«Мальчик, который рисовал кошек» и другие истории о вещах странных и примечательных

– По любезности вашей речи и по столь вежливому приему, что вы мне оказали, я могу заключить, что вы не всегда были дровосеком. Вероятно, прежде вы занимали иное, более высокое положение?

Улыбнувшись, дровосек отвечал:

– Вы не ошиблись, господин. Вы видите, как я живу сейчас, но так было не всегда. Моя история – это история поломанной жизни, и в этом только моя вина. Прежде я служил одному даймё и занимал при его дворе не последнее место. Но я слишком увлекался вином и женщинами, и страсти мои заставляли меня поступать опрометчиво. Мой эгоизм привел наш дом к краху и стоил жизни многим людям. Возмездие преследовало меня, и я долго скитался по свету. Теперь я часто молюсь в надежде обрести возможность искупить то зло, что я содеял, и воссоздать погибший дом. Но, боюсь, никогда не найду способа для этого. Тем не менее я прилагаю усилия преодолеть карму моих ошибок искренним раскаянием и тем, что пытаюсь помочь тем, кто нуждается в моей помощи.

Слова арудзи свидетельствовали о добрых намерениях, и они понравились Кайрё. Он сказал:

– Друг мой, мне доводилось наблюдать, как человек, склонный в юности к легкомыслию, в зрелые годы становился искренним приверженцем достойного образа жизни. В священных сутрах написано, что даже самые закоренелые в своих дурных наклонностях люди могут преодолеть их и стать самыми упорными праведниками. Я не сомневаюсь, что у вас доброе сердце, и я надеюсь, что судьба будет к вам благосклонна. Сегодня я буду читать сутры во имя вашего спасения и молиться, чтобы вы обрели силу для одоления кармы прошлых ошибок.

С этими заверениями Кайрё пожелал арудзи спокойной ночи. Ему показали очень маленькую боковую комнату, где для него была уже приготовлена постель. Затем все, за исключением монаха, отправились спать. А он при свете бумажного фонаря стал читать священные сутры. До глубокой ночи он продолжать читать и молиться. Затем открыл окошко в своей комнатке, чтобы бросить взгляд на пейзаж за окном. Ночь была чудесной: ни облака в небе, ни ветерка; под светом полной луны четко вырисовывалась листва на деревьях в саду, и на листьях блестели капли росы. Стрекот цикад и шум отдаленного водопада музыкой наполняли ночь. Услышав шум воды, Кайрё почувствовал жажду. Он вспомнил о бамбуковом акведуке у задней части дома и решил пойти туда, чтобы напиться, не беспокоя никого. Осторожно раздвинул ширмы, отделявшие его комнату от главной, и… увидел пять неподвижно лежащих тел – все они были обезглавлены!

На мгновение он застыл в оцепенении и подумал, что здесь произошло преступление. Но через минуту заметил, что крови нигде нет, а на шеях у тел нет следов того, что головы отрезаны. Тогда он подумал: «Или это иллюзия, наведенная гоблинами, или я нахожусь в доме, где живут рокуро-куби». Он припомнил, что читал о них в одной старинной книге; рокуро-куби очень опасны, но их можно победить: если безголовое тело перенести в другое место, то голова не сможет вновь соединиться с ним. Книга также гласит: когда голова возвращается и видит, что тела нет, она трижды ударяется оземь, отскакивая, как мяч, задыхается и умирает.

«Если это рокуро-куби, – подумал Кайрё, – это не предвещает ничего хорошего. Поэтому поступлю я в соответствии с инструкциями из книги».

Он подхватил тело арудзи за ноги, подтащил к окну и вытолкнул наружу. Затем подошел к задней двери, но она оказалась закрытой. Кайрё сообразил, что головы покинули дом через дымоход, который оставался открытым. Он аккуратно отворил дверь, прошел в сад, а затем углубился в рощу, которая начиналась за ним. Здесь он услышал голоса и отправился на их звук, крадучись от тени к тени, пока не нашел для себя надежного убежища. Укрывшись за стволом дерева, он увидел головы – все пять сразу, – они порхали как бабочки, поедая червей и насекомых, которых находили на земле и на деревьях, и при этом разговаривали. Голова, которая принадлежала арудзи, перестала есть и произнесла:

– Ах этот странствующий монах, что пришел сегодня, – какое у него упитанное тело! Когда мы съедим его, наши животы насытятся. Я совершил глупость, затеяв с ним разговор: он принялся читать сутры по моей душе! Находиться рядом с ним, когда он их читает, для нас мучительно, и мы не можем прикоснуться к нему, пока он не умолкнет. Но теперь уже почти утро, может быть, он уже заснул?.. Пусть кто-нибудь из вас отправится в дом и посмотрит, что он делает.

