Фиалковое сердце Питбуля

– Надо слезть и сходить в сам парк, чтобы посмотреть. Рассказывать не интересно, – он снова уходит от ответа, но мне хочется посидеть и перевести дух ещё немного, поэтому задаю, кажется, самый глупый вопрос:

– Это твой мотоцикл?

– Мой, – вполне очевидный ответ и приятный смех. – А вы, оказывается, трусиха, Эвридика Васильевна.

– А вы, уже второй раз меня обманываете, Назар Георгиевич, – улыбаюсь я и внезапно понимаю, что продолжаю сидеть, не выпустив, прижавшись к спине Назара, и мне это нравится, несмотря на его обман.

– Каюсь, виновен.

– Ещё бы, – усмехаюсь, мотаю головой и все же нехотя убираю руки с груди Назара. – Не отделаетесь теперь пирожными, Назар Георгиевич.

– И я этому безумно рад.

– Что? В смысле рад?

– Вы только что развязали мне руки, Эвридика Васильевна. Теперь не удивляйтесь, что я начну замаливать свои грехи на полную катушку.

Назар с лёгкостью слезает с мотоцикла, чего нельзя сказать обо мне. Я стекаю с него трясущейся каракатицей, все ещё не веря, что можно выдохнуть с облегчением. Не без помощи стягиваю шлем и снимаю сумку со спины – Назар перехватывает ее, закидывает на плечо и широко улыбается, когда прошу его не спешить и дать достать резинку, чтобы собрать волосы в хвост.

– Оставь, пожалуйста так.

От его взгляда я почему-то смущаюсь и несколько мгновений изучаю трещинки на асфальте, стесняясь поднять глаза обратно. Смотрю на свои кроссовки, потом на кроссовки Назара, удивлённо поднимаюсь взглядом по вытертым джинсам к краю кожанки с зубастой молнией. И только сейчас понимаю, что впервые вижу Назара не в костюме. Он широко улыбается, когда я, осмелев, смотрю ему в глаза, пальцами взъерошивает свои волосы, окончательно превращаясь в немного развязного парня, у которого есть мотоцикл и больше ничего не важно. Может, только эта улыбка, обескураживающе-завораживающая, и негромкое «Эвридика Васильевна» с пьянящей хрипотцой в голосе выдают в нем серьезного человека.

Назар закрепляет сумку и оба шлема поверх сиденья, притянув их эластичной сеткой, чтобы не упали, и улыбается в ответ на мой вопрос: «А не украдут?»

– Не переживай, Эвридика. За мотоциклом и вещами присмотрят. Идём?

Кто и откуда будет смотреть за вещами, если на парковке нет охраны от слова совсем, я не знаю, но Назар так уверен в своих словах, что мне ничего не остаётся делать, как кивнуть, соглашаясь, и подать ему руку, увидев протянутую ладонь. Мое ответное движение получается само собой разумеющимся на предложение, подкреплённое все той же широкой улыбкой. Я понятия не имею как так можно улыбаться, но мне всё больше нравится улыбка Назара. Что-то в ней подкупает, только я никак не могу понять что. В ней нет обмана или какой-то фальши. Обыкновенная улыбка счастливого человека, и я иду за ним ко входу в парк, держусь за руку, и все же немного краснею. Нет, не от стыда или чего-то такого. Стыд не может отзываться пузырьками шоколадного мусса, курсирующими внутри, а они там появились буквально сразу. Мне просто нравится держаться за руку, чувствовать ее тепло и что-то ещё. Непонятное, непривычное, но завораживающее этой своей непонятностью до ужаса.

– Если честно, то я сто лет не был здесь, – Назар осмотрелся по сторонам, а потом улыбнувшись шире повел меня к небольшому ларьку, где купил сладкую вату. – Это не тебе. Ты же отказалась от сладкого.

Сказать, что я опешила от такой внезапной несправедливости? Нет, не опешила. Я чуть не задохнулась, выпучив глаза, а Назар, жмурясь от удовольствия, отщипнул небольшой кусочек от огромного шара, отправил его себе в рот. Следом оторвал чуть больше и рассмеялся, когда я схватила его руку с ватой и оторвала от нее большой кусман.

– Эвридика Васильевна, ай-ай-ай, – покачал он головой, улыбаясь от уха до уха.

– Не ай-ай-ай, Назар Георгиевич, а «не хотите ли попробовать»! – захохотала я, дёргая руку, которую Назар поднял над головой. – Мало того, что вы меня обманули, так теперь ещё и ватой жадничаете поделиться!?

– Ты любишь вату?

– Представь себе, люблю!

– А разве балеринам ее можно?

– Можно!

– Тогда держи, – Назар протянул мне вату на палочке, а сам заулыбался шире. – Я, если честно, вату не очень люблю.

– Опять обман?

– Где? – удивился Назар, обернулся, всматриваясь в проходящих мимо людей и даже остановил одного, спрашивая. – Извините, а вы не видели тут обман? Мы его потеряли и не можем найти.

– Что? – опешил мужчина, а Назар с серьезным лицом повторил:

– Обман. Такой маленький с хвостиком. Не видели?

