Фиалковое сердце Питбуля

– Доброе утро, Назар Георгиевич. Я получила ваше послание.

– Доброе, Эвридика Васильевна, – ответил он, рассмеявшись. – Надеюсь, вы хотя бы на секунду улыбнулись.

– Улыбнулась, – кивнула я.

– Тогда я не могу не порадоваться. Ведь улыбка девушки с таким именем – это невероятное сочетание.

– Как клубничный коктейль и запеченная груша?

– О нет. Вряд ли хоть какой-то десерт может сравниться с улыбкой Эвридики. Это слишком изысканное сочетание… Ты же сейчас улыбаешься, Эвридика?

– Да, – прошептала я, чувствуя как внутри вновь разгорается безумное пламя.

15. Назар

Запеченная груша и клубничный коктейль? О нет. Я снова пробую десерт в сочетании с молочным напитком, улыбаясь послевкусию прозвучавшего «Назар Георгиевич», смотрю в окно на просыпающийся город и его улицы, по которым курсируют коробки автобусов, но взгляд неизменно возвращается к верхушке колеса обозрения, виднеющегося над крышами домов.

– Назар?

Требовательный оклик отца из-за спины, но как и до разговора с Эвридикой я отрицательно мотаю головой. Клуб Гони уйдет к Хану. Это решение уже принято и никаких изменений не будет.

– Гоня тебе нужен? – спрашиваю, делая крохотный глоток напитка и разворачиваясь к отцу.

Он не отвечает. Неторопливо перебирает бумаги на моем столе, рассматривая эскизы бани для родителей Эвридики.

– Странно. Хотел бы я знать причину, по которой тебе стали интересны бани.

– Хотел бы я знать причину, по которой ты впрягаешься за Гоню.

– Интересный вариант, – отец складывает листы в ровную стопку, возвращая их ровно в то место, где они лежали, смотрит мне в глаза, буравя взглядом больше по привычке, чем требуя ответа.

Я чувствую, что Гоняев – лишь повод приехать с утра, а самое главное ещё не озвучено и никак не связано с баней или клубом, который Хан по моей указке кошмарит последние дни на полную катушку. «Le Vice» поменяет владельца, это уже вопрос времени и принципа – отец демонстративно не лезет в мои перестановки, дав на них свое молчаливое согласие. Мне этого достаточно, как и скупой оценки проекта, над которым просидел всю ночь. Между моим дипломом по архитектуре и дипломом брата по юриспруденции одобрение отца всегда звучало в сторону последнего.

– Ничего не хочешь рассказать?

– А должен?

Я подхожу к столу, опускаю на него стакан с коктейлем, рядом кладу телефон и недоеденную грушу. Молчаливый обмен взглядами, словно очередная проверка кто первым сдаст свои позиции. После минуты такого «внимания» Арсений уже вскинул бы лапки вверх и полетел делать то, что от него хотели увидеть. На эту покладистость мне периодически хотелось рассмеяться брату в лицо. Юрист с таким мягким характером – бред, но отец получил то, что хотел, и теперь Арсений мог летать по курортам и попивать коктейльчики на пляже. Офис его ждёт, пара юристов изображает активность и вроде как даже ведёт несколько мелких дел… Успешность, стабильность, размеренность и показуха… Я бы уже через месяц завыл от такой жизни.

– Двойной и без сахара? – спрашиваю, хотя и знаю о привычке и любви отца к черному кофе по утрам.

– Не расскажешь? – усмехается, но цепкий взгляд все так же продолжает сверлить мою черепную коробку.

– Нет. Хочешь услышать отчёт, тогда лучше позвони Арсению и спроси с кем он вчера переспал.

Я иду к кофемашине, ставлю на поддон кружку и выбираю максимальную крепость варки, отец молча опускается на стул, взглядом показывает на бутылку коньяка в баре:

– Немного, Назар.

– Пару капель для запаха или ложку?

– Ложку. И включи вытяжку.

Оборачиваюсь посмотреть, что именно будет курить отец, и врубаю вытяжку на две трети ее мощности – сигара. Достаточно многообещающе, если обращать внимание на детали.

В пепельницу падает идеально отрезанный гильотиной кончик сигары, вальяжно-неторопливое попыхивание сменяется двумя смакующими затяжками. Идеальное колечко дыма и приглашающий жест сесть напротив. Только я у себя дома, а не в кабинете отца. В ответ на его сигарный ритуал мне тоже есть чем ответить. Тостер начинает подсушивать хлеб, кофе машина варит уже привычное с утра эспрессо, а на столешницу опускается салфетка с приборами. Словно по нотам, я готовлю себе завтрак, игнорируя попыхивание и изучающий взгляд прищуренных глаз. У него свой ритуал, у меня свой: яйцо пашот, подсушенный хлеб, пара ломтиков поджаренного бекона и эспрессо в тонкой фарфоровой кружке. Эстетика в каждом моменте.

