Оценить:
 Рейтинг: 4.5

Дневник. Том 1

<< 1 2 3 4 5 6 ... 9 >>
На страницу:
2 из 9
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Заслуженная Шапориной в эти годы репутация талантливого режиссера-кукольника способствовала и дальнейшей ее интенсивной работе: она руководила организованным в 1934 г. театром марионеток при Доме писателей («…первое ее выступление под Новый год с шаржами на писателей и критиков было изумительно»[43 - Толстой А. Письмо М. Горькому от 15 января 1935 г. // Толстой А. Переписка: В 2 т. М., 1989. Т. 2. С. 196.]), который в 1936 г. был передан в систему Госэстрады и под руководством Шапориной просуществовал почти до начала 1941 г. Одновременно ставила спектакли в кукольном театре Выборгского района Ленинграда. Той же творческой работой режиссера кукольного театра она занималась и во время блокады (в театре при Доме Красной армии), а после войны руководила кукольным театром при Доме пионеров Фрунзенского района.

То же можно сказать о переводческой работе Шапориной. Помимо упомянутых переводов пьес она в течение двадцати лет (1944 – 1964) переводила Стендаля, Г. Келлера, К. Гольдони, Пиранделло, «Хроники моей жизни» И. Стравинского, французские письма К. Петрова-Водкина к жене[44 - Изданы только в 1991 г.: Петров-Водкин К.П. Письма. Статьи. Выступления. Документы. М., 1991.] и произведения других авторов с итальянского, французского и немецкого языков.

Окружавшие Шапорину люди с восхищением отзывались о ней: «умнейшей, эрудированной, много читающей, милейшей» называл ее Ф. Крандиевский[45 - Крандиевский Ф.Ф. По дорожкам детскосельских парков // Звезда. 1984. № 3. С. 69 – 70.]; А. Остроумова-Лебедева характеризовала Шапорину «как человека очень одаренного, живого, сильно и глубоко реагирующего на все окружающее»[46 - Цит. по: Сурис Б. «…больше, чем воспоминанья»: Письма художников, 1941 – 1945: В 2 кн. СПб., 1993. Кн. 1. С. 68.]; В. Рождественский, записав 7 августа 1943 г. в альбом Шапориной свое стихотворение, адресовал его: «Дорогой Любови Васильевне Шапориной – достойной гражданке великого города ‹…›»[47 - ОР РНБ. Ф. 1086. № 36. Л. 6.] (см. также приведенные выше характеристики М. Юдиной и Д. Толстого).

Отчего же при всех этих успехах, творческой насыщенности жизни и искренней любви многих окружавших Шапорину людей ей представлялось, что она ничего в жизни не добилась?

Проблема, видимо, состояла, как ни парадоксально, в своеобразной цельности ее натуры: верности некогда сформировавшимся убеждениям, идеалам, этическим нормам (иной назвал бы это догматизмом).

Так, если она по выходе из института решила, что не создана для любви и семейные узы будут в ее жизни отягчающими оковами, то совершившееся все-таки через четырнадцать лет замужество безусловно должно было оцениваться Шапориной как вынужденное, ведущее к несчастью и оборачивающееся творческой непродуктивностью.

Негативное отношение к семейной жизни и, в частности, к мужу она перенесла и на сына Василия[48 - О нем см.: Березкин В. Художник Василий Шапорин // Театр. 1966. № 5. С. 136 – 137; Костина Е. Художник театра В. Шапорин: (К вопросу о традициях) // Искусство. 1968. № 4. С. 24 – 28; Шапорин В. «Волнение от сущности» // Творчество. 1968. № 9. С. 3 – 4; Луцкая Е. «И песня, и стих…» // Художник. 1977. № 6. С. 25 – 28; Луцкая Е. Василий Шапорин // Театр. 1978. № 8. С. 77 – 80.], которым постоянно (как некогда ею – ее мать) была недовольна, и так систематически и писала в дневнике, что сын – копия своего нерадивого отца. С годами, когда Василий стал известным театральным художником и даже поставил в 1957 г. в качестве главного художника новосибирского театра «Красный факел» «Венецианских близнецов» К. Гольдони в переводе Шапориной, а в семейной жизни испытал собственные драматические коллизии, мать стала к нему ласковее. Лишь к родившейся у нее после сорока дочери Алене у непреклонной Шапориной вдруг пробудилась истовая (как часто и бывает) любовь; тем паче: смерть девочки в двенадцатилетнем возрасте лишний раз утвердила Шапорину в мысли о губительности семейной жизни для нее самой.