Другая голова – это была голова молодой женщины – тотчас, как мотылек, полетела к дому. Через несколько минут она вернулась и хрипло закричала – в голосе ее была великая тревога:

– Этого монаха нет в доме – он исчез! Но это не самое плохое. Он унес тело нашего арудзи. Я не знаю, куда он дел его.

Услышав это известие, голова арудзи – она отчетливо была видна в лунном свете – исказилась в страшной гримасе: глаза вылезли из орбит, волосы встали дыбом, зубы заскрежетали. Затем из ее уст вырвался ужасный крик, рыдая от гнева, голова воскликнула:

– Мое тело забрали! Значит, воссоединиться с ним невозможно! Я должен умереть! И все это из-за проклятого монаха! Но прежде чем умру, я доберусь до него! Я разорву его! Я сожру его! А!.. ВОТ ОН!.. Он там, за деревом, спрятался за тем деревом!.. ВИЖУ ЕГО!.. Жирный трус!..

В тот же самый момент голова арудзи вместе с четырьмя другими головами подлетела к Кайрё. Но монах уже вооружился – он выдернул из земли молодое дерево, превратив его в дубинку. Этим оружием он принялся наносить удары по головам, едва они приблизились. Четыре головы улетели. Но голова арудзи, несмотря на сыпавшиеся на нее удары, в остервенении продолжала нападать на монаха и наконец вцепилась зубами в левый рукав его одежды. Кайрё схватил голову за волосы и несколько раз ударил по ней. Голова не ослабила хватку, но, испустив протяжный стон, прекратила борьбу. Она была мертва. Но ее зубы крепко держали рукав, и, даже собрав все свои силы, Кайрё не смог разжать челюсти.

Так, с головой, которая болталась на его рукаве, он вернулся в дом и там нашел четырех других рокуро-куби – они сидели на корточках, прижавшись друг к другу, – их головы, побитые и кровоточащие, уже воссоединились с телами. Увидев, что он входит в дом, они закричали:

– Монах! Монах! – И, выскочив из дома, убежали в лес.

Небо на востоке заалело, начиналось утро, а Кайрё знал, что силы злых духов ограничены лишь часами ночи. Он посмотрел на голову, которая вцепилась зубами в рукав его одежды: ее лицо было залито кровью, измазано пеной и глиной. Он громко рассмеялся и подумал про себя: «Каков сувенир! Голова гоблина!» Затем, собрав свои немудрящие пожитки, спустился с горы и продолжил путешествие.

Так он и странствовал, пока не прибыл в город Сува в провинции Синано. Он шел по главной улице города, а голова гоблина была прицеплена к его рукаву. Идущая навстречу женщина, увидев эту картину, упала в обморок, а ее дети с криками ужаса разбежались. Вскоре вокруг него собралась большая толпа, поднялся шум, и так продолжалось до тех пор, пока торитэ (так назывались полицейские в те времена) не схватили его и не отвели в тюрьму. Они заподозрили, что эта голова – голова человека, которого Кайрё убил, а она вцепилась убийце в рукав. Что касается подозреваемого, он только улыбался, когда его допрашивали. Он провел ночь в тюрьме, а наутро предстал перед судом. Судьи приказали ему объяснить, как произошло, что он, монах, был обнаружен с головой, вцепившейся в рукав, и почему он так демонстративно выказывает свое преступление людям.

В ответ на эти вопросы Кайрё долго и громко смеялся, а затем сказал:

– Господа, не я прицепил эту голову к собственному рукаву – она сама вцепилась в рукав против моей воли. И я не совершал никакого преступления, поскольку это не человеческая голова, а голова гоблина. И я не проливал кровь понапрасну, но только для того, чтобы защитить себя.

И он в деталях поведал о своем приключении. Очередной приступ смеха настиг его, когда он рассказывал о схватке с пятью головами.

