– Сколько у вас детей?
– У меня только племяшки, – улыбается он. – Двое. Близнецы, если хотите знать, ходячие кошмарики. Теперь я выйду, а вы переоденьтесь в сухое.
Через пять минут он вернулся с чашкой кофе, стаканом горячей воды и книгой. Забравшись с ногами на полку, я смотрела на идеальную синеву за окном. Мужчина отразился в стекле на фоне деревьев, и я долго разглядывала его, пытаясь угадать характер по лицу. Отражения намного добрее и безопаснее людей.
– Значит, так: мне кофе, а вам – горячая вода. Моя бабушка говорила, что от кошмаров помогает горячее молоко. Молока у нас нет, так что попробуем воду. Выпейте и ложитесь, отдыхайте, а я вас покараулю. Если что, разбужу или просто… – он отводит взгляд, немного смущенно, – подержу за руку. Выдерну вас из кошмара.
Спаситель, чтоб его! Просто возьмет и выдернет меня из кошмара? Наивный.
– Идите к себе! – Я устало подавляю в себе неприязнь к соседу и заворачиваюсь в простыню.
– Не могу, у вас уютнее.
– У вас точно такое же купе.
– В моем купе нет вас. – Сосед глубокомысленно дергает бровями, но, увидев, что я хмурюсь, начинает смеяться. – Я шучу! Шучу! Вот, смотрите, я оставил дверь открытой. Позвольте мне хоть разок почувствовать себя джентльменом и покараулить покой дамы. Мне есть чем заняться: я решил на старости лет научиться программированию. – Хлопнув учебником по столу, он устраивается у окна и с невозмутимым видом погружается в чтение.
Глотнув кипятка, я ставлю граненый стакан на стол. Пить горячую воду в такую жару невозможно, даже в лечебных целях. Сейчас выгоню мужчину, проветрю купе и сама попробую почитать.
– Вы надолго в Анапу? – спрашивает попутчик, не поднимая глаз от книги.
Остатки сна клубятся в памяти, в нем чудовище все еще ведет меня в отдельную комнату. Олави смотрит на меня, одними губами повторяя «убью».
– Раз уж мы теперь обитаем в одном купе, хорошо бы представиться! – невозмутимо продолжает сосед, невзирая на мое молчание. – Не злитесь! Только назовите свое имя – и спите.
Вот же непонятливый!
Я прилегла, накрывшись простыней. Бояться мне нечего. Незнакомец не может причинить боль, которая мне не знакома. А знакомая боль не так страшна.
– Давайте я начну! – весело предлагает он. – Меня зовут…
– Нет. Не надо. – Закрываюсь простыней с головой и сразу засыпаю. Проваливаюсь в пустой сон, без кошмаров, без мужчины со шрамом, без Олави. Понемногу мышцы расслабляются, одна за другой, я даже храплю во сне и тогда чувствую, как меня переворачивают на бок, заботливо поправив плоскую подушку.
Я дремлю, не теряя осознанности, продолжаю ощущать присутствие соседа в купе, и это спасает меня от кошмара.
Нет, лгу. В какой-то момент я проваливаюсь совсем глубоко, настолько, что не замечаю, как над моей головой готовят еду.
– Танюш, просыпайся! – кто-то легко трясет меня за плечо. – Сейчас будет последняя нормальная остановка перед Анапой. Можно немного погулять.
Надо мной нависает безымянный сосед. Светлые пряди свешиваются на лоб, синие глаза улыбаются. Хорошо, что я сразу узнаю его, поэтому не кричу.
Заметив ужас в моих глазах, он отступает на шаг.
– Танюша, это всего лишь я! Осталось десять минут до остановки. Быстро перекуси, выпей кофе, и пойдем погуляем!
– Почему вы называете меня Танюшей? – Следует спросить, почему он мне «тыкает», но я не заморачиваюсь. И без этого проблем хватает.
