Мудрец

Глаза Семена смотрели в одну точку и были совсем белыми, руки крепко сжимали стакан с виски. В одно мгновение Макс даже испугался этого леденящего взгляда, уходящего в космическое пространство. Он подошел к приятелю, взял его под руки, отвел на кухню и посадил на деревянный стул. Сняв с головы Семена чалму из полотенца, обработав рану раствором антисептика и заменив стакан с виски на стакан с водой, Макс принялся готовить еду.

– Что с тобой происходит, Семен? Неужели ты думаешь, что твои запои могут изменить ситуацию? Никогда еще это никому не помогало, а только усугубляло, – начал нравоучение Макс.

– Учи кого-нибудь другого, – ответил Семен, – мне тошно от одно мысли, что я себя так унизил. Я даже не могу подумать о том, что мне надо будет с ней еще раз встречаться и тем более разговаривать. Я чувствую себя идиотом.

– Так кто она такая? Расскажи подробнее. Может нам пригасить ее в горы? Познакомишь меня с ней?

– Она журналистка. Но мне кажется, что я ее где-то видел раньше. Возможно, в детстве. Как «призрачный идеал», возникший когда-то и сидевший в моей голове все это время, на уровне подсознания. А тут материализация. Мне кажется, что мои рассказы про неудавшийся роман имеют свою подоплеку: я полюбил, но в моей другой жизни, в другом пространстве и в другом времени, где-то в параллельной реальности, – говорил Семен, не отрывая своего прозрачного взгляда от окна, – ее смех звучит, как хрустальные колокольчики, а глаза, как хамелеоны: на ярком солнечном свете они зеленые-зеленые, при электрическом освещении – орехово-карие, а в темном помещении – почти черные, даже не поймешь, какого оттенка.

– «Призрачный идеал» … Это романтично. Но при чем тут параллельные миры? – насторожился Макс.

–Те опыты, которые я сейчас провожу с поляризацией и трансформацией, пока не имеют научного объяснения, их нельзя описать имеющимися в наличии постулатами и формулами. Они связаны с явлениями дифракции и интерференции, с изменением цветов, квантовыми потоками, искривлением пространства и математической теорией Клода Шеннона. Да. Я точно уверен, что я раньше видел Элис, и мне кажется, что в квантовых потоках лазера в лаборатории формировались ее позитивные квартионы. Понимаешь?

– Ты сколько выпил, физик? – спросил реалистичный Макс и поставил на стол сковородку со шкворчащей картошкой и свининой.

– Макс, ты возвращаешь меня в реальность, а я не хочу в нее возвращаться! Все эти годы я был в скафандре. Ни одна хорошенькая куколка меня так не цепляла. Я не могу найти объяснения этой метаморфозе. Я ученый, а не шизофреник. Да, я выпил, меня несет, и, возможно, я об этом пожалею. Но, сейчас я в тупике, мне не к кому обратиться и не с кем поговорить. Я не умею общаться с женщинами.

– Слушай меня, ученый. Все просто. Женщины просты, как три копейки. Пара комплементов, прямой взгляд в глаза и тактильный контакт. Главное не отступать, быть напористым. Тем более, «подвесить ее на чат в соцсети» довольно просто. У тебя ведь есть ее номер телефона? А в чате ты можешь уже позволить себе эпистолярные вольности, и заманить ее в сети окончательно. Гарантирую, после первой встречи, если ты, конечно, будешь делать то, что я тебе скажу, она заинтересуется тобой. А дальше выходи на тактильный контакт. Пусть случайно, но дотронься до нее. Она это запомнит. И всё! Дальше – дело техники: пишешь ей, она отвечает, ты пишешь, она отвечает. Потом ненавязчиво просишь ее помочь тебе приготовить салатик (а женщины такие сердобольные, любят помогать «неумехам» типа тебя), приглашаешь ее на чай, и в завершении ударный секс, – сказал Макс, прожевывая кусок свинины.

– По-твоему, так все так просто? – огорчился Семен и наконец оторвал свой взгляд от окна, – Я не хочу снимать свой скафандр, мне в нем было комфортно все эти годы, но обшивка нарушена. Не думаю, что твои методы сработают в данном случае. И потом, мне не хочется выстраивать взаимоотношения только ради постели. Я понял, что мы совсем разные: ты прагматик, я романтик. Я не согласен с твоими постулатами, что жизнь строится на трех китах – сексе, деньгах и амбициях.