Но судьи не смеялись. Они обвинили его в том, что он является закоренелым преступником, а его история есть глумление над их рассудком. Поэтому они не стали его больше допрашивать, а приговорили к немедленной смерти. Но это решение не было единогласным – его не поддержал один старик. Этот пожилой чиновник не сделал ни одного замечания в процессе, но, услышав мнение коллег, поднялся и сказал:

– Давайте сначала внимательно осмотрим голову, поскольку это, как я понимаю, не было сделано. Если монах говорит правду, сама голова должна это засвидетельствовать. Принесите сюда голову!

С Кайрё сняли одежду и вместе с головой, вцепившейся в рукав, перенесли к судьям. Старик несколько раз повернул ее, внимательно осмотрел и обнаружил на задней части, в ее основании, несколько странных красных отметин. Он обратил внимание коллег на это, а также и на то, что голова явно не была отделена от туловища при помощи оружия: края «раны» были ровными и гладкими – такие бывают, когда осенний лист отделяется от стебля. Затем старый судья произнес:

– Я убежден, что монах сказал нам правду. Это голова рокуро-куби. В книге «Нан-хо-и-буцу-си» написано, что вот эти красные отметины всегда можно обнаружить в основании шеи настоящего рокуро-куби. Вот эти отметины. Вы сами видите, что они не нарисованы. Более того, хорошо известно, что такие существа издревле обитают в провинции Каи. Но вы, господин, – воскликнул старик, оборачиваясь к Кайрё, – вы, должно быть, какой-то необычный монах! Вы проявили поразительную храбрость. Ею обладают не многие священнослужители. В вас дух скорее не священника, а воителя. Возможно, вы прежде были самураем?

– Ваше предположение верно, господин, – отвечал Кайрё. – Перед тем как стать монахом, я довольно долго был воином и тогда не страшился ни человека, ни дьявола. В миру мое имя было Исогай Хэйдадзаэмон Такэцура из Кюсю. Среди вас, возможно, есть те, кто еще помнит его.

При упоминании этого имени в зале суда прошелестел шепот восхищения, поскольку среди собравшихся было немало тех, кто знал это имя. Немедленно Кайрё очутился не среди судей, а среди друзей, каждый из которых стремился выказать ему братское участие и восхищение. С большими почестями его проводили к резиденции местного даймё, который приветил и одарил его перед отбытием. Когда Кайрё покидал город, он был счастлив настолько, насколько может быть счастлив монах в этом бренном мире. Что касается головы, он взял ее с собой в качестве своеобразного сувенира.

Теперь осталось только поведать, что произошло с головой.

Через день или два Кайрё повстречал разбойника, который остановил его в пустынном месте. Он потребовал, чтобы тот разделся. Кайрё снял одежду и протянул ее грабителю. Тот сразу заметил, что висело на рукаве, и хотя не был трусом, выпустил одежду из рук, отшатнулся и закричал:

– Вы! Что вы за священник? Вы еще хуже меня! Да, мне случалось убивать людей, но я никогда не разгуливал с головой, притороченной к рукаву… Ну и ну, господин монах… Я полагаю, мы стоим друг друга, и я хочу сказать, что восхищаюсь вами! Эта голова могла бы принести мне пользу: я бы мог пугать ею людей. Может быть, вы продадите ее мне? Вы можете взять мою одежду вместо вашей, а еще я доплачу вам пять рё за эту голову.

Кайрё ответил:

– Если вы настаиваете, я позволю взять вам эту голову и одежду, но я должен сказать, что это не человеческая голова. Это голова гоблина. Таким образом, если вы купите ее и у вас вследствие этого случится неприятность, попомните, что я не обманул вас.

– Какой вы замечательный монах! – воскликнул разбойник. – Вы убиваете людей, да еще и шутите по этому поводу. Но я говорю совершенно искренне. Вот вам моя одежда. Вот вам мои деньги. А теперь давайте мне голову… Только почему вы так шутите?

– Берите, – сказал Кайрё. – Я не шутил. Единственное, что можно принять за шутку – если по этому поводу вообще можно шутить, – это ваша глупость. Вы оказались настолько неразумны, что дали мне такую высокую цену за голову гоблина.

И Кайрё, громко смеясь, отправился своей дорогой.

Таким образом, разбойник заполучил голову и одежду монаха. Некоторое время, притворяясь священником, он орудовал на большой дороге. Но, очутившись однажды в окрестностях города Сува, он узнал подлинную историю головы и очень испугался, что дух рокуро-куби может стать для него источником несчастий. Поэтому он решил вернуть голову туда, откуда она появилась, и похоронить рядом с ее телом. Он отыскал путь к одинокому жилищу в горах провинции Каи, но там никого не было, и он не смог разыскать тело. Поэтому в роще позади дома он похоронил только голову, а на могиле воздвиг могильную плиту. А еще он заказал специальную поминальную службу по духу рокуро-куби.