– Раз ты не хочешь назвать настоящее имя, будешь Танюшей. Садись. Тебе сахар класть?
– Нет.
Я люблю сахар, вообще обожаю все сладкое, но не хочу, чтобы сосед за мной ухаживал. Не хочу, чтобы он знал мое имя и мои привычки. Пусть все делает неправильно, подпитывая мою неприязнь.
Я молча пью горькую жижу и смотрю в окно. Это не кофе, а мерзость.
– Это не кофе, а мерзость какая-то, – говорит сосед, и я вздрагиваю от совпадения мыслей.
«Убирайся из моего купе», – мысленно внушаю я, надеясь, что он услышит и эту мысль, но сосед невозмутимо продолжает есть бутерброд. Не сработало.
Назло ему, назло себе допиваю кофе. С удовольствием съедаю бутерброд. Сделано вкусно и красиво. Думаю, что он – холостяк, хотя, судя по внешнему виду, пора бы уже остепениться. Лет тридцать восемь, а то и все сорок. Ухоженный, не без денег.
– У вас домработница?
– Нет, – удивленно отвечает он, – только уборщица. А что?
– Значит, вы холостяк.
– С чего вы решили?
– Сыр и колбаса нарезаны вами, причем идеально. Да и хлеб тоже. Даже корочки срезаны.
– А вдруг мне жена сделала бутерброды?
– Нет, жены режут криво, торопливо.
– По себе судите?
Я щурюсь и отворачиваюсь, смотрю в окно на волнистые поля. Сожалею о внезапном откровении. Все мои мысли, даже самые простые, принадлежат только мне. Я никому не откроюсь и не доверюсь. Никогда!
– Я уже проснулась, так что можете идти в свое купе.
Сосед смотрит на меня долгим взглядом, потом закрывает книгу и, подхватив тарелку, уходит к себе.
– Мужчина! – зову, когда он уже в дверях. Заглядывает в купе, синие глаза холодные, как льдинки. – Спасибо!
– Пожалуйста, – смягчается он и уходит.
***
Я не разговаривала с соседом до самой Анапы. Старательно не замечала, как он гулял по перрону во время остановки. Вышагивал под моим окном и косился до тех пор, пока я не занавесила окно. Чтобы не думать о нем, открыла книгу. Смотрела на страницы, переворачивала, замечала отдельные слова. За сорок минут до прибытия я переоделась, собрала вещи и ушла в другой вагон. Намекнула проводнице про навязчивого ухажера, та запылала праведным гневом, даже чаем меня напоила. Так я и дождалась Анапы, с ее гостеприимным теплом и стеклянными квадратиками вокзала. Вышла на перрон и потерянно огляделась. Приключение с соседом отвлекло меня от страха. Страха с большой буквы, который живет во мне, злится, урчит и не любит, когда его игнорируют. Как ревнивый зверь, он требует внимания и не прощает забывчивости. Я позволила себе расслабиться, обрадовалась тому, что скрылась от соседа, возгордилась собой…
И вот меня прихватило. Не вдохнуть, как будто душат. В груди огонь, рвется наружу, опаляет кожу. Еле доволокла чемодан до конца перрона, подальше от толпы. Села на теплый асфальт и уставилась в сумеречное небо.
«Всего лишь страх, всего лишь страх, – повторяю заученно, – я в безопасности».
Вру сама себе. Какая может быть безопасность, если я толком не знаю, зачем приехала и что задумала? Мысль о встрече с Островским пугает до безумия, но вот я здесь, на вокзале. Приехала.
Мне холодно на тридцатиградусной жаре. Мурашки на коже, как холодно. Дрожащие ноги отплясывают чечетку, бутылка воды трясется в руках. Скоро стемнеет. Надо спешить, вызвать такси, прибыть на место до ночи. Я знала, что день приезда будет сложным, этого не избежать. Потом станет легче, обязательно.