Пожизненная верность усвоенному в молодости мировоззрению определила и ее отношение к политическим и социальным явлениям, обстоятельствам, процессам, свидетельницей и участницей которых она оказалась.

Самым точным, по-видимому, наименованием мировоззрения Шапориной было бы слово «патриотизм». Однако ограничиться одним этим определением без рассмотрения того, что составляло для нее понятие патриотизма, было бы, на наш взгляд, неверным. (Не будем только упускать из виду, что мы имеем дело не с трактатом, не с систематическим изложением взглядов и идей, в котором автор заботился бы об их непротиворечивости, а с искренним дневником, который, повторим еще раз, писался без расчета на чтение кем бы то ни было.)

Что же входило в состав патриотизма Шапориной?

Любовь к России – так сказать, патриотизм в чистом виде. Характерно, что на протяжении десятилетий свою любовь, со свойственным ей и во многом другом консерватизмом, Шапорина описывает в одних и тех же выражениях. 26 февраля 1901 г.: «…хотелось бы все сделать, что в силах, для дорогой моей России. Люблю я ее, как человека» (I, 44); «Когда я закрываю глаза и думаю о России, мне представляется она живым существом, с которого живого сдирают кожу, кровь хлещет» (I, 90). Этот патриотизм иррационален: «В Россию можно только верить» – так, прямо цитируя Ф. Тютчева или его перефразируя, Шапорина будет писать в 1917, 1930, 1932, 1933 гг. (I, 54, 84, 126, 140 – 141), и только уже на склоне лет, душевно устав от полувековых перипетий политической жизни страны, она скажет: «…моя вера в Россию пошатнулась» (II, 326) – это когда народ будет «громом аплодисментов» приветствовать нового правителя СССР Н. С. Хрущева.

Любовью к России определялось и ее неприятие всех новых реалий советской жизни, начиная с насаждавшегося новояза: «Меня ужас, жуть берет при мысли о России. Одичавшая, грубая жизнь, грубый язык, какое-то чуждое мне» (I, 74). Шапорина постоянно отмечает режущие слух всепроникающие языковые новинки: «треплется», «достижение», «молодежь»[49 - Ср.: Селищев А.М. Язык революционной эпохи: Из наблюдений над русским языком последних лет (1917 – 1926). 2-е изд. М., 1928. С. 77, 49, 205.], «ЖАКТ», «схлестнуться», «выдвиженка» и тому подобные. А в собственном словоупотреблении, как бы защищаясь от советских новаций, будет то и дело оперировать уже отмененными топонимами и по укоренившейся институтской привычке переходить с русского языка то на французский, то на немецкий (к ним еще добавляется изученный ею самостоятельно в молодости итальянский) – подчас это литературные цитаты, но иногда и просто эмоциональные реплики по тому или иному поводу[50 - В этом плане дневник Шапориной – литературный памятник многоязычия такого советского человека.].

Любовь к России привела Шапорину к другой составляющей ее патриотизма – национал-большевизму. По прочтении знаменитой книги А. де Кюстина «Россия в 1839» она возмущенно записала: «А у нас его захвалили, благо он все русское ругает, а с разбором или нет, – это все равно, лишь бы ругал. Большевикам еще большая свеча поставится за то, что они учат патриотизму русских. Давно пора» (I, 211). А по прошествии трех месяцев с начала войны, еще, конечно, не представляя себе, каков будет ее трагический ход, но все с той же идеей о национально ориентированной сильной власти Шапорина написала: «Я вчера думала: Россия заслужила наказание, и надо, чтобы “тяжкий млат” выковал в ней настоящую любовь к родине, к своей земле. ‹…› Россия не может погибнуть, но она должна понести наказание, пока не создаст изнутри свой прочный фашизм» (I, 264). Несмотря на постоянное ощущение своего одиночества, Шапорина тут рассуждает в русле распространившегося еще с 1920 г. и довольно популярного в дальнейшем не только в политической, но и в обывательской среде умонастроения и идеологической концепции[51 - См.: Агурский М. Идеология национал-большевизма. Paris, 1980.].

