Начать жизнь заново

– Спасибо, Ричи. А теперь отдай ее мне, – устало попросил я, протянув к псу руку.

И тут всегда послушный лабрадор вдруг попятился и выскользнул за дверь.

Мои брови взлетели на лоб от удивления, я завис на пару секунд, а потом бросился следом. Ричи фыркнул мне от дверей комнаты и скрылся, я только успел заметить мелькнувший хвост на лестнице. Выбежав из комнаты, я остановился, переводя дыхание. Даже это маленькое физическое напряжение далось мне с трудом, поэтому пробежка по лестнице в таком состоянии могла кончиться весьма плачевно. Ричи вернулся минуты через две уже без таблеток, очевидно он и не собирался мне их возвращать.

Я снова вздохнул и присел перед ним.

– Ну что, брат? Ты-то точно прочитал бы мне лекцию о вреде своему организму, правда?

Пес заворчал и подтолкнул меня в комнату, намекая, что я много говорю. Я со смешком пошел собираться.

Минут через 15 я спустился вниз. Нацепив один из лучших костюмов, приведя в порядок волосы и умывшись, я все равно выглядел довольно криповато. Отсутствие антидепрессанта давало о себе знать зарождающейся в груди нервной тошнотой, и я боялся, как бы она не перешла в горло, а потом и наружу.

Мать вышла с кухни, разговаривая с кем-то через гарнитуру, окинула меня взглядом и, качнув головой, махнула рукой, призывая следовать за ней. Продолжая разговор, мне она не сказала ни слова, но меня это вполне устраивало.

Остановив меня жестом у дверей своей спальни, она скрылась внутри, чтобы через пару секунд выйти с тональным кремом в руках. Внимательно вглядываясь в мое лицо, она машинально открыла тюбик, прикидывая, как замазать мои круги под глазами, а потом, словно опомнившись, замерла, глядя на открытый крем в своих руках. Она бросила на меня растерянный взгляд, словно протянув бомжу деньги вдруг спохватилась, что не занимается благотворительностью. Снова посмотрела на тюбик и приставила палец, как будто бы собиралась выдавить на него немного. Но тут из гарнитуры послышался визгливый голос, окликнувший ее, и мать вздрогнула.

– Да, я Вас слушаю, Анабель! – резковато ответила она.

Дерганым движением закрутив крышку тоналки, она сунула ее мне в руки, как будто бы самую мерзкую вещь, которую когда-либо держала в руках, показала на мое лицо и быстро скрылась в своей комнате.

Я еще с минуту тупо смотрел на захлопнувшуюся перед носом дверь, перевел взгляд на крем, как совсем недавно мать, и, глубоко вздохнув, покачал головой.

Этот день обещал быть дерьмовым, и начался он все с того же дерьма.

***

– Доброго дня, мистер и миссис Брайн!

– Как Ваши дела, мистер Брайн?

– Миссис Брайн, чудесная прическа!

– О, это Ваш сын, мистер Брайн?

– Ах, Алекс, приятно познакомиться с Вами!

– Алекс, говорят, Вы будете работать в команде мистера Моргана?

– Мистер Брайн, Ваш сын принесет нам прибыль, мы так думаем!

Бла-бла-бла. Я незаметно потер пальцем висок и скользнул в тень. Прислонившись спиной к стене, я вздохнул, продолжая массировать виски. Боль возвращалась, все эти дежурные обмены любезностями сливались в единую какофонию шума, треплющего нервы.

Мне очень хотелось сбежать куда-нибудь, хотя бы просто спрятаться, чтобы не слышать этот гул и не видеть мельтешащих людей. Или хотя бы таблетку, чтобы это собрание альтернативно одаренных перестало трепать мне нервы. Но у меня не было ни одной из этих возможностей.

На другом конце зала я увидел Андреа. Моя невеста со скучающе-заинтересованным видом, как и полагается дамам нашего круга общения, беседовала с одним из юристов Ассоциации. Перехватив мой взгляд, она слегка кивнула и снова переключилась на юриста, со внезапным оживлением поддерживая диалог. Мужчина слегка опешил этой перемене, но с пылом начал что-то говорить. Андреа снова поймала мой взгляд, на ее красивом кукольном лице мелькнуло злорадное торжество и самодовольство.

«Сука», – подумал я и отвел глаза.

Уж не ревновать ли она пыталась меня заставить? Но это было маловероятно. Из разговора наших родителей я знал, что нареченная моя очень интересуется Ассоциацией юристов. Только они это выставляли, как искреннее увлечение юриспруденцией, однако я знал, что увлекается она именно юристами. Большие дяденьки с большими кошельками и малым количеством времени на личную жизнь очень привлекали эту избалованную дрянь. Хотя к нашему фиктивному браку она отнеслась спокойно. То ли думала, что я стану таким же большим дядей, то ли уже планировала через какое-то время заиметь в любовниках одного из этих жирных боровов.

При удачном раскладе для нее, если я стану одним из партнеров фирмы Моргана, она сможет водить шашни с нашими подчиненными. А те в свою очередь будут не мало ей платить, чтобы начальник не узнал. Я слишком хорошо знал эту систему и таких дам, слишком много у меня было знакомств.

Покачав головой, я оглядел зал. Отец у фуршетного стола разговаривал с группой мужчин, иногда они смеялись какой-то весьма удачной шутке, и тогда отец слегка склонял голову вперед. Это значило, что ему вовсе не смешно, но он обязан поддерживать этот разговор.

Мать в окружении богато наряженных дам обсуждала последнюю моду. Пусть она сама была юристом и с бо?льшим бы удовольствием поддержала разговор в компании отца, но таковы были правила приличия. Я всегда задавался вопросом, как она может поддержать разговор о моде, если в ее гардеробе висят лишь деловые костюмы и всего два платья, одно из которых свадебное.

