Артемьич поддерживал свою подругу со здоровой стороны и ласково уговаривал:
– Ты потерпи Tаечка, скоро приедем.
К счастью Таисию приняли сразу, мы сидели в унылом вестибюле с коричневыми стульями и ждали. У Таисии оказался инсульт, ее сразу направили в реанимацию. Я поглядывала на Артемьича и завидовала, несмотря на то что жена в угрожающем состоянии, он спал откинув голову на спинку стула. Я такой способностью не обладала, чтобы уснуть, мне нужно принять горизонтальное положение
Время томительно шло, наконец после двухчасового ожидания, к нам вышел молодой доктор в голубой униформе и сказал:
–Состояние пациентки стабильное, езжайте домой, завтра навестите.
Зевая, везла Артемьича обратно по ночной зимней трассе, фары выхватывали огни встречного транспорта, бегущего зайца, стаю бродячих собак, я слушала хриплый голос соседа:
–Ну надо тебе мясо, украл, плохо, но понять можно. Так, что ж ты фашист проклятый, живность то убиваешь чужую на потеху. Это ведь столько труда вложено в каждую курочку, в каждого поросенка. А они их ради потехи поубивали. Да что же за люди это?
–Это люди,– отозвалась я, не сводя усталых глаз с дороги, -Которые привыкли брать и не работать. Это бандиты, они грабежами живут и работающих не поймут.
Я привезла Артемьича к нему, он горячо поблагодарил меня.
Мы договорились, что утром я приеду помогу погрузить туши убитых свиней и вывезти в лес. Уже в полусне добралась до своего дома. В темном пространстве царило ласковое тепло от прогоревшей печи. Дом как будто приглашал меня "ложись спать хозяйка." Я содрала одежду, и упала прямо на расстеленный спальный мешок, утомленно разбросав руки и ноги.
Рано утром, и помогала фермеру грузить тяжелых свиней на тачку, везти в лесок, там долбить мерзлую землю и засыпать их землей. Мертвых кур он просто бросил в заиндевевшие кусты, сказав мрачно
-Лисы подберут.
–Мы вернулись в дом к Артемьичу. Он заварил чай, достал паштет, сыр, домашний пышный хлеб, сам есть отказался.
–Не могу, кусок не лезет, от беда неловка. А ты кушай дочка.
Я вымыла руки, огляделась. На стене красовалась фотография бравого усатого моряка в черном бушлате, облокотившегося на борт судна.
–Это кто? спросила я.
-Это я на службе. Я ведь после службы остался на флоте и мичманом так и прослужил.
-А это Таечка моя. На соседней фотографии загадочно смотрела девушка со взбитыми уложенными волосами, только что из парикмахерской.
Мысли Артемьича пошли под другому направлению:
-А ведь мне дураку старому надо бога молить, что сам и Таисия живы. Могло случиться, что они бы нас тут и положили как этих поросят. И я вот что скажу, Алена, чует мое сердце, скоро они и тебя навестят. Тут твой да мой дома жилые только. Ты бы уезжала, дочка.
–Артемьич, у меня ремонт в доме, я уеду через два дня.
Не буду же я говорить, что не хочется возвращаться в квартиру где была убита тетя.
Мой дом даже неотделанный стал моим убежищем, мне хотелось жить и и обживать его, Наверное неприкаянный домовой, из брошенной деревни переселился ко мне и навевает эти мысли.
– Ну, дочка, в любое время звони, я всегда приду на помощь,– заключил фермер.
Мы с Артемьичем распрощались и я выехала с его двора. Хотела к дому, он так и манил меня, но передумав отправилась на заправку.
Тоня скучала одна, подперев щеку рукой.
-Тоня скажи у тебя, кто незнакомый останавливался вчера?
-Да тут все незнакомые,– засмеялась Тоня.– Ниссан заправлялась, семейные там были, Уазик был с гастарбайтерами пепси колу брали и чай. Камаз подъезжал, сигарет брали.
-Тоня, а Уазик какого цвета?– спросила я.
-Да какой там цвет грязно белый сто лет не мытый,– усмехнулась Тоня.
С новыми сведениями, бутылкой молока и шоколадкой я вернулась домой. Нельзя списывать со счетов, что бандитам вообще не нужно было заправляться, но очень кажется, что Уазик наследил, тем более свиней расстреляли. Местные бандиты бы продали или сами съели, а тут такая выборочность. Залетные грабители, которые свининой брезгуют.
Я размышляла, а сама оглядывала владения. Забор то я не поставила, а надо было. Просто дом стоит, а рядом моя Волга, как сигнал, что кто то живет. Одна без оружия я не продержусь. Да и интереса им нет у меня в голых стенах, где нечем поживиться. Это крысы, к Артемьичу они вернутся обязательно, захотят денег вытрясти и поиздеваться над беззащитными фермерами.
Я откусила шоколад и решила позвонить:
–Артемьич, как ты смотришь, если я сейчас переберусь к тебе.
Фермер неожиданно согласился.
-И то правда, мне так тошно, стены давят, Тая в больнице, ох беда неловка. А ты хоть живой человек рядом.
Артемьич оказался очень сведущим в деле отделки и рассказывал в процессе чаепития, как он самостоятельно строил дома, когда списался на берег.
–Артемьич,– дождавшись когда он закончит, сказала я– Тоня видела на Уазике неместных гостей, мне кажется, они вернутся. У тебя оружие есть?
Артемьич весь как то подобрался, встал и исчез в чулане. Вернулся с мелкокалиберной винтовкой.
– Не думал что пригодится,– погладил он приклад.
–Ты бы ехала домой дочка,– фермер серьезно посмотрел на меня.
–Ничего, выкрутимся,– ответила я, как можно беззаботней– У тебя есть пустая бутылка?
В бутылку бензина накрошила пенопласта от упаковки, вспоминая Санины учения скрутила фитиль, подготовила спички.
–Ты где этому научилась дочка,– спросил фермер после молчания.
–В кино видела-, улыбнулась я.
Артемьич ничего более не сказал, занявшись винтовкой.
Мы оба думали одно и тоже: Они могут приехать, а могут и нет, может и пронесет.
Не пронесло.
Уазик остановился вечером. Из него вылезло четверо черноволосых мужчин и отправились во двор уверенно, как к себе домой. Оглядели мою ободранную Волгу посмеялись, один поразительно похожий на Селима, кирпичом разбил переднее стекло. Около Лады Артемьича постояли обсуждая, мне показалось, что она им понравилась. Я пригляделась и мой глаз художника меня не подвел, да ведь это и впрямь Селим. В темно синей теплой куртке нараспашку и в очень знакомом мне тетином кашемировом черном пуловере с вышитой эмблемой британского флага на груди.
–А ну убирайтесь! закричала я бандитам в приоткрытую дверь.