Дело было в Зубовке

– Такой расклад. В природе всё взаимосвязано. Рыба питается ряской. А мы переловили в озере почти всю рыбу и нарушили баланс. Именно мы с тобой, потому как невод есть только у нас. Мы даже не даем подрасти этим малькам! Вот ряска и наступает.

– Ерунда! Пойму заливает каждой весной, а с водой из Хорола в Дудочку попадают новые мальки.

– Сейчас и в Хороле рыбы совсем мало. Ее убила конопля.

– А вот в этом мы с тобой уж точно не виноваты!

Алексей выдержал паузу, затем произнес со взрослой серьезностью:

– Если бы это озеро было живым, оно возненавидело бы нас! И, возможно, захотело бы отомстить…

Резкий запах конопли снова ударил в ноздри. В висках застучали молоточки. Зашуршали камыши. Озеро подернулось туманом. И откуда-то из этого тумана прозвучал тихий-тихий зов:

– И-и-го-орь…

Голос… Алешки?

– Иди-и-и ко мне-е-е…

Это наваждение! Назад! Скорее назад!

Игорь стремительно вскочил с камня. Ноги тут же погрузились по щиколотки в чавкающую почву. Тропинка! Куда она подевалась?! Ее не было! И никого вокруг! Лишь какая-то пичуга уселась на серый камень.

Охваченный паникой, он рванулся вперед к спасительному пригорку, до которого было рукой подать…

Дядя Миша стоял у калитки, тревожно всматриваясь в густеющие сумерки. Куда же подевался племяш? Уже Виктор с Натальей вернулись из Миргорода: хорошо распродались, привезли копченой колбасы, селедки, городской водки – для столичного гостя. Уже истомился в печи наваристый буряковый борщ, уже успела остыть сковорода с яичницей на сале. Он уже успел расспросить всех соседей. Даже ходил на ферму. Одна из доярок вроде бы видела, как чужой человек шел через скошенное поле. Но затем ее окликнули, и она потеряла незнакомца из виду.

Может, загостил у кого? Лишь бы к Дудочке не забрел. Так ведь его предупредили!

Обнадежив себя, старик отправился задавать корм скотине.

Загадка миргородской лужи

Эту необыкновенную лужу открыл миру Николай Васильевич Гоголь в своей “Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем”.

“Если будете подходить к площади, то, верно, на время остановитесь полюбоваться видом: на ней находится лужа, удивительная лужа! единственная, какую только вам удавалось когда видеть! Она занимает почти всю площадь. Прекрасная лужа!”

И далее автор ссылается на миргородского городничего, который называл это водное пространство озером.

Гоголь – великий мистификатор и гениальный создатель фантастических персонажей и образов. Но миргородская лужа отнюдь не плод воображения классика русской литературы. Она списана, что называется, с натуры.

Лужа эта отличалась еще тем, что не только не усыхала, но и не роняла своего уровня даже в засушливые периоды лета. Пробовали засыпать ее песком и щебенкой, но земля словно прогибалась, а лужа не меняла своих очертаний. Делали отводные канавки – тоже не помогало. Время от времени, когда ожидался приезд важного начальства из Полтавы, пожарные выкачивали воду из лужи трубой. Но проходило два-три дня, и лужа снова восстанавливалась в прежних границах. В конце концов, на нее махнули рукой. Так она и красовалась, эта лужа, занимая почти всю площадь перед поветовым судом. А затем вдруг исчезла. Сама по себе. Случилось это уже после смерти Гоголя.

В 70-х годах 19-го века началась прокладка железных дорог через Полтавскую губернию. Одна из веток проходила через Миргород. На окраине города поднялось здание вокзала с прочими станционными сооружениями.

Еще когда рыли котлован, то заметили, что несколько в стороне образовалась странная лужа, которая не высыхала даже в жару. Работам она не мешала, и до поры до времени на нее не обращали внимания. Но когда начали благоустраивать территорию перед вокзалом, то оказалось, что лужа занимает всю дальнюю сторону вновь образованной привокзальной площади. Лужу засыпали щебнем, а тот утрамбовали. Но прошло совсем немного времени, как лужа появилась вновь. На том же самом месте!

Удивительно, но она просуществовала без малого сто лет, вплоть до 60-х годов 20-го века!

В те времена на бальнеологический курорт Миргорода, образованный еще в 1914 году, приезжали по профсоюзным путевкам со всего Советского Союза.

Проходил здесь курс лечения и наш земляк А.Тимофеев.

– Хорошо помню эту картину, – вспоминает он. – Небольшое уютное здание вокзала, памятник Гоголю на перроне, ступеньки, ведущие на площадь… Всю дальнюю сторону площади занимала большая живописная лужа, подступавшая к заборам, за которыми белели хаты под камышовыми крышами в окружении яблонь и вишен. В луже лежали два или три черно-пестрых хряка миргородской породы, плавали утки.

Этот экзотический пейзаж непроизвольно вызывал в воображении гоголевские образы, и оттого, наверное, так прочно ложился в память.

“О, гоголевская лужа!” – вырвалось у моего спутника.

Я обратил внимание на такую деталь: сбоку от площади находился небольшой сквер, а в нем – колонка с сильным напором воды. Какие-то пассажиры как раз мыли там яблоки и огурцы. Я поначалу решил, что от этой колонки и натекла лужа. Но, присмотревшись, понял: нет, вода из-под колонки утекала в другую сторону.

Находясь на курорте, продолжает Тимофеев, я выяснил, что замечательную лужу приметили практически все, кто приехал сюда впервые. Те же, кто уже побывал в Миргороде прежде, отмечали, что лужа не меняет своих очертаний, по крайней мере, в летне-осенний период. Местные жители из обслуживающего персонала на расспросы отвечали, что привокзальную лужу засыпают песком и щебнем каждый год, но она появляется снова и снова.

