Кольцов. Часть 2

Рядом с Андреем кто-то плюхнулся на соседнее кресло. Андрей повернул голову и увидел там жену волосатого сатира – Сару Яковлевну. Она, приставив руку козырьком, внимательно следила за шалостями незадачливого муженька. Сара была полностью одета и обута – видимо, ей были не по душе здешние натуристические нравы. Ее лицо все так же казалось бледным, только глаза выдавали признаки недавнего плача. Она следила за совершенно безобразными выходками мужа и поминутно в досаде качала головой. Всем своим видом она напоминала сейчас мамашу или бонну, следящую за шаловливым дитем.

Андрею даже показалось забавным подобное сходство.

«Вот ведь, и это тоже ячейка общества. Семья… Да, на кой черт такая ячейка? Шла бы ты, Сара, гулять в горсад. Глядишь бы, нашла себе подружек по интересам, а может быть и более приличного господина, нежели твой беспутный банщик…»

– Арон, прекрати! – крикнула Сара супругу, когда тот попытался поднять на руки одну из девиц. – У тебя же радикулит. Поставь девушку на место.

Андрей не выдержал и хмыкнул.

– А вы зря ухмыляетесь, товарищ хирург, – неожиданно зло возразила Сара. – Думаете, что знакомство с Бронш принесет вам счастье? Ошибаетесь. Она – коварная змея. Обовьет вас сладкими речами, а после проглотит и не подавится.

А после Сара оглянулась, не слышит ли их кто-нибудь и, приблизив лицо к Андрею, продолжила:

– И братец ее родной – тоже известный упырь. Люди из его кабинетов уже редко возвращаются домой. И еще – я слышала там, на лестнице, как она вам щебетала про всяких художников и писателей, которые якобы так часто бывают у нее.

– Ну и?

– А то, что врет она все. И Брики с Маяковским здесь не были никогда. Знает Лиля, что Варвара еще та штучка. Знает и сторонится ее. А картины все скуплены за бесценок в Гражданскую. Никто их ей не дарил. Так по мелочи кто. Безызвестные авторы. Она больше строит из себя светскую львицу. Фу, паучиха. Ненавижу ее! – в голосе Сары вновь зазвенели плаксивые ноты. – Она и Арончика моего с пути сбила. Наговорила ему речей бесстыжих – дескать, семья – это пережиток буржуазный. Вот он и повадился сюда таскаться. Бегает за девицами – смотреть тошно. Здесь не дача наркомовская, а Вертеп. И в подвале у нее, говорят, есть место, где она оргии устраивает.

– А мне сказали, что в подвале людей пытают, – вдруг шепотом, сделав заговорщические глаза, ляпнул Кольцов, едва удержав себя от смеха.

– Да, а может и так. Они с братцем только на это и годны.

Она поднялась во весь рост:

– Арон! – вдруг громче обычного крикнула она. – Мы едем домой!

– Ну, Сара, еще же танцы… – пьяным голоском ответствовал супруг, валяющийся в песке.

Правая его рука удерживала за щиколотку симпатичную блондинку. Блондинка хохотала и, наклонившись, пыталась пальцами отодрать загребущую ручонку местного сатира.

– Ароша, – жалостливо отозвалась Сара. – Ты весь в песке. На подштанниках пуговицы оторвались. Поехали, а?

Андрей уже не слушал их. Он поднялся с кресла и пошел вдоль берега. Ему хотелось поближе рассмотреть местные красоты. Озеро и в правду было огромным и красивым. Он долго шел вдоль берега, оставив позади шумный пляж с обнаженными спортсменами, пока не уперся в плотную стену из камыша и высокой осоки. Глаза наткнулись на серый валун. Андрей присел на него и посмотрел на заходящее солнце.

«Как давно я не играл на флейте, – с грустью подумал он. – Когда-то я сидел также, среди камышей, играл, и ко мне подошла Ирма».

Он живо вспомнил все детали той памятной встречи. И даже захотел предаться легкой ностальгии, но это отчего-то не получилось. Воспоминания не принесли ему ровно никаких эмоций. Что со мной? Я загрубел? Одеревенел? Почему мое сердце не чувствует привычной тоски? Ирма? Где теперь она? Да, и какая разница где? Черт, как скучно-то. Надо было ехать домой. Кольцов, ну до чего ты докатился? Здесь столько молодых красивых баб, и, возможно, вечер обещает быть интересным. Он на минуту представил, как его руки коснутся талий совсем незнакомых юных див.

«Да, ладно, я, пожалуй, останусь, – с волнением подумал он. – В моем возрасте не интересоваться молодыми красотками – стыдно. Ничего, переночую тут. Завтра воскресенье. Дома отосплюсь. Да и Светку я предупредил. Ничего с ней не сделается. Пусть поскучает…»

Он еще довольно долго бродил в одиночестве вдоль берега, тоскуя по флейте. Дома он играл иногда, и даже, благодаря толстым стенам, не был за это судим соседями. Но, дома было не то. Играть надо на природе, понимал он.

