величество Элдор Третий был уже немолод и страстно желал понянчиться с внуками. Мнение сына короля совершенно не волновало.
Смотрины невест прошли быстро. Ванфрейму было глубоко безразлично, кто из представительниц знатных домов станет его супругой, поэтому он оставил выбор за отцом. Элдор же, взвесив все «за» и «против», пришёл к выводу, что Кальмия – восемнадцатилетняя дочь Второго министра, – станет идеальной супругой для его сына. Темноволосая, с ярко-синими глазами, похожими на драгоценные камни, тонкая и изящная, покладистая, с неизменной мягкой улыбкой на губах – она была прекрасна. Лучшей кандидатуры в будущие королевы найти было невозможно.
Пышную свадьбу сыграли через три месяца. А ещё спустя год Кальмия родила сына. Вскоре после этого король Элдор скончался, и Ванфрейм решил, что его отцу в фамильном склепе будет слишком одиноко.
– Мне очень жаль, моя дорогая, – с притворным сожалением проговорил Ванфрейм, когда двое стражников бесцеремонно схватили новоиспечённую королеву под руки, в то время как третий насильно вырвал у неё из рук свёрток с младенцем. – Не пойми превратно: ты отличная девушка, хорошая мать и достойная жена. Но я не готов к супружеской жизни.
– И что же вы собираетесь делать, Ваше Величество? – Кальмия не вырывалась и не сопротивлялась, её пронзительные синие глаза спокойно взирали в бесстрастное лицо мужа. – Заточите меня в темнице? Или сошлёте в монастырь?
– Ну, что вы, Ваше Величество, – на лице Ванфрейма расцвела зловещая улыбка. – Я не настолько глуп, чтобы оставить вам возможность сговориться со своим папенькой и устроить переворот. Нет, моя дорогая. Этой ночью вы умрёте.
Ни единый мускул не дрогнул на девичьем лице.
– Каждому приговорённому к смерти полагается последнее желание, – тихим, но твёрдым голосом напомнила Кальмия. – Ваше Величество не откажет мне в этом праве?
– Не откажу, – милостиво разрешил Ванфрейм. – Чего вы хотите, миледи?
– Я могу попросить Ваше Величество проявить великодушие и отдать Элейну мою брошь? – Кальмия коснулась изящного серебряного украшения на своей груди, представлявшего собой бутон розы, лепестки которой были усыпаны мелкими бриллиантами, а в центре сиял крупный рубин. – Чтобы хотя бы она была рядом с ним, раз уж я не смогу.
– Хорошо, – согласился Ванфрейм и властно протянул ладонь. – Я выполню твою просьбу. Более того, в комнате нашего сына будет висеть твой портрет – Элейн будет знать, что его мать была достойной женщиной.
– И что же с ней стало? – горько усмехнувшись, спросила Кальмия, отстёгивая брошь от платья.
– Её сгубила болезнь, с которой придворные лекари не смогли совладать.
– Как прискорбно, – Кальмия на мгновение сжала брошь в своей ладони, болезненно скривившись, а затем, глубоко вздохнув, аккуратно вложила её в протянутую руку мужа. – Могу я узнать способ казни, который выбрал для меня мой супруг?
– Сегодня праздник Кровавой луны, – заметил Ванфрейм, убирая брошь в карман сюртука. – Твоё сердце будет принесено в дар Адонару.
Кальмия судорожно сглотнула и нервно закусила губу.
– Ваше Величество весьма великодушен, – дрогнувшим голосом проговорила она. – Для меня честь стать жертвой Великому Чёрному Дракону, Пожирателю миров.
Ритуал, согласно древней традиции, проводился на крыше Западной башни. Жрец, облачённый в свободные алые одежды с вышитым на груди драконом, в специальной жаровне зажёг огонь, в который в определённой последовательности закидывал сушёные травы, от которых в небо поднимался столб белого дыма, наполненный удушающим терпким запахом. Рядом с жаровней был установлен крепкий дубовый стол, столешница которого была полностью покрыта руническими символами.
– Все посторонние должны уйти, – хрипло проговорил Жрец, бросив неодобрительный взгляд в сторону закованных в броню стражников, конвоировавших королеву. – Великий Чёрный Дракон является только Видящим. Если же простой человек взглянет на него хоть одним глазом, его разум не выдержит, и он сойдёт с ума.
– У нас приказ, – сухо сообщил один из воинов. – Мы должны проконтролировать, что воля Его Величества будет исполнена, и Её Величество выполнит свой долг.
– Разве моё мёртвое тело с зияющей раной в груди не будет достаточным доказательством? – мрачно спросила Кальмия, зябко поёжившись от вида огромного ритуального ножа, лежавшего на краю стола.
– Выйдите на лестницу и закройте за собой дверь, – распорядился Жрец тоном, не терпящим возражений. – Вы же не думаете, что Её Величество внезапно отрастит крылья и улетит?
Стражники обменялись быстрыми взглядами.
– Хорошо, – наконец, проговорил один из них. – Мы будем ждать вас прямо за дверью.
Жрец лишь махнул ему рукой, после чего отвернулся к жаровне и принялся громко проговаривать слова заклинания на незнакомом языке.