– Придурки, – отмахнулся мужчина, и я прыснула от смеха.

– Давай на обратном пути поищем? – предложил Назар, протягивая мне ладонь.

– Давай. Только что-то мне подсказывает, что мы его не найдем.

Как оказалось, сегодня в Мирославском парке было официальное открытие после реконструкции. Мы с Манькой ходили сюда пару раз года два назад, а потом как-то перестали, ведь ничего особенного здесь не было. Обыкновенный парк с прудом, где большую часть гуляющих составляли девушки с колясками и пенсионеры. Первые неспешно шли по дорожкам, негромко переговариваясь, чтобы не разбудить своих малышей, вторые больше сидели на скамейках, обсуждая новости, или рассматривали проходящих мимо. А сейчас парк изменился. В нем установили новые фонари под старину, заменили скамейки, освежили асфальтовое покрытие и высадили новые кусты вдоль дорожек. За ними можно было рассмотреть ровные площадки с беседками, где-то появились детские площадочки с качелями и песочницами, но главное изменение коснулось той части, которая два года назад выглядела заброшенной. Я даже невольно остановилась, рассматривая парк аттракционов и огромное колесо обозрения. Зажмурилась и снова открыла глаза, не веря тому, что вижу.

– Прокатимся? Если не боишься высоты, конечно.

– Нет, не боюсь, – я помотала головой, улыбаясь от уха до уха, и зашагала за Назаром, едва не подпрыгивая от какого-то детского счастья.

– У меня есть шикарное предложение.

– Какое?

– Посмотреть и попробовать все аттракционы. Как тебе?

– Это просто идеальное предложение, Назар Георгиевич!

– Эвридика Васильевна, – рассмеялся он, отвешивая шутливый поклон. – Я полностью в вашем распоряжении. Командуйте.

– Сперва колесо! С него посмотрим что тут есть, а потом пойдем, – предложила я.

– Тогда чего мы ждём?

Несомненно это было свидание. Странное, немного непонятное и непривычное, но все же свидание. Мы хохотали, как дети, катаясь на машинках, болтали без умолку, стоя в очередях на следующий аттракцион или за теми же хот-догами. Перепробовали все развлечения, а какие-то и не по разу. Одной только сладкой ваты я наелась, кажется, на несколько лет вперед, но потом мы нашли тележку мороженщика, а в нем оказался ванильный пломбир…

Я не помню, чтобы мне было так легко общаться с парнем. Обо всем и ни о чем конкретном. Не помню, чтобы с кем-то сидела на скамейке, хохотала до боли в щеках, а потом срывалась пострелять из духового ружья или еще раз прокатиться на колесе или машинках. Не помню, чтобы так же засматривалась на чью-то улыбку, глаза, движения и губы. Но когда мой взгляд прилипал к губам Назара, я ничего не могла с собой поделать. Кажется, в эти моменты все мое внимание концентрировалось на них одних, и остальной мир исчезал в какой-то полупрозрачной дымке. Окружающие звуки становились глуше, исчезала звучащая из колонок веселая музыка, и я слышала только биение своего сердца и голос, произносящий мое имя с хрипотцой, от которой кровь вскипала лопающимися пузырьками, а внизу живота появлялась тянущая истома. До ужаса приятная и манящая. Я поймала себя на мысли, что хочу чтобы Назар меня поцеловал. Не поняла откуда в моей голове всплыло это безумное желание, но оно усиливалось каждый раз, как я смотрела на его губы. Мне так хотелось, чтобы он сделал это. Чтобы прикоснулся пальцами к моей шее, притягивая к себе. Я просто смотрела на его губы, а на затылке не оставалось ни миллиметра свободного от мурашек места. Все мое тело буквально тянулось навстречу его поцелую, а пузырьки лопались громче и громче, заставляя сердце колотиться чаще.

– Знаешь, что мы пропустили, Эвридика?

– А? – я выныриваю из своих фантазий, но вместо ответа Назар показывает мне ладонью на открытый павильончик со стойкой и маленькими воздушными шариками, закрепленными на дальней стене.

Мы уже были в похожем, в дальнем конце парка, где стреляли из воздушных ружей по движущимся мишеням-уткам, мелодично звякающим на попадание по ним, а этот, с шариками, показался нам уже скучным и не таким интересным. Всего лишь дротики и шарики – сомневаюсь, что кто-то вообще подходил к стойке, чтобы проверить свою меткость, но небольшая очередь говорила об обратном.

– Мы же решили попробовать все, Эвридика Васильевна?

– Ну я даже не знаю, Назар Георгиевич, – притворно хмурю брови, смотря на мальчишку, увлеченно бросающего дротики, и пожимаю плечами. – Мне кажется, это вообще скукота.

– А мне кажется, вы просто прикрываетесь скукотой, а на самом деле боитесь, что не попадете ни в один.

– Что!? Я и не попаду!? – вспыхиваю в одну секунду и подскакиваю на ноги. – Так-то я попала в три утки! А они двигались, если что! Пойдем!