Когда Андрей возвращался назад, начинало темнеть. Солнце все больше склонялось к горизонту, красным пятном растекаясь над кромкой леса. Он взял немного вправо и очутился не на пляже, а на огромной танцевальной площадке, со всех сторон окруженной электрическими фонарями. Площадка венчалась довольно большой крытой сценой, на которой разминались музыканты. Судя по инструментам и фракам, это был какой-то джазовый оркестр. Очень похожий на тот, который играл тогда в Яру. Музыканты репетировали вразнобой, настраивая трубы, саксофоны, фаготы, контрабасы, ударные и фортепьяно. Послышались даже оригинальные звуки банджо.

С двух сторон от площадки находились столики, застеленные белыми скатертями и украшенные цветам. Все это весьма смахивало на ресторан под открытым небом. Чуть поодаль располагались удобные лавки. Во всем ощущалось приготовление к приятному банкету. К озерным и еловым запахам добавились ароматы шампанского, апельсинов, дамских духов и еще чего-то нового и удивительно праздничного. Бесшумно двигались глянцевые официанты, разнося серебряные ведерки с колотым льдом и подносы с фужерами.

На площадку стекалась разряженная публика – дамы в дорогих туалетах и мужчины во фраках или смокингах. По-видимому, это и были гости, о которых говорила Бронш. В компании двух джентльменов Андрей заметил корпулентную Розалию Платоновну в своем блестящем розовом платье и диадемой на светлых волосах. Ее вели под руки два джентльмена приятной наружности. Из низкого декольте сверкали аппетитные груди блондинки. На одной из лавок спал рыжий Ромочка Худейкин, художник-символист. Когда он вновь успел напиться, подумал Андрей. Где-то в толпе мелькнула кожаной тужуркой Валентина Петровна Кривошеина – командирша в юбке. Брюнет Луи из Мадрида что-то оживленно рассказывал другому джентльмену. Но было много и вовсе незнакомых лиц.

Андрей неожиданно понял, что стоит в темном лесу, в обнаженном виде, и любуется на все со стороны. Из ельника потянуло сыростью, его охватил легкий озноб.

«Полно, а где моя одежда? – подумал он. – Она же так и осталась на пляже».

Он свернул в сторону и, ориентируясь на столб с репродуктором и полоску воды, едва проступающую сквозь гущу леса, быстрым шагом двинулся в поисках пляжа. Не прошло и десяти минут, как он вышел к озеру.

Вокруг стремительно темнело. Но возле буфетной стойки, кафе и самой воды зажглись электрические фонари, перевитые множеством разноцветных лампочек. Это было потрясающе красиво. Из леса уже слышались звуки джазового оркестра. Играли какой-то тонкий и удивительно прекрасный, вибрирующий низами, заморский фокстрот.

Теперь пляж был почти пуст. На одном из шезлонгов он узнал знакомую фигуру. Недалеко от воды сидела сама Варвара Семеновна и курила длинную пахитоску, заправленную в тонкий мундштук. Только в этот раз она была одета в темное вечернее платье, сверкающее издали черными опалами. На глянцевых волосах красовалась алмазная диадема с небольшим, но изящным пером. Женщина смотрела на спокойную гладь воды, подсвеченную радужными гирляндами.

Андрей тихо подошел сзади. Она обернулась.

– Андрей Николаевич, ты решил стать Робинзоном в моих лесах?

Андрей усмехнулся. Теперь, в темноте и гуще озерной прохлады, он почувствовал себя неловко в обнаженном виде, стоя перед дамой, одетой в такой роскошный вечерний туалет.

– У вас здесь славные места, Варвара Семеновна. Я увлекся прогулкой и не заметил, как стемнело.

– Здесь очень быстро темнеет. Но вообще-то тебя не было почти два часа. Я уже отправила на твои поиски Феликса.

– Зачем? Куда бы я делся?

– Бог тебя знает, дорогой мой. Я гнала уже от себя мысли, что тебя могла поглотить сия озерная пучина. Это было бы слишком тривиально и неинтересно.

– Почему? – усмехнулся Кольцов.

– Помилуй. В самом начале нашего знакомства?

– Ну, я видел в своей жизни смерти еще более нелепые…

– Я знаю, Андрей. В машине ты уже успел нагнать на меня жути.

– Ты боишься смерти? – с улыбкой спросил он.

– Боюсь. А ты?

– Нет, если честно. Ты знаешь, что смерти вовсе нет. Мы лишь переходим в иное состояние. А после рождаемся вновь. Мы живем множество жизней. Ничто и никуда не исчезает.

– Мне определенно симпатично такое видение мира, – она затянулась дымом. – Это, кажется, буддизм.

– Это не просто буддизм. Это истина.

– О, ты бываешь так уверен в своих словах, будто и вправду познал истину.

– Может и так. Просто я слишком много раз воплощался на этой планете, а потому эти знания лежат не на поверхности. Мой дух их знает давно. И в каждом воплощении это знание рождается вместе со мной.