Намек. Архивный шифр

Алексей Кондратьевич будто хотел, чтобы помощник сам нашёл причину своей ошибки. И у Николая начала формироваться смутная догадка, он почувствовал, что вот-вот ухватит мысль.

– Ты не учёл, что подвал сухой! – поторопился Алексей Кондратьевич с ответом. – На редкость сухой.

Точно! Ни намёка на плесень, воздух – сухой и чистый, пыли и то не много.

– Цокольный этаж ведь каменный, заметил? Жилые помещения – кирпич. А тут в основе – хорошо пригнанный камень; цементный раствор великолепного качества.

У Николая не было возможности заметить всего этого под слоями штукатурки. Только профессиональный строитель знал, где поскоблить и расковырять, чтобы вскрыть основу.

– Строили с таким старанием и тщанием! – произнёс Алексей Кондратьевич восхищённо и мечтательно. – Хорошо, что ты заметил эти гвоздики, что на них нет ржи. Полезный показатель!

И Алексей Кондратьевич сделал запись в тетради.

– Посвети ещё. Попробую вынуть гвоздик и снять этот кусок ткани. Он пригодится мне. Гляди, крепкий! Штоф сняли не оттого, чтобы пришёл в ветхость.

Аккуратно пакуя в саквояж раздобытый обрывок чёрного штофа, Алексей Кондратьевич распорядился:

– А ну, осмотри хорошенько потолок!

– Что искать? – не понял Николай.

– Поищи обойные гвозди. У тебя зрение острое.

Николай полоснул лучом фонаря по стене вверх. Блеснуло стекло.

– Окно! – воскликнули оба исследователя одновременно. До сего момента казалось, что комната глухая: лишь свет фонарика озарял её, когда, только войдя, его нарочно выключили, то снаружи не проникало даже слабое свечение. Теперь осмотр показал, что окно существует, но забрано глухими ставнями. Николай подсадил Алексея Кондратьевича, и тот обнаружил, что щеколды подвижны, открываются и рама, и ставни. В стоячую атмосферу полуподземного этажа ворвался холодный и свежий воздух весеннего сада, остро пахнуло талым снегом и сырой землёй. Но Алексей Кондратьевич, жалея своего помощника, захлопнул окно, запер и скорее встал на собственные ноги.

Николай приступил к изучению потолка. Гвоздики нашлись, и обнаружились новые обрывки чёрной ткани. Николай представил, как выглядело помещение, когда не только стены его, но и потолок покрывала чёрная материя. Стало очень не по себе. Пришло на ум неприятное словосочетание, прежде произнесённое Алексеем Кондратьевичем: «чёрная храмина». Хорошо ещё, что прежние хозяева или съёмщики особняка всё пооборвали!

Алексей Кондратьевич, без света лишённый возможности делать записи и осматривавшийся вместе с помощником, пробормотал:

– Так. А вот и вентиляционная шахта.

В стене под потолком чернела прямоугольная дыра, забранная узорчатой решёткой.

– Значит, для проветривания окно не требовалось, верно?

Алексей Кондратьевич вроде как спросил, но ответа он явно не ждал.

– Следовательно, окно – элемент ритуала, – продолжал он беседу с самим собой. – А иначе – зачем? Иначе – сделать ложное – и всё… Требовалось, чтобы в нужный момент обязательно проник свет. А сторона здесь… Ну конечно! Восточная! Закрывали, должно быть, снаружи. Потом поищем, есть ли ставни.

Тут фонарик, который, по наблюдениям Николая, горел уже не так ярко, как вначале, и вовсе стал подслеповато помаргивать.

– Эх, продавец-то меня обманул: ненадолго хватило батареи. Жаль! Нужно было взять с собой ещё и керосиновую лампу. Да неохота: всё керосином провоняет, – сетовал Алексей Кондратьевич. – Жаль, не полностью осмотрели дом. Впрочем, время всё равно позднее.

Тут фонарик погас, а затем свет в нём затеплился вновь, но едва-едва.

– Выключи! – распорядился Алексей Кондратьевич.

Николай на ощупь передвинул рычажок.

– Куплю побольше батарей в запас, – решил Алексей Кондратьевич.

Перспектива возвращаться в полной темноте не слишком радовала, но Николай хорошо запомнил и каждое из обследованных помещений, и маршрут в целом. Впрочем, вышло проще. Алексей Кондратьевич распорядился снова включить фонарик, объяснив, что батарея за время отдыха накопила ещё немного заряда. Перешли в соседнее помещение, где в окно проникал слабый уличный свет. Так и добрались до выхода, то включая фонарик, то давая ему отдых.