Переложив яйцо поверх хлеба и украсив его тремя листиками базилика, сбоку выкладываю бекон, прохожусь салфеткой по краю тарелки и, поправив кружку, поставленную ровно в центр блюдца, опускаюсь на стул, отмечая невольную улыбку отца:

– Забыл поперчить.

– Я ничего не забываю. У всего свое время, – отпиваю глоток эспрессо и тянусь к перечнице.

– В два часа приедет Черкесс с сыном. У тебя с ними встреча.

– У меня? – уточняю, аккуратно надрезая белок, чтобы желток не вылился слишком быстро и успел пропитать хлеб.

– У тебя. У меня сегодня выходной.

– После ложки коньяка? – поднимаю насмешливый взгляд на отца, только он обескураживающе широко улыбается, откидывается на спинку стула и, поигрывая сигарой, вскидывает брови:

– А почему бы и нет, Назар?

– Пусть подъедут в мой офис. Я не хочу обсуждать дела в людных местах.

– Вы встречаетесь у меня в офисе, – затяжка, клуб дыма и хитрый прищур глаз. – Я уже распорядился.

– Хорошо. Тогда не удивляйся, если мой ответ Черкессу тебе не понравится.

– Правая рука не работает в ущерб голове, Назар. Если ты им откажешь… Значит, так тому и быть.

Кивнул, словно только сейчас принял окончательное решение, и, ставя точку, после которой оно уже не подлежит изменению, вдавил сигару в пепельницу, в два глотка допивая свой кофе.

– Чего у вас с матерью не отнять, так это умение находить красоту в простых вещах, – произнес он, поднимаясь со стула. Не стал надевать пальто, а небрежно кинул его на сгиб локтя, посмотрел на мою тарелку с лёгкой полуулыбкой и после все же не удержался, бросил взгляд на листы с эскизами, спрашивая с нескрываемым интересом. – Кто заказчик, Назар?

– Ты его не знаешь, папа.

– Большие деньги, если взялся сам?

– Нет. Мое личное желание сделать этот проект.

– Тем интереснее, – нахмурил брови, но на этом решил остановиться. – В два, Назар. Хотя зачем я тебе напоминаю. Ты же ничего не забываешь.

– Приятного выходного, папа. Отзвонюсь сразу, как закончу с Черкессом.

Закончив завтрак, провалившись с головой в пролистывание на экране телефона фотографий Эвридики, выложенных в соцсетях, чтобы найти ту, которую можно поставить на входящий звонок, все же прихожу к выводу, что оторвать руки тем, кто ее фотографировал, далеко не худший вариант. Из всех просмотренных снимков только один поймал ту Эвридику, которую видел я, остальные больше походили на издевательство над самим понятием «запечатлеть красоту». Будто сознательно сделанные наспех или на самую худшую камеру, которую можно найти только в раритетных кнопочных мобильных. В эру «Инстаграма» и селфи, когда каждая девушка помешана на правильном свете и знает свою «рабочую» позу… Черт! Я матерился сквозь зубы, пока не наткнулся на фотографию с репетиции, определенно сделанную профессионалом – водяной знак в правом нижнем углу только подтвердил мою мысль. На ней Эвридика сидела на полу, чуть наклонив голову и натянув на колени свитер. Тот самый свитер, ворот которого идеально подчеркивал ее шею. Она смотрела, точнее, всматривалась, ловила каждое движение того, что происходило за кадром. Скорее всего какой-то взмах руки или положение ладони – Эвридика пробовала его уловить и повторить. И я застыл, не дыша, чтобы не спугнуть и не мешать ей это сделать. Смотря на фотографию. Не мешать. Кадр, секунда, мгновение, пойманное фотографом, но именно оно завораживало до трепета, и я несколько минут дышал через раз, в полвдоха, всматривался в линию шеи, трогал выбившиеся из пучка волосинки. Смотрел и не мог насмотреться. Невероятная красота и грация в простой фотографии. Единственная фотография, которую я, не раздумывая ни секунды, хотел скачать и распечатать. Скачать получилось с лёгкостью, а распечатать… При том разрешении, в котором она была залита, вряд ли. И это злило.

«Скинуть Гёте кусочек с водяным знаком, пусть ищет чей,» – здравая мысль, следом чуть ли не суматошное движение пальца по экрану: выделить, вырезать, отправить с коротким распоряжением.