От национал-большевизма для некоторых приверженцев этой идеологии пролегла во время войны дорога и к коллаборационизму: те, кто полагали власть коммунистов антипатриотичной, готовы были приветствовать приход фашистов в надежде, что они приведут к власти подлинных русских националистов, поскольку: «Хуже, чем есть, не будет, а хоть церкви-то разрешат и Богу молиться»[52 - Криптон К. Осада Ленинграда. Нью-Йорк, 1952. С. 65 и др. См. также: Комаров Н.Я., Куманев Г.А. Блокада Ленинграда. 900 героических дней. 1941 – 1944: Исторический дневник. Комментарии. М., 2004; Ковалев Б.Н. Нацистская оккупация и коллаборационизм в России: 1941 – 1944. М., 2004.]. Еще в 1939 г., прочитав о подписанном СССР с Германией пакте о ненападении, Шапорина записала: «Рабство, германское иго – так я предпочитаю, чтобы оно было открытым. Пусть на каждом углу стоит немецкий шуцман с резиновой дубинкой в руках и бьет направо и налево русских хамов, пьяниц и подхалимов. Может быть, они тогда поймут, где раки зимуют» (I, 239). Но когда немецкая армия будет нещадно бомбить в декабре 1941 г. Ленинград, она отзовется так: «Какая бессмыслица! Я разочаровываюсь в немецком уме и гитлеровской стратегии. Он может уничтожить и город, и жителей, но пока армия стоит – город не сдадут. Зачем же разрушение?» (I, 283). И в конце концов Шапорина будет с гордостью констатировать: «Победу, войну у нас сумели организовать, надо отдать справедливость. ‹…› Это организовать. А победить мог только русский народ» (I, 423)[53 - Читателю дневников Шапориной, обнаруживающему иной раз ее непоследовательность или наивность, особенно в рассуждениях на политические темы, надо помнить: она совершенно не заботилась (не задумывалась), что когда-нибудь эти дневники будут читаться, тем более изучаться.].

Наконец, третья составляющая патриотизма Шапориной, происходящая от ее активного неприятия правившей страной власти, – антисемитизм. Читатель дневника Шапориной не раз встретит ее разнообразные пассажи в этом роде. Но то будут слова. Вместе с тем, читая тот же дневник, нельзя не увидеть, насколько часто ее поступки и отношения с людьми расходились со словами.

Что из этого следует? То, что, по крайней мере во мнении знавших Шапорину людей, у нее, безусловно, не было репутации антисемитки, а записываемое в этом роде в дневнике не только не проявлялось в ее общении с евреями, но практически дезавуировалось конкретными поступками. Это противоречие свидетельствует, скорее всего, о том, что антисемитизм Шапориной, как составная часть воспитанного в ней с юности патриотизма, был не плодом обдуманного ею мировоззрения, а данью традиционному стереотипу и в значительной степени иррациональным чувством[54 - Об этом см.: Золотоносов М. Русоблудие: Заметки о русском «оно». Антисемитизм как психоаналитический феномен // Новое литературное обозрение. 1994. № 8. С. 269 – 286.].

В восьмидесятилетнем возрасте, после неоднократных попыток, Шапориной удалось повидаться с братьями, о встрече с которыми она постоянно мечтала на протяжении тридцати с лишним лет[55 - За Шапорину ходатайствовал перед Министерством иностранных дел в апреле – мае 1959 г. друг ее семьи Д. Шостакович (письма Д. Шостаковича Шапориной об этом см.: РИИИ. Ф. 48. № 57; в том же архиве хранится значок Театра рабочей молодежи, подаренный Шостаковичем дочери Шапориной Алене: Ф. 48. № 76).]. Это было для нее возвращением в родную семью, в молодость – встретилась даже со своими институтскими подругами, о которых никогда не забывала. И здесь, в благополучной Швейцарии, очередной раз ей довелось проявить неизменность своего характера и убеждений: «Мне не хотели верить, что со смертью Сталина прекратился террор, что его больше нет. Милейшая М. Филип. пыталась меня распропагандировать ‹…›, но я ей ответила: “…вот уже сорок два года, как мы отбились от всех, кто надеялся взять Россию голыми руками, и стали сильнее, чем когда-либо”» (II, 386).

