Обратная сторона личной свободы

– Вот уж не думал, что ты такая рассудительная, – сказал ей Димка.

– Я и сама не думала.

Людмила прошла в квартиру с темной прихожей, сунула ноги в тапки, которые он подал ей – одной хватило бы для двух ее ног, – и, едва войдя в комнату, ахнула от яркого, слепящего света: почти всю стену от пола до потолка занимало огромное окно.

Она осторожно подошла к нему и боязливо взглянула – ее взору открылась великолепная панорама города – мастерская Князева располагалась на девятом этаже, на самом верху многоэтажки.

– Какая у тебя шикарная квартира! – сказала она восхищенно.

– Только окно и шикарное, – рассмеялся он. – Знаешь, во сколько оно мне обошлось?

Но Людмиле было интересно вовсе не это.

– А если разобьется? Падать с такой высоты – верная гибель…

– Эта мысль каждому приходит в голову. Но во-первых, по карнизу идет металлическая сетка, а во-вторых, стекло небьющееся. Даже точнее, пуленепробиваемое. Зато посмотри, сколько света. Стена выходит на юг, так что в окно почти всегда светит солнце.

– И летом жара, наверное.

Димка согласился:

– Опасность есть, но мой сплит прекрасно с этим справляется.

– И штор нету.

– А зачем? Кровать у меня закрывается пологом. Но при желании прямо с нее можно смотреть в звездное небо.

Он подошел к небольшому комоду и достал из него стопку постельного белья.

– Молодец сестра, не подвела. Чистое белье всегда имеется.

– Ты же говорил, что полгода не был в увольнении!

– Мне хотелось, чтобы ты меня пожалела: какой я несчастный, всеми брошенный.

Людмила прикусила губу, чтобы не расхохотаться, но сказала строго:

– Значит, и домой ты ходишь, и с родителями видишься.

Димка укоризненно взглянул на нее.

– Милочка, тебя, что же, никто никогда не обманывал?

– Обманывали.

Он поинтересовался снисходительно:

– Тогда почему ты веришь всякой ерунде?

– И всякому трепачу, ты это хотел сказать?

– Все, сдаюсь! – Димка поднял руки. – И обещаю тебя больше никогда не обманывать. А то как будто ребенка дуришь.

Он обнял ее за плечи.

– Значит, и насчет того, что приставать не будешь…

– Врал! – охотно признался он. – А ты против?

– По крайней мере, – желчно заметила Людмила, – имей в виду: если я залечу, аборт делать не буду.

– Какой аборт, детка! – Он подхватил ее на руки и прорычал в самое ухо: – Неужели мы с тобой одного ребенка не прокормим?

Балабол.

Как-то все у них произошло в первый раз странно. Слишком узнаваемо, что ли. Будто они жили вместе уже много лет и знали друг о друге все. Что кому нравится, кто как любит. По крайней мере Людмила даже охрипла от крика, который не могла сдержать, а Димка закусывал губу, чтобы не следовать ее примеру, и лишь тихо постанывал.

Потом он продолжал обнимать Люду, уткнувшись носом в ее шею.

– Я сразу понял, что это ты.

– В каком смысле?

– Что мы подойдем друг другу.

– Неужели это так редко бывает? Мужчины и женщины ведь созданы друг для друга. С универсальной резьбой, – грубовато пошутила она, потому что даже испугалась собственной реакции на то, что всегда считала не слишком интересным. Успокоила себя тем, что, как медик, она может говорить в таком тоне.

Оказалось, что она вовсе не безразлична к сексу и ей нравится заниматься этим именно с Димкой, потому что он открыл ей новый мир ощущений, для которого надо было… может, и не любить друг друга, но по крайней мере чувствовать себя единым существом… И звезды за окном теперь вспыхивали у нее перед глазами и сердце падало куда-то вниз, и замирало, и начинало учащенно биться, и от этих чувств хотелось плакать.

– Ради тебя я мог бы дезертировать из армии, – сказал он, не обращая внимания на ее приколы.

– Еще чего придумал! Я тебя и так подожду.

– А давай ты переедешь ко мне и будешь жить здесь, в моей мастерской? А когда я вернусь, мы поженимся.

С кровати, на которой они лежали, Людмила окинула взглядом квартиру, которая, видимо, была когда-то однокомнатной, а теперь безо всяких перегородок, кроме кабинетика задумчивости, была единым целым – даже кухня не выглядела отдельным помещением. Так, плита за решетчатой перегородкой и окно, в которое еда, надо понимать, передавалась в многофункциональный холл.

В холле повсюду стояли картины. А у стены – полки с красками и всякими художническими принадлежностями. И вот здесь Людмиле предлагали жить?

С другой стороны, бабка в этой квартире-мастерской ее никогда не найдет… Хотя при чем здесь бабка? На самом деле Людмиле хотелось бы приходить сюда после работы, смотреть на город днем и на звездное небо ночью. И ждать, когда хозяин вернется домой…

Бабку она видеть не хотела. И с родителями созваниваться – тоже.

Как бы Димка ни уверял, что своих родственников Люда скоро простит, она все еще тянула, все думала, что мама с отчимом перед ней виноваты, несмотря ни на что. Наверное, потому, что прости их и автоматически сама станешь виноватой. Ишь как она легко раздала всем сестрам по серьгам!

Если быть справедливой, Людмиле сначала надо разобраться в себе.

– А ты не передумаешь? – сказала она вслух вопросом на вопрос. Правда, после него было сказано еще кое-что, но она старалась об этом не думать. По крайней мере пока. «Посмотрим», – могла бы сказать она, но это его предложение не стала уточнять. А вдруг он сказал просто так? Ну как в том дурном анекдоте: «Ты же говорил, что на мне женишься! – Мало ли, что я говорил на тебе».