– Ваше Величество крепки в своём желании? – спросил Жрец спустя пару минут. – Пути назад уже не будет.
– Как будто у меня есть выбор, – губы Кальмии искривились в скорбной гримасе. – Ванфрейм не оставил мне иного пути, кроме как отдаться на волю Адонара.
– Адонар – жестокий бог, – напомнил Жрец. – Он щедро награждает своих слуг. Но он же истязает их страшно, подвергая жутким пыткам. И никто не знает, что может вызвать гнев или милость Великого Чёрного Дракона – он непостоянен, как сама стихия.
– Что ж, значит, мне предстоит выяснить это на личном опыте, – Кальмия нервно улыбнулась, а затем, поёжившись, спросила: – Мне необходимо раздеться?
– Да, – просто ответил Жрец. – Я должен нанести символы.
Вздохнув, Кальмия принялась развязывать шнуровку на своём платье. Затем раздался шорох ткани, и платье упало вниз. Внутренне ёжась от неловкости, девушка переступила через тёмно-зелёную ткань и, усилием воли распрямив плечи, вплотную приблизилась к Жрецу.
– Будет больно, – предупредил тот, затем в одну руку взял нож, а второй обхватил предплечье девушки, чтобы та не дёргалась, после чего начал аккуратными, выверенными движениями вырезать на её коже замысловатые символы.
Кальмия сдавленно застонала сквозь крепко стиснутые зубы, едва только лезвие рассекло кожу на плече. Девушка старалась абстрагироваться от боли, воскрешая в памяти самые счастливые моменты своей жизни: безоблачное детство в отцовском доме; пышная, весёлая свадьба, во время которой она ещё верила, что может быть счастлива со своим супругом; известие о беременности; кроха Элейн, ворочающийся в колыбели и старательно пытающийся запихнуть в рот свой кулачок.
– Готово, Ваше Величество, – объявил Жрец спустя довольно продолжительное время, когда всё тело девушки, за исключением лица, стало покрыто кровавыми рунами. – Теперь вы должны сказать: «Я отрекаюсь от прошлого, семьи и имени, отдаю себя во власть Великого Чёрного Дракона, клянусь служить ему верой и правдой, принимать всё, что он даст мне, будь то награда или наказание, и никогда не допускать даже мысли об иной судьбе».
По спине Кальмии пробежали мурашки. Всё её естество сопротивлялось подобным словам. Что значит, отказаться от семьи? Это невозможно! Она может отречься от себя, забыть своё имя и верой и правдой служить Чёрному Дракону. Но забыть сына? Отвернуться от отца? Никогда!
– Я отрекаюсь от имени и прошлого и отдаю себя во власть Великого Чёрного Дракона, – старательно игнорируя боль, проговорила девушка, осознанно меняя текст клятвы. – Клянусь служить ему верой и правдой, принимать всё, что он даст мне, будь то награда или наказание, и никогда не допускать даже мысли об иной судьбе. Клянусь хранить в своём сердце память о своей семье и защищать её, пока дух мой не уйдёт в царство Вечности.
В светлых глазах Жреца вспыхнуло раздражение.
– Упрямство погубит вас, Ваше Величество, – заявил он с неудовольствием. – Впрочем, воля ваша. Свидетельствую! – и бросил в жаровню какой-то порошок, от которого пламя резко взметнулось вверх, приобретя зловещий фиолетовый оттенок.
Воспользовавшись тем, что Кальмия отвлеклась на вспышку пламени, Жрец схватил ритуальный нож и резко вонзил его в горло девушки. Та издала странный булькающий звук и хаотично взмахнула руками. Жрец же резко выдернул клинок, и из раны толчками начала вытекать ярко-алая кровь. Кальмия инстинктивно попыталась зажать рану руками, однако никакого смысла в этом уже не было. Не прошло и пары секунд, как тонкие девичьи пальцы разжались, и руки безвольно повисли вдоль тела – Жрец в последнюю секунду подхватил королеву, не позволив ей упасть.
– А теперь самая важная часть ритуала, – пробормотал он, аккуратно укладывая тело на стол. – Жертва.
Закатав рукава по локоть, Жрец размахнулся и с силой вонзил нож в грудь девушки возле места схождения рёбер – во все стороны полетели брызги крови, но мужчину это совершенно не смутило. Сделав широкий надрез, он запустил руку в рану и принялся нащупывать сердце. Когда искомое было обнаружено, Жрец осторожно вырезал орган из тела и поднял на вытянутой руке вверх, к затянутому тяжёлыми свинцовыми тучами небу.
– О, Великий Чёрный Дракон, Пожиратель миров, прими нашу жертву, – торжественно проговорил он, слегка скривившись от ощущения скатывающихся по предплечью тонких струек крови, – и ниспошли нам свою милость и мудрость, – после чего бросил сердце в огонь и принялся нарезать круги вокруг жаровни, нараспев читая заклинания.
На рассвете Жрец покинул Западную башню. А стража незаметно от обитателей замка унесла в фамильный склеп в подземельях тщательно замотанное в чёрный бархат тело.
* * *
Ордроф не мог уснуть. Точно раненный зверь, он метался по замку, всклокоченным видом и безумным взглядом пугая слуг и рыцарей.