Японские сказители утверждают, что надгробие рокуро-куби и сейчас находится на том же месте и каждый желающий может его увидеть.

Тайна мертвой женщины

Много лет тому назад в одной провинции жил богатый купец. Его звали Инамура Гэнсукэ. У него была дочь по имени О-Соно. Она слыла очень умной и красивой девушкой. Отец печалился, что такой умнице и красавице суждено воспитываться в провинции и ее знания будут ограничены тем, что ей смогут дать местные учителя. Он посчитал это несправедливым и отправил девочку учиться в Киото[16 - Киото – столица средневековой Японии.], препоручив опеке преданных слуг. Отец хотел, чтобы дочь знала и умела все, что знают и умеют столичные дамы.

После того как девушка получила образование и воспитание, она вышла замуж. Ее супруг тоже был купцом и к тому же давним другом семьи. В положенное после свадьбы время у них родился мальчик – их единственный ребенок. Почти четыре года они прожили вместе и были счастливы. Но однажды О-Соно заболела и вскоре умерла.

После похорон маленький сын О-Соно проснулся посреди ночи и, плача, выбежал из своей комнаты. Когда его спросили, что случилось, он ответил, что его мама вернулась. Она смеялась, но не разговаривала с ним, поэтому он испугался и убежал. Тогда члены семьи поднялись наверх и вошли в комнату, в которой прежде жила умершая. В комнате под самым потолком висела небольшая зажженная лампа. Хотя лампа давала мало света, фигура умершей женщины была вполне различима. Она стояла у комода со множеством выдвижных ящиков, который находился за ширмой, где хозяйка одевалась и меняла платье, когда была жива, – там висели ее одежды и лежали украшения. Голова и плечи женщины были видны отчетливо, но очертания фигуры ниже едва угадывались сквозь ширму. К тому же абрис тела колебался – подобно тому, как зыбко и непостоянно наше отражение на поверхности неспокойных вод.

Увидевшие это испугались и не мешкая выбежали вон. Некоторое время спустя, немного успокоившись, они собрались внизу и держали совет. Свекровь умершей женщины сказала:

– Каждая женщина любит украшения. О-Соно не была исключением. Может быть, она просто вернулась, чтобы вновь полюбоваться на них? Среди мертвецов такое случается нередко – многие из них так поступают. Не случайно существует обычай жертвовать вещи умершего в приходской храм. Если мы пожертвуем кольца и ожерелья О-Соно храму, душа ее, возможно, успокоится.

Все сошлись во мнении, что это должно быть проделано как можно скорее. На следующее утро все ящики комода, шкафы и шкатулки были освобождены от драгоценностей и одежд умершей. Их собрали и перенесли в храм, где и оставили. Но на следующую ночь женщина вернулась в ту же комнату, где была накануне. Повторилось это и в ночь после, и на следующую, – в общем, так повторялось каждую ночь. И вскоре в доме прочно поселился страх.

Свекровь О-Соно отправилась в местный приходской храм и рассказала обо всем настоятелю. Она надеялась получить от него совет и помощь в этом трудном деле. Монахи местного храма принадлежали к числу последователей дзен. Настоятель храма был не только человеком преклонных лет, но и ученым. Его звали Дайгэн Осё. Он сказал:

– Должно быть, есть нечто такое, что влечет ее к этому месту: что-то или в самом комоде, или где-то поблизости.

– Но мы опорожнили все ящики, – отвечала пожилая женщина. – В комоде ничего нет.

– Хорошо, – сказал Дайгэн Осё. – Вечером я приду к вам домой и останусь в той комнате, понаблюдаю. Там посмотрим, что можно сделать. Но вы должны обещать, что, пока я нахожусь внутри, никто – ни единый человек – не войдет внутрь. Даже если я сам буду умолять об этом.

Настоятель сдержал обещание и пришел в дом после того, как солнце село. Комната была приготовлена. Он остался внутри в полном одиночестве. Лишь было слышно, как священник читает молитвы. Ничто не происходило до тех пор, пока не наступил час Крысы, то есть пока не сравнялась полночь[17 - Час Крысы – период времени между полуночью и двумя часами ночи; первый час наступившего дня (японский час равен двум астрономическим часам).].