– Есть хочу, – улыбка получилась кривой, но колдунья обманулась. Наверное, ей очень хотелось обмануться.
– Ой, погоди чуток! – всплеснула руками Кузьминична. – Щей наварила утречком, репу спекла. Подымайся, голубка.
«Не утром, а ночью, – мысленно ахнула я. – Точно ведьма»!
Чувство оцепенения тотчас оставило моё тело, я облегчённо вздохнула и вылезла из-под старой, драной шубы из неизвестного меха.
Вкуса пищи не чувствовалось, я машинально глотала жидкий вегетарианский супчик без картошки и обдумывала план дальнейших действий. На второе подали печёную репу. Откусив кусочек, я почувствовала тошноту и попыталась угощение выплюнуть, но увидев испытывающий взгляд Маланьи, проглотила его. На третье был квас.
На душе скребли кошки, к тому же, на землю опустились сумерки, а значит, вместо того, чтобы действовать, после выпитого зелья я продрыхла весь день. Откинувшись к стене, я закрыла глаза и вспомнила, что в избе нет не только прусаков, но и вшей с клопами. Вероятно, колдунья знает специальные заговоры. А почему бы не стукнуть церковникам, чтобы сожгли её на костре?
– Оденься, девонька, – вынула из сундука какие-то тряпки Кузьминична.
Она разложила их передо мной, и я еще раз удивилась опрятности хозяйки дома. Несмотря на отсутствие стиральной машины и электрического утюга, одежда, предоставленная мне, оказалось чистой и выглаженной. Длинная белая рубаха из легкой, неизвестной мне, материи с расшитыми узорами до запястьев рукавами, нечто типа атласного красного сарафана, тоже с вышивкой и тоже длинными рукавами, но довольно объемными, с разрезом, застёгивающимся у самой шеи, новенькие аккуратные лапти – всё вызвало скептическую улыбку. Но выхода не было. Я скинула прикид из двадцать первого века и облачилась в раритетное одеяние.
– Летник алый и уста алые, – залюбовалась мной Маланья, и крохотная слезинка скатилась по её щеке.
И тут стукнула дверь. Я резко обернулась – среднего роста коренастый парень лет семнадцати-восемнадцати нерешительно маячил возле печи. Даже в полутьме, еле освещаемой лучиной, я хорошо разглядела лицо пришельца. Оно поразило настолько, что затряслись колени. Если бы не возраст и облачение, я бы бросилась на грудь этому милому, смутившемуся юноше.
«Никита! – завопило моё второе Я. – Как пить дать, Никита»!
– Петя! – радостно воскликнула Маланья Кузьминична. – Проходь в избу, Петя!
Глава 7. Эврика!
Перекрестившись на образа, парень прошагал в горницу и уселся на почётной лавке в красном углу. Он только один раз искоса взглянул на меня, видимо, сердце влюблённого юноши подсказывало, что перед ним злостная самозванка.
– Аки не признал Маню? – деланно удивилась Маланья. Она не скрывала перед Кирилловыми того, что видит, значит, им доверяла. Доверяла, а сама вешала лапшу на уши, приказывая мне ей подыгрывать.
– Признал, – басом отозвался гость. Его низкий, густой, как дрожащий кисель, голос не напоминал бархатный баритон Никиты, и я расслабилась. Мало ли на свете двойников? Но двойников становится слишком много, а это утомляет, – сначала Маня, как две капли воды похожая на меня, теперь её застенчивый жених, копия моего мужа.
– Свадьба к Покрову, – юноша волновался. – Терем в посаде достроим и за стол. А нонеча потерпи, тётя Маланья.
– Ааааааа, – разочарованно протянула Петрова. Перспектива притворяться слепой почти полгода её не обрадовала.
– Маня, можно тебя? – а это он уже обращался ко мне.
– Куда? – не поняла я.
Петр кивнул в сторону двери. Я поднялась, и, не обращая внимания на раздосадованную ведьму, поспешила за парнем.
На дворе еще окончательно не стемнело. Где-то мычали подзагулявшие коровёнки, блеяли и мекали младшие представители рогатого скота. По улице, переговариваясь, павами плыли две женщины с коромыслами, возле соседнего двора бородатый мужик что-то чинил.