– А, по-твоему, на чем она строится? На соплях, на благородстве, чести и достоинстве? – разозлился Макс, – Я все это проходил неоднократно. Влюблялся, разлюблялся. Отстаивал свою точку зрения себе в ущерб, проявляя благородство. Искал справедливость. В итоге оказался в тюрьме. И если бы меня не выкупили тогда за деньги, между прочим, то я сгнил бы вместе со своим благородством и честью в сырых подвалах. Я реально понимаю, а не по книгам: что сколько стОит. Когда перед тобой стоит выбор между близкими и честью, то тебе не до сантиментов! Запомни, ученый, хочешь результата, действуй по правилам игры.

– Все твои умозаключения, конечно, интересны, но не для меня. Как ты верно заметил, я ученый. И прежде всего меня интересуют знания. Поэтому правила игры создаю я сам. Если я захочу, то смогу купить всех с потрохами. А свою теорию проверяй на телках, с которыми ты общаешься. У них в голове солома, а у Элис – мозги. Она не из тех, на ком ставят эксперименты.

– Ты зачем меня позвал? – уже пожалел Макс, что приехал в этому алкоголику, – я к тебе в душу не лез, ты сам напросился. Давай закончим этот разговор, мне плевать на твою Элис, мне своих проблем хватает. Мне бы разобраться с женой, которая ревнует меня к телеграфному столбу. Мне нравиться жить легко. К чему нам заморачиваться над смыслом жизни, когда можно ей наслаждаться? Я оптимист. И мне не интересны пессимистические бредни замкнутых на себе интровертов. Когда мне становится не по себе, я просто встаю и иду дальше. Давай лучше пойдем втроем в горы. Заберемся повыше и полюбуемся красотами этого чудесного края с высоты птичьего полета.

– Я устал, Макс. Прости, что отнял у тебя времени, пойду лягу, завтра ведь на работе надо появиться и каким-то образом не попадаться на глаза руководству с таким фингалом под глазом.

Семен поднялся со стула, включил электрический чайник, убрал со стола начатую бутылку виски и лег на диване в гостиной.

Максим посмотрел на часы. Было начало девятого вечера. На улице начало смеркаться. Он вышел на террасу и закурил. В воздухе пахло розами и свежескошенной травой. Он любовался соседним участком, на котором стояла дорогая вилла из белого камня замысловатого дизайна, явно сделанного не по типовому проекту, а по индивидуальному заказу. В оценке строительных конструкций он был профессионалом. Каждый камушек отдельного здания мог рассказать ему целую историю о том, кто его построил. Вилла имела плоскую крышу черного цвета, ступенчатый фасад с крупными окнами в форме полукруга. На его фронтальной стороне располагался открытый балкон с черным горизонтальным парапетом и видом на море. Макс не был приверженцем классических форм, так как, по его мнению, они ограничивали полет фантазии, поэтому эта авангардная вилла ему нравилась. Он прекрасно понимал, что все не типовые решения стоят больших денег, поэтому заведомо зауважал хозяина. Помимо нестандартного дома, Макса поразило композиционное решение ландшафтного дизайна. Несмотря на то, что это была горная местность, и почва состояла преимущественно из камней, хозяева привезли сюда и уложили толстый плодородный слой чернозема, на котором разбили великолепный английский газон. Газон был только что пострижен и на нем не было клумб и цветов. Он лежал ровным ковром. Только несколько низких ползучих кустарников с красными и бордовыми листьями дополняли этот орнамент.

Солнце садилось за горизонт, образуя желто-красный ореол над ровной водной поверхностью. С моря потянул теплый бриз, и в сумерках начал распространяться нежный тонкий цветочный аромат, исходящий со стороны виллы. Макс догадался, что запах идет от изгороди, которая в отличии от других была оплетена не виноградом, а вьющимся плющом с мелкими белыми цветочками, названия которого он не знал. Аромат был на столько завораживающим и притягательным, что на минуту у Макса возникло романтическое настроение, в голове пронесся разговор с Семеном, а в воздухе появился образ то ли Девы Марии, то ли Магдалены с сосудом благовоний в руках.

Как ни мучительно было признаваться себе в том, что жизнь его поломана, что его представления о её смысле извращены, что во время пребывания в заключении ему сломили веру в прекрасное, он все-таки был вынужден это признать. Зло, вселившееся в его разум и сердце, настойчиво вытесняло добро. Он вкушал плотское, отвергая духовное. К вере он относился сдержано и называл себя агностиком.

Макс выкурил сигарету, спустился к машине и поехал в отель.