Счастье ходит босиком

– Да, но… Насколько это удобно? Муж не будет против?

«Вот! Главное, что его интересует, – это мой муж», – возликовала Вера.

– Не волнуйтесь, он к тетке уедет, в Саратов или в Самару. До 2 января, – многозначительно информировала Вера.

– Я даже не подозревал в вас такой корпоративной лояльности. Принести свой дом в жертву фирме – это выдающийся поступок, не каждая сотрудница на такое решится, – сказал шеф, оглаживая Веру своим волнующим взглядом.

«Оценил! Не каждая… не каждая…», – звенело в ушах. Звон спускался в грудь и даже ниже, отчего ноги стали ватными и потными.

– Но вам это удобно? – деликатно уточнил шеф.

– Я давно мечтала об этом, – на выдохе призналась Вера.

– Что ж, мечты должны сбываться, хотя бы на Новый год.

«Мечты должны сбываться… Господи, зачем же так откровенно? Мы же на работе!» – и Вера стремительно вышла из кабинета.

Офис у них небольшой. Конечно, при достоинствах Сергея Дмитриевича ему можно поручить проект планетарного масштаба, но жизнь распорядилась иначе. Под его началом работало восемь человек, преимущественно женского пола. И Вера этому искренне радовалась, потому что в ее квартиру больше не поместилось бы.

И вот настало 31 декабря. Накануне Вера проводила Ивана, вручив ему завернутую в фольгу курицу и пакет с подарком для тети. «Не перепутай!» – напутствовала Вера. «Обижаешь», – весело ответил Иван. И было понятно, что обидеть его невозможно, он предвкушал радость, как солдат, получивший увольнительную.

Вера убрала квартиру, приготовила тазик оливье и несколько противней мяса по-французски, не считая десяти плошек селедки под шубой. Сделала торт «Наполеон», промазав коржи сгущенкой. Это неправильно, для «Наполеона» нужен заварной крем, но она выбилась из сил, поэтому позволила себе небольшое послабление. Алкоголь должны были принести коллеги.

Себя она тоже привела в порядок. Платье выгодно подчеркивало зрелость фигуры, делая явный акцент на зоне декольте. Из украшений Вера выбрала длинные сережки-висюльки в виде качающейся на цепочке крупной бусины. Сережки играли роль символа, скрытого послания Сергею Дмитриевичу. Длинная цепочка намекала на то, что она, конечно, не девочка и позади долгий путь, но впереди самый яркий и красивый, подобный бусине, период ее жизни.

Сотрудники должны были собраться в районе обеда. И разойтись часов в восемь-девять, чтобы успеть к праздничному столу в кругу семьи.

Вера была уверена, что один из гостей задержится. И что бой курантов перекроет стук их сердец. И что они напишут желания на бумажке, которую сожгут и бросят пепел в шампанское. А потом возьмут бокалы, не разбирая, где чей. Какая разница? Ведь в обоих бокалах будет плавать одно и то же желание. Это же ясно.

И вот гости стали подтягиваться. Женщины неприятно хорошо выглядели. Особенно молоденькая Леночка, заведующая рекламой. Она надела бескомпромиссное мини, чего в офисе себе не позволяла. Но хуже всего то, что под мини были стройные ноги. Веру это задело. Ей показалось, что это как-то бестактно. Надо выбирать – или мини, или стройные ноги, а вместе – какой-то перебор.

Мужчины оставались обычными, без особых перемен к лучшему. Лишь Сергей Дмитриевич сиял ярче прежнего. Казалось бы, куда уж ярче! Но у такого мужчины всегда есть резервы. Он сменил офисный костюм на джинсы и джемпер, и Вера физически ощутила, как шерсть будет щекотать ей нос. Буквально через несколько часов.

А пока все шло по обычному праздничному протоколу: «прекрасный тост!», «передайте мне салатик», «у меня теща оливье лучше делает» и прочая словесная шелуха. Сергей Дмитриевич был само очарование, остроумно шутил и обещал всем премии. Вера смотрела на часы и гнала стрелки вперед.

Наконец все наелись. И даже, похоже, напились. По крайней мере, смеяться стали чаще и громче, то есть дошли до кондиции, при которой сдвигают стол к стене и начинают танцевать. Быстрая и энергичная музыка расставила сотрудников в круг, в середину которого вышла Леночка в своем откровенном мини. Вера отметила, что она хорошо танцует, извиваясь на стройных ногах. Ну ничего, недолго ей осталось извиваться. Время шло вперед, приближая Верину мечту.