– Манечка, – протянул ко мне руки жених из прошлого. – Манечка, голуба мая ясна, красна, аки я без тибя томился!
Я отстранилась, но Петя этого не заметил. Он сделал шаг, обхватил ручищами мои хрупкие плечики и сжал так, что затрещали косточки.
– Худа ты стала, Манечка, – испугался младший Кириллов. – Войти в тело надоть. И коса где?
– Отхватили косу, – сморщилась я, лихорадочно изобретая способ сохранения верности Никите. Открыться Петру, кто я и откуда, ни в коем случае нельзя, проклятие достанет моих прапрапрапраправнуков. А если по-настоящему выйти за него замуж, можно опозориться, – из уроков истории помню, на Руси жестоко карали испорченных невест. Впрочем, о чём я думаю…. у меня дети, да и век этот мне не нравится. Ну и ситуация!
«Нет безвыходных ситуаций! – пискнуло моё второе Я, – пораскинь мозгами».
– Пошто отхватили? – не понял Петя. – Вшей в избе у тетки Маланьи отродясь не было. В аккурате избу держит.
– Избу-то в аккурате, – съехидничала я, – да вот зубов они не чистят.
– Дык мел жуют, батя им торгует, – пожал плечами Кириллов.
– А что жуют бедняки, которым не на что купить мел? – не сдавалась я. – А что жуют крепостные крестьяне?
– Уголь, чай его в печи полно остаётся, – абориген, предназначенный мне в мужья, явно, волновался за душевное здоровье суженой.
– И мыла нет…., – я хотела сказать ещё и о чистящих средствах, но ошеломленная внезапно найденным выходом из своего жуткого положения, закричала:
– Эврика!
Петя потрогал мой лоб и отодвинулся на безопасное расстояние.
– Вы – купцы, – начала вслух рассуждать я. – А значит, вам будет интересно со мной сотрудничать. Я буду приносить вам эксклюзивный товар, а вы станете его продавать и выручкой делиться со мной. Пятьдесят на пятьдесят. Пойдет?
– Голубки! – неслышно появился возле избы Василий Макарович. Он, как я поняла, усталый возвращался со своего надела. – Чавось к плетню жмёсси, Петро?
– О бытие толкуем, – с печалью в голосе отозвался мой собеседник.
– Толкуйте, – разрешил Петров и удалился в дом.
– Петя, – меня снова понесло. – Петя, вы сказочно разбогатеете, если заключите со мной договор, только мне будет нужен начальный капитал, а ваши деньги у нас, к сожалению, не котируются. Поэтому, надеюсь, ты подаришь мне древнюю икону, я толкну её в Инете и куплю на эти бабки товар. Ты знаешь, что такое зубная паста? Ты знаешь, что такое шампунь и мыло?
– Мыло у нас наличествует, – растерялся абориген.
«Закругляйся, идиотка, – толкнуло меня в бок внутреннее Я. – Сейчас не только будущего партнёра по бизнесу, но всех ворон в округе испугаешь»!
«Точно, спятила, – спохватилась я. – Надо срочно исправлять положение»!
– Маня, ты прихворала? – положил мне на лоб прохладную ладонь самозваный жених. – Иди почивать, Маня, чай завтрева повстречаемся.
– Мне можно поговорить с Потапом Тимофеевичем? – краснея, прошептала я. А потом почувствовала, что дрожу от пережитого стресса. Хорошо, если Петр проглотит мои речи, а если нет? Тогда уж точно Маланья проклянёт всё мое потомство.
– Можно, – грустно проговорил Кириллов и коснулся губами моей щеки. – Тибе надоть выспаться, касатка. Завтрева повстречаемся.
И он ушёл. Я проводила Петра глазами, полными слёз. Неужели все мои ожидания накрылись медным тазом? А ведь как повезло сначала – Кирилловы уж точно разбираются в маркетинге, у них есть магазины и клиентская база.
– Садись вечерничать, дщерь, – показал мне место рядом с собой Василий Макарович.
Я опустилась на лавку, окинула взглядом стол с надломанным караваем хлеба, миской пареной репы и жбаном кваса и всхлипнула.
– Баня стоплена, мыться станешь? – спросила Маланья Кузьминична и строго посмотрела на меня.