Глава 3
Когда я пришла в себя, генеральный директор фирмы мирно пил чай с председателем колхоза и о чем-то беседовал, а Варвара Никаноровна сосредоточенно тыкала мне в нос ватку с нашатырем.
– Ну вот, – облегчено вздохнула добрая женщина и положила на мой лоб прохладную мозолистую руку, – теперь можно и вечерять.
Лебедев не обращал на меня внимания, и это было странно.
Я вздохнула и покорно побрела за хозяйкой. В голове вертелся вопрос, который, как ни странно, не давал мне покоя.
«Возможно, Варвара Никаноровна из бывших аристократов, – метались тревожные мысли в моем мозгу. – но об этом в тридцать седьмом году говорить опасно»
– Вы учительница? – рассматривая ее благородные черты, поинтересовалась я.
– Лекарка, – подошел Медведев и приобнял намечающуюся талию жены, – заведующая фельдшерско-акушерским пунктом.
Большой самовар дымился на краю не покрытого скатертью деревянного стола, рядом с ним в глиняной миске лежали баранки. В тарелках стыла пшенная каша.
– Не успела пирогов испечь, – весело проговорила лекарка, – у Компарты температура поднялась, пришлось ехать аж в Мамоново. Хорошо, что хрипов в легких не услышала.
– Компарты? – сглотнул слюну Лебедев. – Странное имя.
– А что? – поднял лохматую бровь Лука Матвеевич. – У нас еще и не такие имена детишкам давать стали. Например, Дазвсемир, то есть «Да здравствует всемирная революция» или Даздраперма – «Да здравствует Первое мая».
– Дасдрасперма, – открыла рот я и подумала, как будут называть девочку сверстники. Спермой?
– А в Савельеве Даздрасмыгда – «Да здравствует смычка города и деревни» родилась, – поддержала мужа фельдшерица, – неделю назад роды принимала.
Невольная судорога от едва сдерживаемого смеха промелькнула на Юркином лице, но она не осталась незамеченной.
– Сразу видно, что вы несознательные, – внезапно нахмурился председатель. – И машина у вас странная, не советская.
– Да уж, не советская, – подтвердила я и получила под столом пинок от Юрки
– Кушайте-кушайте, – пододвинула ко мне чашку с чаем хозяюшка.
Чай был, по-видимому, грузинский. Такой пили в доперестроечные времена, и он отличался присущей ему терпкой горечью.
Каш я не любила, баранки не переваривала, а оттого сделала несколько глотков и вежливо извинившись, заявила, что плотно поела в пути.
Муж последовал моему примеру.
– Это новая модель правительственного авто, – неожиданно начал врать генеральный директор. – А что на капоте английские буквы, то это шифровка, чтобы не узнали, что я….
Юрка многозначительно замялся.
Что он несет!
– Ах, да, – густо покраснел Лука Матвеевич.
Еле справившись с неловкостью, я отвела взгляд в сторону и вспомнила о детях и внуках. А еще о Ирке и подарках ее семейству.
За окном слышался гомон, то сельская общественность, ослушавшись вожака, бурно обсуждала наш «Мерс».
– В понедельник приезжает секретарь райкома товарищ Еремеев, – напомнил жене председатель колхоза, – надо угостить хорошенько.
А сам пристально поглядел в честные глаза гостя.
Солнце клонилось к закату, голоса во дворе умолкли, и я остро почувствовала, как отчаяние цепкими лапами лезет мне за пазуху.
– Почивать пожалуйте, – отодвинула ситцевую шторку Варвара Никаноровна, – утро вечера мудренее.
На полутораспальной железной кровати лежала самая настоящая перина и возвышались огромные пуховые подушки.
«Почистить бы зубы», – вздохнула я, но к машине выйти не осмелилась.
– Моемся только по субботам, то есть завтра, – поняла мой тоскливый взгляд хозяйка.
И мы завалились спать. Нас заботливо задернули занавеской, легли сами, и тут же ритмично заскрипела соседняя койка. Хозяева зря времени не теряли.
«Есть ли у них дети? – подумалось тогда мне. – И как нам отсюда вырваться»?
– Никак, – ответил на мой безмолвный вопрос Лебедев. – Через два дня приедет секретарь райкома и нас увезут в органы.
Скрип прекратился.
– Может, бежать? – привстала на локте я.
– Куда? – с сарказмом хмыкнул супруг, – Кругом леса, дороги не знаем, того и гляди бензин закончится.
– АЗС в лесу не найти, – покорно согласилась я и беззвучно заплакала.
А потом почувствовала руку на своем плече. Самую родную руку на свете. И я прижалась к ней губами, а потом моментально отключилась, будто кто-то невидимый внезапно погасил свет.
Утро пришло быстро, так как хозяева встали засветло.
Сначала завизжала кровать, затем, громко зевая, фельдшерица загремела плошками. Хлебая какую-то похлебку, смачно зачавкал председатель.
От этого чавканья мне стало плохо.
Юрка не спал. Даже в рассеивающейся темноте было видно, что он смотрел в потолок.
– Интересно, работает ли в тридцать седьмом мобильник, – прошептала я мужу на ушко.
– С какой стати? – отмахнулся он и снова стал чужим и далеким. Словом, генеральным директором большой фирмы.
И я вспомнила о загородном доме, который мы забросили из-за того, что приходилось долго до него добираться. Время – деньги, так любил говорить Лебедев. Снова деньги, пропади они пропадом. Поехали бы к Ирке на автобусе, не попали бы в эту дурацкую ситуацию.
Кстати, дом находился в противоположной от Булгаково стороне. Если бы мы отправились в Кумертау из коттеджа, сейчас какой-нибудь другой наш современник гостил бы во времени правления Сталина.