Среди нас был отдыхающий, который доказывал, что такую необыкновенную лужу нельзя уничтожать. Наоборот, из нее нужно сделать городскую достопримечательность, своеобразный литературный памятник, связанный с ранним творчеством Гоголя. Обнести ее плетеным тыном, пустить по нему хмель, повесить на колья горшки и приводить сюда экскурсии. Почему бы и нет?

Тем не менее, в 60-х годах “миргородская лужа” исчезла с привокзальной площади.

Очевидно, шутки и остроты со стороны гостей города по поводу этого уникального природного объекта исчерпали запас терпения районной администрации, и она отдала соответствующее распоряжение.

Вот что рассказал местный краевед И.Сидорук:

– Вы, наверное, слышали о таком явлении, как “блуждающие озера”? Есть такие озера, которые внезапно исчезают, а затем появляются уже на новом месте. Самое знаменитое из них – озеро Лобнор в Китае. Так почему бы не быть и “блуждающим лужам”? Ведь большая лужа – это, по сути, и есть маленькое озеро. Недаром же сам Николай Васильевич назвал нашу “миргородскую лужу” устами городничего “озером”.

Я полагаю, под нашим городом существует мощное подземное течение грунтовых, причем сильно минерализованных вод. Иногда эти воды находят выход на поверхность и образуют то, что в обиходе называется лужей. Понятно, что такую лужу невозможно осушить ни засыпкой, ни откачиванием воды. Понятно и то, почему даже в засуху уровень воды в ней остается неизменным. Но такую лужу можно ликвидировать, дав подземной воде выход на поверхность в другом месте. Очевидно, что когда строили миргородский вокзал, но при земляных работах нарушили некий баланс, и “блуждающая” лужа нашла для себя новое ложе. Почти на целый век!

А затем, в 60-х годах прошлого столетия, дорожники выполнили водоотвод в сторону проходящего неподалеку шляха на Великие Сорочинцы, вдоль которого тянутся неглубокие яры и балки. В один из этих яров, надо полагать, и переместилась знаменитая “миргородская лужа”. Но ее история, уверен, еще не закончена. В любой момент, в силу непредвиденного внешнего воздействия, лужа может вынырнуть в любой точке города, в том числе и на том самом месте, где она находилась во времена Гоголя. Как известно, камень и асфальт для воды – не препятствие…

Между прочим, идея о придании “миргородской луже” статуса литературного памятника оказалась пророческой.

Сейчас знаменитую лужу воссоздают для колорита на возрожденной Сорочинской ярмарке – в поселке Великие Сорочинцы – на родине Гоголя. Оказалось, однако, что грунтовые воды не обладают здесь нужными свойствами. Поэтому уровень воды в рукотворной луже будет поддерживаться неизменным при помощи специальных датчиков, установленных в русле питающего канала.

Вряд ли в мира отыщется вторая лужа со столь необычной судьбой

Страж кладбища

Осенью 2013 года петербуржец Александр Саксонов совершил поездку в Украину, навестив своих многочисленных родственников, у отдельных из которых он не бывал уже много лет, а сказать точнее – десятилетий. Погостил он, в частности, и у своей родни по отцовской линии в большом старинном селе З., расположенном в Полтавской области, неподалеку от знаменитого Миргорода. И вот там-то с ним приключилась загадочная история, отсчет которой начался, собственно говоря, еще в его детстве.

Впрочем, предоставим слово самому путешественнику.

– В пору беззаботного школьного детства я практически ежегодно проводил в З. летние каникулы. Приезжал в это живописное, “гоголевское” село, словно на курорт. Еще здравствовали мои дед и бабка, а дядя Ваня – младший брат моего отца – был цветущим, полным сил колхозником, уважаемым комбайнером, главой дружной семьи. Его старший сынишка, мой двоюродный брат Мыкола – бойкий, непоседливый, бесшабашный хлопец, был младше меня всего на два года и охотно участвовал во всех тех забавах и шалостях, которые я затевал на правах гостя.

Мне прощалось всё. Вообще, вся сельская родня относилась ко мне, горожанину, да еще из далекой северной столицы, как к изнеженному, замордованному стесненным бытом существу, требовавшему усиленного питания и доброго, ласкового слова. В свою очередь, я интересовался особенностями уклада местной жизни, в которой в тот далекий уже период сохранялось еще немало патриархального, словно перекочевавшего из гоголевских времен. На все свои вопросы я всегда получал подробные, исчерпывающие ответы.

Была лишь одна тема, окруженная неким табу. И об этом следует рассказать детальнее.

– Двор деда находился на околице села. Этот дальний угол опоясывала пыльная проселочная дорога, сразу же за которой тянулось старинное сельское кладбище, занимавшее довольно значительный клин. Надо сказать, что в этих краях рядом с могилами принято было высаживать фруктовые деревья – вишню, сливу, абрикос, называемый здесь жерделем… Поэтому со стороны кладбище напоминало пышный фруктовый сад. Ветви деревьев были буквально усыпаны сочными плодами, которые никогда не срывала человеческая рука. Одни только птицы склевывали этот урожай.

Кладбище было обнесено невысокой деревянной оградой, чтобы туда не забредали козы и гуси, как объяснил мне Мыкола. В ограде имелось несколько калиток, одна из которых находилась буквально напротив ворот нашего двора. От этой калитки через кладбище вела узенькая тропинка, выводившая на широкое пшеничное поле, затем пересекавшая единственное в сельской черте гравийное шоссе и сбегавшая по пологому откосу к речке, куда мы ежедневно ходили купаться.