Наивная искренность, прямодушие и верность идеалам молодости не покидали ее до конца жизни.

Любовь Васильевна Шапорина умерла 17 мая 1967 года.

    Валерий Сажин

Дневник

1898 – 1945

1898

14 ноября. Боже мой, такая ничтожность, овца, ни на что не годная. И главное, еще меня ценят, говорят, что мировоззрение хорошо, что умна и т. д. А все это фразы, т. е. не фальшивые фразы, а, во всяком случае, хоть и вполне искренние, но не исполнимы. То-то и беда, что желаний много, в особенности слов много, и боюсь, ужасно боюсь, что ничего не исполню, что так и останусь теоретиком. А между тем с каким бы я удовольствием все сделала для всех, не из альтруизма, а только оттого, что если какая угодно жертва касается лишь меня одной, то ее так легко, так просто принести, в особенности умереть, поступить в монастырь, так сжаться, съежиться и заснуть навсегда. Боже мой, я знаю, что это грех, что я пишу.

К чему стремиться? знай – без горя жизни нет;
Надежда – глупый сон.
Другие мне в ответ таинственно звучат:
У нас иная жизнь! У нас иной закон…
Не верь отжившим, пусть плывут они назад, –
Былое – глупый сон![56 - Цитируется стихотворение Я.П. Полонского «Кораблики» (1870).]

5 декабря. Может ли существовать чистая, идеальная любовь между мужчиной и женщиной, – я думала что да.

Можно любить не красоту, внешнюю часть человека, а вдумываться в душу, но мне кажется, что такая любовь приходит лишь позже. Любовь возникает не в голове, а в сердце, следовательно, влюбляется человек не духовною, а физическою стороною своего существа. Так ли это? Как это грустно. Господи, если бы я могла понять, дойти до того, что хочу, – мне бы хотелось больше, выше всего жить духом, уничтожить силу физического начала, это цель моя.

Но надо ли? Зачем же тогда созданы мы из духа и тела, чтоб только была постоянная борьба между ними? Нет, это слишком гадко. Я хочу верить, что любовь – высшее чувство, просветляющее душу, я хочу верить, что не все же так грубо и просто, – мне это просто больно. Я так бы хотела, чтобы жизнь была выше, духовнее.

Господи, помоги мне сделать, понять это. Но ведь, например, кн. Андрей – я его и ценю и люблю за эту духовную жизнь. Он любил только Наташу[57 - Упомянуты персонажи романа Л.Н. Толстого «Война и мир» (1863 – 1869).], и именно так, хорошо.

Но можно ли так прожить, не любя, ведь всегда и повсюду пелось и говорилось, что несчастен тот, кто прожил, не любя. Что же тогда? Где Истина?

Жить как живется нельзя, невозможно. Жить надо, выполняя все положенное, исполняя все высшее, что в тебе есть; надо смотреть на брак и любовь между прочим. Так ли?

Надо ли идти против натуры – вот главный вопрос.

Следующий вопрос – дурно ли любить.

Над нами Бог, с нами Бог, буду надеяться на него, Он дал мне жизнь, дал дух, дал все, буду же брать от жизни, что дает!!

Правда ли, хорошо ли будет?

Уяснить это противоречие – и я буду очень счастлива.

1899

1 февраля. Итак, ровно ничего.

Господи, Господи, полное ничтожество – жалкий Гамлет Щигровского уезда[58 - Имеется в виду персонаж рассказа И.С. Тургенева «Гамлет Щигровского уезда» (1848) из «Записок охотника».]. Фразы, чудные принципы, убеждения, мысли, все видят способности, что-то ждут, и ничего.

Неужели же никогда никому и ничему не будет пользы от меня – лучше просто умереть, просто и коротко все разрешится. А ведь я думала сама, что, может быть, у меня есть что-нибудь, а оказываются только сомнения, стремления, неуверенность, нерешительность, и только.

Лучше быть бы без всех этих каких-то высших стремлений, а то видишь где-то голубое небо, где так хорошо, а сама по колено в грязи, и нет ни сил, ни умения выбраться, и ничего-то, ничего-то нет. Эх, кабы была у меня широкая да цельная натура – а то чувствую какое-то страстное желание вырваться в жизнь, на широкий простор – ан нет, точно узда надета.

