Свет далёкой звезды

Таня покачала головой:

– Нет, он меня ненавидит.

– Почему?

– Думает, что из-за меня родители поженились, а потом мама погибла.

– Ерунда, – я был маленьким, но не настолько глупым, чтобы поверить в её россказни. – Я скажу, что без тебя никуда не поеду, и он сдастся. Делов-то!

– Ты же обещал! – зашипела Таня. – А обещания нарушать нехорошо!

– А бросать меня одного хорошо? Укатишь в Америку, а мне живи с этим противным стариком!

– Во-первых, он не противный, – начала объяснять Таня. – А во-вторых, быть в разных местах вовсе не значит не быть вместе. Главное друг о друге помнить.

– Помнить! Тоже мне! – фыркнул я. – Тут хоть обспоминайся и никакого толку!

И тогда Таня рассказала мне ещё одну историю.

История о мальчике и далёкой планете

Жил-был мальчик. Больше всего на свете он любил слушать звёзды. Нужно только, чтобы ночь была ясной. Забираешься на подоконник, прижимаешься щекой к прохладному стеклу и слушаешь. Словно из старого дедушкиного радиоприёмника, треща и прерываясь, льются к нему звуки: то стрекочущие, как у насекомых, то протяжно-растянутые, как вопли загулявших котов. Мальчик не мог понять их смысла. Он просто слушал, наслаждаясь звучанием этой необычной небесной музыки.

Но однажды ему ответили.

– Привет! – произнёс кто-то.

– Привет! – ответил мальчик.

– Ты кто?

– Петя.

– Что такое петя?

– Имя.

– Имя… – голос задумался.

– Это то слово, которым тебя называют другие люди, – объяснил мальчик.

– Люди…

– Ну, да люди.

– Я понял! – радостно сообщил голос. – Так называются жители твоей планеты!

– А разве ты не человек?

– Я бри.

– Бри?

– Да. Я -бри, мои родители – бри и все мои братья и сёстры тоже бри.

– У тебя много братьев и сестёр? – спросил мальчик.

– Очень.

– А я совсем один.

– Почему один? – удивился Бри. – У тебя же теперь есть я!

– Расскажи мне про свою планету, – попросил Бри. – Она большая?

– Ну, да, – мальчик задумался. Оказалось, что о Земле ему почти ничего не известно.

– А наша планета совсем крохотная, – рассказывал Бри. – И зелёная, потому что вся покрыта болотами. Но кое-где есть небольшие возвышенности, на которых мы и строим свои дома. Скоро у нас большой праздник: зацветут гигантские цветы Ао. Они ярко-розовые и видны даже с соседней планеты. Мы всегда очень радуемся их цветению и танцуем дни напролёт, взявшись за руки.

Его голос становился всё тише и прерывестей.

– Куда ты? – огорчился мальчик. – Я почти не слышу тебя.

– Все планеты вертятся, – объяснил Бри, – и Солнечная система вертится, и галактика и даже вселенная. Наши планеты удаляются друг от друга. Боюсь, мы никогда больше не услышимся.

Мальчик заплакал.

– Не грусти, – сказал Бри. – Я не забуду тебя. И каждый вечер, сидя у своего домика, я буду о тебе думать.

Дедушка отворил дверь в комнату.

– Ты почему не спишь? – он сдвинул мохнатые брови, пытаясь изобразить строгость. Но мальчик-то знал, что его дедушка самый добрый.

– Быстро в постель!

Петя рыбкой нырнул в кровать.

– Колобродит ночами, – ворчал дедушка, поправляя одеяло.

А мальчик лежал и думал, как же это всё-таки здорово, когда где-то далеко, может быть даже на другом конце вселенной, кто-то о тебе думает.

Аня шутит, что с моей зацикленностью на звёздах и далёких планетах, мне нужно было заниматься астрономией, а не медициной. Ещё она утверждает, что всё, написанное мной, в корне неверно.

– Ну, не умеет шестилетний ребёнок так размышлять да и запомнить все эти истории так подробно он тоже не мог, – говорит она. – И уж совсем невозможно, чтобы твоя сестра умела придумывать такие истории. Просто ты описываешь себя вчерашнего с точки зрения себя сегодняшнего, взрослого и логичного. Дети же мыслят по-другому.

– Во-первых, Таня вундеркинд, – возражаю я, – она читать научилась в три года и столько всего перечитала, что нам с тобой и не снилось. Вселенная манит своей непознанной бесконечностью. А память устроена так, что почти невозможно объективно описать случай, произошедший с тобой лично всего пять минут назад. Каждый из очевидцев воспринимает его по-своему.

Вот и тогда я был абсолютно уверен, что Тигран меня ненавидит. Но, прощаясь со мной у поезда, который через несколько минут унесёт меня за тысячи километров от дома, он проявил несвойственную ему чувственность – обнял меня и, прижав к себе, сказал, что станет очень скучать. Разве что слезу не пустил. Близнецы рыдали, тётя плакала, Анечка ревела не своим голосом, а невозмутимый дядя, покачиваясь, повторял, что всё непременно наладится.