На крыльце Николай вдохнул всей грудью воздух старого сада. Тут после тёмного подвала казалось значительно светлее: рассеянный свет газового фонаря на углу переулка проникал сквозь сплетение голых ветвей, а над крышами краешком показался месяц.

Алексей Кондратьевич возился с замком, навешивая на дверь, чтобы создать впечатление, будто тот заперт.

– Повезло нам, что воришки уже вскрыли замок. Иначе пришлось бы сбивать, – сказал он. – Но интересно, что ценного они сумели раздобыть.

Осмотрительно ступая вдоль стены, Алексей Кондратьевич дошёл до того места, где, по его расчётам, находилось окошко «чёрной храмины». Наклонился, вгляделся, пошарил рукой.

– Есть! Ставни, видно, сгнили, или бродяги сорвали их для костра, но петли на месте. Окно закрывалось ставнями снаружи. А другие?

Он медленно двинулся назад, наклоняясь к каждому проёму в цоколе.

– Нету. Нету. А тут? Ага! Стекло разбито и вставлена доска, – бормотал Алексей Кондратьевич. – Так и есть: ставнями закрывалось только одно окно!

Вернувшись на дорожку, он посветил фонариком на свои ботинки – те были густо уляпаны земляной жижей, в которую исследователь провалился не раз: почва около дома оттаяла на пригреве – и стал энергично притопывать на месте, стараясь хотя бы частично сбить грязь. Затем наниматель обернулся к Николаю:

– Сколько ты хочешь за свою помощь?

Николай пожал плечами и опустил глаза: славно срабатывает этот нехитрый трюк, но только когда нанимаешься не к ушлому подрядчику, а к кому-нибудь по частной надобности, как нынче.

– Не знаю. Вы уж сами решите!

Алексей Кондратьевич, достав несколько бумажек, выбрал два рубля и протянул помощнику. Ого!

– Достаточно? Не обидишься?

– Многовато, – честно сознался Николай.

Не мог он побороть в себе глупой гордости. Молчал с лёгкостью, лишнего не сболтнёт, но если напрямую задавали вопрос, то соврать ему претило.

– Ничего, бери, – распорядился Алексей Кондратьевич. – В другой раз пойдёшь со мной?

– Пойду! – выпалил Николай.

Он уверился, что Алексей Кондратьевич не имеет отношения к вероотступникам, а интересуется следами их занятий из научных соображений. При этом не похоже было, чтобы Алексей Кондратьевич с одинаковым энтузиазмом взялся изучать любой старинный дом – лишь ради нежных чувств к памяти прошлых поколений. Нет, «чёрная храмина» привлекла его внимание, а искал он нечто ещё более потаённое. Разумнее всего было предположить, что Алексей Кондратьевич, вопреки видимой своей подкупающей искренности, не так прост, а подлинной целью его изысканий является клад, который непонятная секта замуровала там же, где проводила свои обряды.

В результате подобных размышлений покинутый хозяевами дом, в подвале которого провёл он долгий мартовский вечер, должен был бы представиться Николаю мрачным и зловещим. Но ни мрачности, ни зла не ощущалось в старом московском особняке. Добротный, крепкий, он будто хранил ещё уют некогда наполнявшей его жизни.

Николай не отдавал себе ясного отчёта, но ему очень хотелось снова войти в старый фруктовый сад, проникнуть в дом, сухой воздух которого создавал ощущение, что дом был совсем недавно как следует протоплен, и заняться вместе с Алексеем Кондратьевичем сложными измерениями и загадочными поисками. Вот только не пристукнул бы его щедрый господин, когда вычислит, наконец, свой клад…

Но об опасности предприятия Николай напомнил себе скорее для порядка. Зловещего в Алексее Кондратьевиче было ещё меньше, чем в обречённом на снос пустом особняке.

Алексей Кондратьевич назначил Николаю явиться на следующий же день к воротам Александровского сада и ждать там: он, мол, будет неподалёку по делам службы и придёт тотчас, как освободится. Действительно, пришёл он сразу после того, как куранты пробили четыре. Николай удивлялся, чем же они станут заниматься несколько часов – до того, как стемнеет и народ разойдётся по домам. Он с любопытством ждал, что скажет наниматель.