Боже мой, Боже мой, помоги мне, на Тебя одного надеюсь.

10 февраля. И как мне не совестно грустить. Я хотела сказать[59 - Текст не дописан.]

15 мая. Сегодня кончились экзамены, следовательно, навсегда кончились наши занятия на школьной скамье – выходим в жизнь. Что-то там ждет нас? Бог весть, но я бы страшно желала одного – не отступать от известных правил, которые мне нравятся: во-первых, как говорит Л. Толстой в своем «Воскресении», – жить, веря себе, не веря другим[60 - В романе «Воскресение» (1889 – 1899) о его герое Нехлюдове говорится: «И вся эта страшная перемена совершилась с ним только оттого, что он перестал верить себе, а стал верить другим. Перестал же он верить себе, а стал верить другим потому, что жить, веря себе, было слишком трудно: веря себе, всякий вопрос надо решать всегда не в пользу своего животного я, ищущего легких радостей, а почти всегда против него; веря же другим, решать нечего было, все уже было решено и решено было всегда против духовного и в пользу животного я. Мало того, веря себе, он всегда подвергался осуждению людей, – веря другим, он получал одобрение людей, окружающих его» (Ч. I. Гл. XIII).]. То есть не доверять мнению большинства общества, идти всегда прямо – прямо. Господи, дай мне сил, помоги мне идти по такому пути, всегда анализируя свои действия. Это главное; нельзя жить и только жить, предоставляя себе действовать так себе, просто как влечет момент, что тебе в данную минуту весело, интересно. Только не это. Жить так и действовать так, чтобы каждый вечер душа, совесть была вполне спокойна, чтоб не было этих мучительных укоров за каждую глупость.

9 июля. Вчера нечаянно отворила Толстого на «Крейцеровой сонате»[61 - Повесть Л.Н. Толстого «Крейцерова соната» (1887 – 1889).], и его рассуждение о любви поразило меня и вернуло опять на ту же мысль, которая уже часто занимала.

Итак, неужели это правда, неужели нельзя верить в любовь? Любовь, такая, как ее поют, неужели не существует? И я почувствовала, что это так, по крайней мере между большинством людей.

Не к чему себя обманывать, – всякое желание нравиться не вообще, а мужчине, всякое предумышленное кокетство низко, гадко, отвратительно. Желать любви, как я это прежде делала, мне показалось прямо совестным. И, подумав о всем этом, я пришла к заключению, что никогда не должна полюбить и <должна> не выходить замуж. Где-то там внутри меня мне стало грустно, но я отогнала это от себя, это все тщеславие, боязнь ridicule[62 - показаться смешной (фр.).] старой девы, и это все прошло. Любви, святого чувства нет, но почему же мне как-то больно становится, когда я подумаю, что отказываюсь от нее навсегда? Да, это правда, Любовь все-таки скрашивает жизнь. Пусть она иллюзия, но коли без нее так пусто, значит, она, как и поэзия, должна существовать.

В «Крейцеровой сонате» Толстой пишет – любовь животное чувство (отвратит)[63 - Шапорина формулирует то, что в разных вариантах произносит главный герой «Крейцеровой сонаты» Позднышев, например: «Всякий мужчина испытывает то, что вы называете любовью, к каждой красивой женщине» (Гл. II); «…самая возвышенная, поэтическая, как мы ее называем, любовь зависит не от нравственных достоинств, а от физической близости ‹…›«(Гл. VI); «…предполагается в теории, что любовь есть нечто идеальное, возвышенное, а на практике любовь всегда есть нечто мерзкое, свиное, про которое и говорить и вспоминать мерзко и стыдно» (Гл. XIII).]. Но рассуждаю так: Человек – животное, у него и инстинкты таковы. Но как и все мельчайшие из инстинктов человек скрашивает, возвышает своим разумом, анализом, мыслью. Поэтому страсть может быть присуща лишь людям грубым, низменным. Вообще все люди, по-моему, по отношению к чувству могут быть разделены на высших и низших. Первых, в особенности между мужчинами, страшно мало. Из всех виденных мною молодых людей, мне кажется, один Ш. принадлежит к высшим во всех отношениях.
<< 1 2 3 4 5 6 ... 9 >>
На страницу:
2 из 9

Другие электронные книги автора Любовь Васильевна Шапорина