Так сев Адама, на беду рожденный,
Кидался вниз, один, за ним другой,
Подобно птице, в сети приманенной.
И вот плывут над темной глубиной;
Но не успели кончить переправы,
Как новый сонм собрался над рекой.
«Мой сын, – сказал учитель величавый, –
Все те, кто умер, бога прогневив,
Спешат сюда, все страны и державы;
И минуть реку всякий тороплив,
Так утесненный правосудьем бога,
Что самый страх преображен в призыв.
Для добрых душ другая есть дорога;
И ты поймешь, что разумел Харон
Когда с тобою говорил так строго».[23 - И ты поймешь, что разумел Харон, когда с тобою говорил так строго. – Харон имел дело с перепуганными грешниками, а не с такого рода избранными людьми, как Вергилий и Данте.]
Чуть он умолк, простор со всех сторон
Сотрясся так, что, в страхе вспоминая,
Я и поныне потом орошен.
Дохнула ветром глубина земная,
Пустыня скорби вспыхнула кругом,
Багровым блеском чувства ослепляя;
И я упал, как тот, кто схвачен сном.
Песнь четвертая
Ворвался в глубь моей дремоты сонной
Тяжелый гул,[24 - Ворвался в глубь моей дремоты сонной тяжелый гул… – Во время сна каким-то чудесным образом поэт был переправлен через Ахерон. Очнувшись от сна, он уже оказался в первом круге Ада. Здесь, в так называемом Лимбе (лат. Iimbus – кайма), пребывали души праведников и добродетельных людей, еще не приобщившихся к христианским таинствам, патриархи и пророки Ветхого завета и души младенцев, умерших без крещения.] и я очнулся вдруг,
Как человек, насильно пробужденный.
Я отдохнувший взгляд обвел вокруг,
Встав на ноги, и пристально взирая,
Чтоб осмотреться в этом царстве мук.
Мы были возле пропасти, у края,
И страшный срыв гудел у наших ног,
Бесчисленные крики извергая.
Он был так темен, смутен и глубок,
Что я над ним склонялся по-пустому
И ничего в нем различить не мог.
«Теперь мы к миру спустимся слепому, –
Так начал, смертно побледнев, поэт.
Мне первому идти, тебе – второму».
И я сказал, заметив этот цвет:
«Как я пойду, когда вождем и другом
Владеет страх и мне опоры нет?»
«Печаль о тех, кто скован ближним кругом, –
Он отвечал, – мне на лицо легла,
И состраданье ты почел испугом.
Пора идти, дорога не мала».
Так он сошел, и я за ним спустился,
Вниз, в первый круг, идущий вкруг жерла.
Сквозь тьму не плач до слуха доносился,
А только вздох взлетал со всех сторон
И в вековечном воздухе струился.