– Алекс!

Сдержав желание сморщиться от досады от того, что меня заметили, я обернулся на оклик и облегченно выдохнул. Ко мне пробирался Чак, тот самый адвокат из компании Митчелла. Мы снова разговорились, лишь изредка касаясь работы. Чак был вполне интересным собеседником, и более того, пока мы общались, ко мне не подходили напыщенные ублюдки с намерением потрясти руку и вставить пару фраз о том, какие на меня возлагаются надежды.

Мы с Чаком успели выпить по бокалу шампанского, когда в зале началось оживление. Мы замолчали, оглядываясь по сторонам, как неожиданно рядом возникла мать и, схватив меня за локоть, потащила к небольшой сцене. Там уже стоял отец и Андреа, с таким видом, словно была не меньше, чем королевой Великобритании. Сдержавшись от того, чтобы закатить глаза, я встал рядом с ней, посмотрев в зал. На нас уставились сотни глаз.

Отец, поправив галстук, вышел к микрофону и прочистил горло.

– Дамы и господа. Рад приветствовать сегодня всех в этом зале.

Толпа вежливо зааплодировала. Я вздохнул. Снова эти помпезные речи. Отец еще в течение минут двух разглагольствовал о прекрасном вечере, приятном времяпрепровождении, продуктивной работе и прочем.

– Помимо повода нашей сегодняшней встречи, у меня есть еще одно объявление. Митчелл Морган, директор адвокатской палаты, принял на работу нового сотрудника. Теперь в Ассоциации юристов на одну светлую голову больше. Поприветствуйте – мой сын Алекс и его невеста Андреа.

Снова раздались аплодисменты. Андреа подняла руку, помахав ладошкой, и я, не сдержавшись, фыркнул. Ее, мать твою, величество. И вообще, никто меня еще не нанимал, я не подписал ни одного документа. Но видимо это были детали, не имеющие значения. Как и мое мнение.

Аплодисменты слегка затянулись, среди людей пошли шепотки, и отец поднял руку, привлекая внимание.

– Дадим слово Алексу. Прошу.

Он уступил мне место у микрофона, и я незаметно вздохнул. Андреа положила мне руку на плечо, демонстрируя людям, что она поддерживает меня, хотя мы еще не женаты. Дамы заулыбались, мужчины закивали. А мне нестерпимо захотелось повернуться и оттолкнуть ее. Желательно, чтобы она при этом упала со сцены. Желательно, чтобы свернула себе шею. Такие мысли пугали, поэтому кивнув ей, но даже не посмотрев в ее сторону, я подошел к отцу. Пожав ему руку, я начал скучную речь о том, как я рад влиться в ряды властителей мира сего: полслова про усердие, полслова про целеустремленность, пять слов про прибыль. Даже у речей были свои концепции.

Когда я закончил, люди снова захлопали, а я, выдавив улыбку, слегка поклонился и отошел к Андреа. То есть я хотел отойти и уже сделал шаг назад, как вдруг мой взгляд зацепил знакомую фигуру.

Митчелл Морган, взойдя на сцену, махнул рукой своей публике. Люди зааплодировали с новой силой и даже свистом. Митчелл по-хозяйски прошелся по сцене, поклонился народу, пожал руку отцу и встал перед микрофоном.

– Мои многоуважаемые коллеги, – вкрадчиво и мягко начал он, улыбнувшись обворожительной и в то же время какой-то шкодной улыбкой, – я безумно рад всех вас видеть!

Толпа буквально разорвалась от хлопков.

Но я почти не слышал их. С того момента, как Морган появился на сцене, меня парализовал липкий противный страх. Я стоял буквально в шаге от него и не мог сдвинуться с места, не мог выдавить ни слова. Я чувствовал ледяную змейку ужаса, прокатившуюся по позвоночнику, и каплю пота вслед за ней скользнувшую по виску. Стоило мне снова услышать мягкий голос Митча, как память услужливо подкинула картины из прекрасного вечера выпускного, когда он говорил тем же самым голосом. И я отчетливо помнил, что за этим последовало.

Мое дыхание сбилось, я сильно прикусил щеку изнутри, почувствовав резкий металлический привкус крови во рту. Я не слышал людей, не слышал, что говорил Морган. Не знаю, сказали ли хоть слово отец и Андреа. Все мое существо сосредоточилось на фигуре передо мной, а единственным желанием было бежать. Ощущение опасности плотным кольцом окутало меня, став почти осязаемым.

Но я не мог отвести от него глаз.

Закончив свою речь какой-то шуткой, вызвавшей общий смех, Морган повернулся ко мне, добродушно улыбаясь, и, протянув руку, положил ее на мое плечо. Это прикосновение вывело меня из состояния ступора.

Резко оттолкнув его руку, словно мог ошпариться, я отпрыгнул назад. Я бы, наверное, заорал, если бы голос меня слушался. Толпа недоуменно замолкла, я чувствовал на себе кучу взглядов, в том числе недовольный взгляд отца за спиной. Митчелл смотрел на меня все с тем же радушием, его улыбка не дрогнула ни на дюйм.

Я попытался сказать, чтобы он не прикасался ко мне, но из горла вырвался лишь глухой сип. Я отшатнулся еще на шаг, задев плечом руку Андреа, и оцепенение, сковывающее все тело, окончательно отпустило. Бросив взгляд в толпу, я развернулся и бросился прочь со сцены и из зала. Я еще успел услышать, как Митч отшучивается, мол, переволновался парень, и как по толпе проносится неуверенный смешок.