Найдя, как ему казалось, разумное объяснение, Макс немного приободрился.
«Солдат» осмотрел рану на голове Кристины. Она далась не сразу, для этого пришлось ткнуть автоматом ей в бок.
– А! Больно! Совсем уже!
– Сама ведешь себя, как дура, потому и получаешь. Сиди, не дергайся.
Кристина надула губы, но вырываться перестала. Солдат поставил повыше керосинку, склонился над ее головой и осторожно раздвинул волосы. Что-то увидел, покачал головой, полез к себе в сумку, достал пузырек, открыл, запахло йодом.
– Ничего, ссадина. Заживет. Но надо обработать. Будет щипать, потерпи.
– Что там? Убить меня хотел? Будешь платить мне за членовредительство! Я на тебя в суд подам.
Солдат налил в рану йод. Кристина заверещала.
– Малахольная. Кого набрали? Детский сад. Одна такая всю группу демаскирует в два счета.
– Ты мне на голову полбутылки йода вылил! С ума сошел? Кто так делает! Перекисью надо или хлоргексидином!
– Хлоркой? Это у ваших фашистов так лечат. А я тебе советским йодом, как положено. Спасибо скажи, и не ори на всю ивановскую.
Кристина бросила на Макса умоляющий взгляд:
– Где ты его нашел? Пусть он уйдет туда снова, Макс, умоляю, скажи ему, пусть отстанет, – Кристина захныкала.
– Надо будет, уйду. Это не он меня нашел, а я его. Вы у меня оба пойдете туда, куда надо.
– Хорошо! – Кристина продемонстрировала мгновенную смену настроения, чем поразила незнакомца больше, чем то, как только что орала, когда он плеснул ей йодом на ссадину.
– «Странные они, вроде такие же, а другие», – «солдат» отошел в сторону, присел, облокотившись на дверной косяк, который держался на честном слове, устало откинул голову и закрыл глаза.
– Что он делает? – прошептала Кристина. Макс посмотрел на незнакомца.
– Ничего. Сидит.
– Просто сидит?
– Да. Просто сидит.
– На нас смотрит?
– Нет. Глаза закрыты.
– Что вы там шепчетесь?
– А что, разве нельзя? – Кристина молчать не собиралась, считая, что любого можно разговорить и договориться – надо только знать как – нахваталась у Мохом, для которого манипуляция – было призвание.
– Нет.
– Почему?
– Потому, что вы диверсанты. Вам дай волю – быстро сговоритесь, как освободиться.
– Хотя бы и так.
– Ну вот потому и нельзя разговаривать!
– По-твоему нам должно нравиться вот так сидеть? Зачем ты нас связал?
– Говорю же – вы диверсанты!
– С чего ты взял? Может ты ошибаешься?
Макс улыбнулся:
– «Давай, давай, посмотрим, что у тебя получится, завтра над нами весь инет угорать будет», – сам он уже не хотел ничего, его клонило в сон, посторонние звуки казались чересчур громкими, рассеянный свет восходящего солнца больно слепил глаза, снова начало подташнивать.
– Крис, – он позвал Кристину едва слышно и покосился на солдата.
– Чего тебе? Не мешай! Я знаю, как надо с ним разговаривать!
– Я вырубаюсь.
– Чего? Нашел время спать! Не смей!
– Ты, если что, ткни меня в бок. Ладно? А сейчас я сплю. Отвянь.
Макс провалился в сон.
– Надо же, спит!
– У меня отличный слух. Что ты ему сказала? Ты это, имей ввиду, таскаться с вами по лесам не собираюсь. До линии фронта…
– Какого фронта! Ты хотел знать, что я ему сказала? Я спросила – ты маньяк, который хочет нас убить? А ты со своим фронтом.
Кристина ожидала, что «солдат» разозлится на нее, но тот удивился.
– Причем тут маньяк? Рожа тебе моя не понравилась? Ну извини, в нашей деревне все такие. Маньяков у нас не было, с утра до вечера намашешься вилами, только поесть и спать. Это ваше, городское. Вот ты – точно городская.
Кристина заметила, что, обращаясь к ней, «солдат» избегал смотреть ей в глаза.
– «Чего это он, странная манера, может я ему понравилась?» – чтобы поддержать начатый разговор, спросила:
– Ты на маньяка похож, ведешь себя подозрительно, говоришь странное, связал нас. А насчет того, что я городская, не знаю, не знаю. У меня на лбу не написано.
– Слова такие знаешь, в окопах не каждый день услышишь.
– Задолбал своими окопами! – не сдержалась Крис, осознав, что ее отчитывают за дурные манеры.