Маки

– На этот счет не волнуйтесь. Выходить на связь буду регулярно. Притом, что и у вас могут появиться интересные новости.

Глава 7. ОСМОТР «ВАВИЛОНА»

Назавтра, около половины девятого утра, Пережёгин стоял перед входом в коммуналку – «в трех шагах от Невского», вглядываясь в объявление, прикрепленное к двери:

Уважаемые жильцы!

С завтрашнего дня сотрудники СПб БНПМП будут осуществлять выборочный замер уровня транспортных шумов в жилых помещениях.

Просьба обеспечить доступ в квартиру, это в ваших интересах.

Администрация СПб БНПМП

Это было то самое объявление, которое Пережёгин вчера распечатал на своем принтере.

Он же и прикрепил его к дверям коммуналки на обратном пути от полковника Морозова.

Аббревиатура БНПМП расшифровывалась просто: «Бюро находок» Петра Мефодьевича Пережёгина».

Сейчас на эксперте была синяя с ярко-оранжевыми вставками униформа, вроде той, которую носят работники коммунальных служб города. Такого же цвета шапочка сидела на его голове. Лицо Пережёгина почти полностью закрывали большие очки с затемненными стеклами и респиратор, приспущенный на подбородок.

В руках шеф «Бюро находок» держал объемистый, серебристого цвета футляр, где, судя по внешнему виду, мог находиться некий измерительный прибор.

В действительности футляр был пуст, предназначался же для переноски в нем униформы после завершения намеченной акции.

Последняя деталь: сине-оранжевые брюки мэтра были подпоясаны старым ремнем, который вчера принесла Виноградова.

Пережёгин уже протянул палец к кнопке электрического звонка, когда дверь распахнулась, и на площадку вышел молодой человек, по всей видимости, спешивший на работу.

Едва не налетев на визитера, он резко остановился.

– А-а, измерители шумов! Давно пора! В моей комнате круглые сутки слышно, как у светофоров завывают моторы. Интересно, по результатам вашей проверки будут приняты хоть какие-нибудь конкретные меры?

Пережёгин молча кивнул, и молодой человек помчался своей дорогой.

Петр Мефодьевич шагнул в квартиру.

Ему казалось, что, по описанию Виноградовой, он имеет представление об этом жилище с сугубо питерской спецификой.

Но картина, открывшаяся его взору, оказалась куда более впечатляющей.

Перед ним словно бы обрисовался участок неблагоустроенной улицы, притом вечерней, несмотря на солнечное утро. А дело в том, что коридор не имел торцевого окна, и потому в нем царила вечная темень, слабо разбавленная двумя-тремя тусклыми лампочками, сиротливо горевшими над отдельными дверьми. Очевидно, жильцы экономили электроэнергию на общеквартирных расходах, так что дальняя часть коридора, как и высоченный потолок, утопали в сиреневом полумраке.

Вдоль стен громоздились «дрова» – отжившие свой век шкафы, комоды, буфеты, какие-то продолговатые ящики, используемые жильцами в качестве индивидуальных чуланов-«сарайчиков». Виднелись также подвешенные к стенам на разной высоте велосипеды, детские коляски, стародавние стиральные корыта.

По коридору сновали нервные люди, не успевшие завершить толком свой утренний туалет.

Надо полагать, все они прочитали вчера вечером объявление на входной двери, и потому появление человека в униформе и в маске-респираторе никого не удивило.

«Народный эксперт» перехватил два-три мимолетных взгляда, но и в них отражалась разве что тень любопытства.

Вот и хорошо.

Но сколько же здесь комнат? Пятнадцать, а может, и все двадцать? А сколько жильцов?

Сначала Пережёгин прошел вдоль хозяйственного блока – туалета на три-четыре очка и ванной, где пропали часы Виноградова.

Затем показался уголок крайне тесноватой для такого Вавилона кухни. Виднелось окно, выходившее во внутренний двор, одна его створка была открыта.

Из кухни несло чем-то пригорелым, там переругивались одновременно несколько хозяек.

Пережёгин принялся совершать обход по периметру коридора, начав с левой стороны. Он останавливался у каждой двери и приближал к ней, не касаясь, однако, дерева, правую ладонь, а левой проводил по старому ремню, полученному от Виноградовой. Если поблизости вдруг оказывался кто-то из жильцов, Пережёгин ставил футляр на пол и производил некие манипуляции отходившим от того гибким шлангом с раструбом. Затем двигался дальше.

Возле четвертой по счету двери он остановился, прошептав: «Ага, теплее…»

Именно в этой комнате обитал неудачник Омельев, заваривший всю эту кашу. А заселился сюда, после его смерти, по направлению в порядке очереди, надо полагать, тот самый молодой человек, который встретился Петру Мефодьевичу в дверях. Что ж, в таком мегаполисе, как Питер, есть люди, и их немало, для которых обладание отдельным помещением даже в многонаселенной коммуналке – большая удача.

Двигаясь почти без задержки, владелец «Бюро находок» добрался до торца.

Глаза уже привыкли к полумраку, и Пережёгин свободно различал детали окружающей обстановки.

Тут самая дальняя по левой стороне дверь распахнулась, и на участке коридора сразу же стало светло от ярких солнечных лучей, бивших с улицы через окно комнаты.

Пережёгин мгновенно принялся манипулировать раструбом, проводя им по плинтусу.

Между тем, вышедшая из комнаты худощавая, воинственного вида старуха остановилась прямо перед ним, скрестив руки на груди и сурово глядя на «измерителя».

Так вот она какая, Елена Дмитриевна, тетка Виноградова!

Пережёгин вообще не планировал на сегодня навещать старую даму, но раз уж она нарисовалась сама…

– Ваш прибор не работает! – громко констатировала дама. – Он не жужжит! Вы из полиции? Опять что-то вынюхиваете?

– Нет, женщина, я не из полиции, – ответил Пережёгин, убрав с лица респиратор. – Я из технической службы. А прибор работает, но бесшумно. Принцип его действия основан на колебаниях сверхнизких частот, недоступных человеческому слуху. Понятно объяснил?

– Ладно, – смягчилась она, – тогда сделайте замер в моей комнате. Слышите, какой шум доносится сюда со двора? Автолюбители! А ведь когда-то ставить машины во дворе запрещалось категорически.