Матерь Тьма

Столь же характерно для такого шпиона-шизофреника испытывать ко мне истинно дружеские чувства и в то же время прикидывать, как можно использовать эту дружбу в интересах России.

Глава 12

Странные вещи в моем почтовом ящике…

Первое время я лгал Крафту, скрывая, кто я на самом деле и чем занимался. Но наша дружба так быстро росла и крепла, что вскоре я открылся ему.

– Какая несправедливость! – воскликнул он. – Мне стыдно, что я американец. Почему правительство не вмешается и не скажет: «Послушайте, вы! Человек, которого вы унижаете, герой!» – Крафт был возмущен, и, насколько я его знал, возмущен искренне.

– Никто меня не унижает, – возразил я. – Никто даже не знает, жив ли я.

Крафту не терпелось прочитать мои пьесы. Узнав, что у меня нет ни одного экземпляра, он заставил меня пересказывать каждую пьесу сцену за сценой – играть их для него. Заявил, что пьесы великолепны. Возможно, его слова были искренними. Не знаю. Мне пьесы представлялись несколько хаотичными, но не исключено, что они ему действительно понравились.

Мне кажется, он просто влюблен в само искусство, а не в то, что вышло из-под моего пера.

– Искусство, искусство, искусство, – сказал Крафт мне однажды вечером. – Почему мне потребовалось столько времени, чтобы понять его значение? В молодости я относился к искусству с презрительным высокомерием. А теперь, когда о нем думаю, хочется упасть на колени и плакать.

Была поздняя осень. Вернулся сезон устриц, и мы поедали их дюжинами. Я был знаком с Крафтом примерно год.

– Говард, будущие цивилизации – лучшие, чем наша, – станут оценивать людей по способности к искусствам. Нас с тобой, если какой-нибудь археолог обнаружит чудом сохранившиеся на городской свалке наши работы, будут судить по качеству наших произведений. Ничто другое не будет иметь значения.

– Неужели? – недоверчиво пробурчал я.

– Тебе надо снова сочинять. Маргаритки цветут, как положено маргариткам, розы – как положено розам, ты же должны раскрыться как писатель, а я – как художник. В остальном мы не интересны.

– Мертвецы хорошо не пишут, – отозвался я.

– Ты не мертвец! – возмутился Крафт. – Ты полон идей. Часами можешь говорить.

– Пустые слова.

– Нет, не пустые! Все, что тебе нужно для этого, – женщина. И ты будешь сочинять еще лучше.

– Что нужно? – переспросил я.

– Женщина, – ответил Крафт.

– Откуда у тебя такие мысли? – поинтересовался я. – Устрицами объелся? Может, ты начнешь, а я – потом?

– Нет, я слишком стар, мне это не принесет пользы, а вот тебе – поможет.

В который раз, пытаясь отделить истину от фальши, я прихожу к выводу, что Крафт действительно так думал. Он хотел, чтобы я снова стал писать, и верил, что для этого необходима женщина.

– Я даже готов пойти на унижение и попытаться снова быть мужчиной, если ты тоже найдешь женщину.

– У меня есть женщина, – промолвил я.

– У тебя была женщина, – поправил Крафт. – Это большая разница.

– Я не хочу об этом говорить.

– А я все равно буду!

– Что ж, говори, – усмехнулся я, поднимаясь из-за стола. – Изображай свата, сколько хочешь. А я пойду вниз, посмотрю, что хорошего принес сегодня почтальон.

Разговор раздражал меня, и я двинулся вниз не только для того, чтобы заглянуть в почтовый ящик. Просто хотел успокоиться. Я не жаждал увидеть почту – часто по нескольку дней я не заглядывал в почтовый ящик. Что мне приносили? Чеки на дивиденды, извещения о собраниях акционеров, разная чепуха, адресованная «владельцу почтового ящика», рекламы книг и аппаратов, якобы полезных в области образования.