Чтобы не видеть Лену, Вера вышла на кухню. И тут же за ней следом поспешил Серей Дмитриевич. «Господи, ну потерпи, люди же кругом!» – подумала Вера.

– Верочка, вы хозяйка, музыка подчиняется только вам, – ласково сказал шеф. – Могу я попросить?

«Да! Повелевай мной», – подумала Вера и сама испугалась своей патетики.

– Кажется, мы выдохлись. Хотелось бы медленную музыку, что-то типа Шарля Азнавура. Или Джо Дассена. Простите, я старомоден.

«Я тоже», – хотела сказать Вера. Но зачем сейчас? Вот начнут танцевать, она и скажет.

– Конечно. Разве вам можно отказать? – многозначительно согласилась Вера.

И поставила музыку.

Звуки плыли по комнате, делая мир еще прекраснее. Мелодия Шарля Азнавура исполнялась на струнах души, а музыкальные инструменты лишь изображали свое участие. Франция могла ограничиться одной этой мелодией, чтобы остаться в мировой истории.

Вера думала об этом, настраиваясь на главный танец уходящего года. Танец, который перекинет мостик в следующий год, где будет новое счастье и новое чувство… Она даже отвернулась лицом к стене, чтобы лучше сконцентрироваться на этом моменте, запомнить его во всех деталях.

– Можно вас пригласить? – услышала она мягкий голос Сергея Дмитриевича.

Сколько же в нем было интимности, бархатности и сладких авансов! Отвечать было глупо. Все ясно без слов. Неизбежное становилось явью. Вера с тихой улыбкой плавно повернулась, чтобы одарить Сергея – долой отчество! – благосклонным согласием. И замерла. Шеф танцевал с Леной.

И как-то незаметно было, чтобы он сильно этому огорчался. Он шептал на ушко партнерши что-то такое, отчего Леночка улыбалась и пожимала плечиками. Рука шефа лежала на ее талии как-то по-хозяйски. И Вере показалось, что спускается все ниже и ниже, по направлению к стройным ногам.

Вера выбежала на кухню, широко хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Мир треснул пополам. На одном берегу были все сотрудники их фирмы, на другом – танцующий с Леной шеф. А Вера свалилась в образовавшийся проем.

Ей было так горько, что она схватила открытую банку со сгущенкой, оставшейся от приготовления «Наполеона», и начала есть эту приторную массу большой ложкой. Горечь не проходила, она засела где-то внутри. Вера проталкивала в себя сгущенку, роняя в банку нескупые слезы. Где-то на околице сознания подняла голову тревога: «Сладкое портит фигуру». И Вера с мстительным удовольствием надавала этой мысли по щекам: «Фигура? Кому нужна моя фигура? Пусть я стану толстой! Безобразной! Безразмерной! И пусть!»

Плакать было стыдно, в любой момент кто-нибудь мог зайти на кухню и неправильно все понять. Или правильно, что еще хуже. Вера тихо сняла с вешалки цигейковую шубейку и выскользнула в дверь. В спину ей неслись звуки волшебной музыки, что было почти издевательством.

Когда 2 января Иван вернулся от тетки, он застал Веру похудевшей и какой-то притихшей. И то и другое ей шло. Он соскучился и, сам не ожидая от себя такого порыва, с чувством сказал:

– Верочка, как хорошо дома!

Вера благодарно посмотрела на него. Потом вдруг всплакнула и спросила:

– Ваня, ты меня любишь?

Иван засмущался, словно его вынуждали сказать что-то неприличное.

– А то… – ответил он и притянул Веру к себе.

В ее глазах стояли слезы, но на губах начала распускаться улыбка. Похоже на грибной летний дождь, когда сквозь капельки влаги проглядывает солнце. Вера была такой красивой, что Ивану захотелось сказать ей что-то очень-очень хорошее, признаться в любви.

– Вот настанет лето, за грибами пойдем, – нежно сказал муж.

И Вера счастливо прижалась к Ивану, потому что впереди и правда лето, потом осень, зима… Карусель жизни не остановить. И Вера едет на этой карусели, поддерживаемая надежным Иваном. Она последний раз всхлипнула и послала к черту запонки и цветные носки.

* * *

– Просто мы разводимся, – резко сказала дочь.

Повисла пауза.

Старики молчали со скорбными лицами.

– Господи, как мне это надоело! – Надя зло посмотрела на родителей. – Ну что? Мне еще вас утешать? Вы всю жизнь вместе, вы даже представить себе не можете, как в жизни все не просто… как сложно… вы… вы будто всю жизнь в пионерском лагере прожили…

Старики устыженно молчали.

Надя ушла в комнату, а они продолжали нерешительно топтаться на пороге.