Надо идти дальше. Путевые заметки

В автостопе свой набор суеверий. Если с этого места не уезжается, пройди еще немного. Так понемногу нахожу место за плавным поворотом, где машину видно издалека, но это все местные бизнесмены рассекают на «японцах». Эти не берут. От слова никогда. Да и тех немного. Можно отдохнуть. Тут обнаруживаю, что воды осталось с поллитра. Одна грубая ошибка за другой… Но без анализа и работы над ошибками ничему не научишься.

Луг. Поле. Солнце палит нещадно. Березы рядком вдоль дороги. А за березами, сразу не разглядишь, шатры тальника, причем тоже рядком. То есть должна быть вода. Рюкзак оставляю за одиноким кустиком у дороги, чтобы самой потом легко найти свой камуфляжный, иду с полторушкой к тальнику, так и есть, ручей! Осоковые, топкий берег. Черная ольха, травы знакомые и незнакомые. Нетоптанные. Да это лоскут счастья! Июль. Никого на километры. За ветлой полоска чистого берега, даже дно не заилено. Скидываю с себя все и долго плещусь в пронизанной солнцем воде. Набираю воды с собой и возвращаюсь по цветам к одинокому кустику у дороги. Пора и перекусить теми пирожками, что прихвачены из Павловска. Но хватает на один пирожок, вдалеке показался КамАЗ, все на место, готовность номер один. И он тормозит, карета подана!

Гружен под завязку свежим зерном, идет тяжело, но словно не замечает ямин на дороге. Потому здесь и машины редки, дорога плохая, хоть и обозначена в справочниках. Жара, а от двигателя поднимается горячий воздух, и водитель словно извиняется, что нет комфорта. А мне все хорошо. Я еду, а не стою у дороги. Важно идти вперед, тогда пройдешь весь путь.

В Елань-Колено труженик хлеба сворачивает к хранилищу, предварительно растолковав мне, как пройти, чтобы попасть на дорогу, которая выведет к трассе. И это уже будет «тридцать восьмая» через Борисоглебск на Саратов.

История тоже дорога

Но до Борисоглебска еще далеко. Солнце уже закатывается. Уже ничего не хочу, уже просто сижу у пустой дороги. Проснулась светлая простая молитва к святым нашим Борису и Глебу. Помощь небесных придет, просто надо подождать, пока на небе управятся. Иногда минут десять. Иногда пару лет. Важно не унывать.

Через пару минут сам тормозит КамАЗ:

– Поехали хоть до деревни, не сиди!

Доехали до ближайшего дома с десяток километров. Водитель на прощанье помахал:

– Разговаривай с людьми, разговаривай!

Я смеюсь вовсю и обращаюсь к вышедшему на крыльцо старику с просьбой о воде, протягиваю уже пустую полторашку. Дедушка кликнул кого-то из внуков. Те выносят чемоданы, грузят в старенький «Москвич». Принесли и наполненную бутылку.

– Куда на ночь глядя?

– Внук возвращается к своим в Москву, ночью поезд из Борисоглебска.

Аж дыхание перехватило, боюсь поверить в удачу.

– А меня до Борисоглебска не прихватите?

Дед пожимает плечами:

– Нас трое. Место есть, но поедем минут через сорок.

Есть такое, что к определенным святым обращаются по очень целенаправленным вопросам. К святым Борису и Глебу – о мире и согласии в семье. А я просто у дороги уже никакая сидела, и вот чудо. До полуночи буду в Борисоглебске, к которому стремилась весь день, но с машинами на плохой дороге туго. А здесь просто деревня, полузабытая в полях России, и – прямиком в цель! Словно выстрел из лука небесных князей.

Последний свет уходит, и в сумерках немного осматриваю место. Деревья вдоль старые, роскошные, видно, что под ними были дома, но – пусто. И эта деревенская тишина, которую можно пить, как колодезную воду… Уютная была деревня, место жизни, сейчас пяток домов. Старые березы у дедушки под окнами (семь – восемь?) хранят дом, летом ветвями ограждают от жары, зимой берут на свои плечи ветер… Стоит запомнить, потом всплывет откуда-то из глубин памяти, чтобы лечь в стихотворение.

За руль садится дед, два внука сзади, а я как гостья впереди.

Так распорядился старик. Ему за восемьдесят, а ведет машину профессионально, чувствуется привычная рука. Ай да молодец! И семья, чувствуется, у него хорошая. А ведь это так сложно, прожить, сохранить свое в деревне, и детей в люди вывести! Удивительные помощники у святых наших. Есть над чем задуматься.

Светлые, добрые князья, тоже таким странным образом убиенные, что и тела их на вольном воздухе не разлагались… Семейная усобица? Святополк Окаянный пытался «извести» на Руси «византийский обряд», по приказу святого Владимира Святославича был брошен в темницу вместе с женой-полькой и духовником Рейнбергом. После смерти Владимира Красно Солнышко взошел на Киевский престол, на котором усидел едва год. Это первое восшествие. Но за этот год (1015) были убиты единокровные братья Борис, Глеб и Святослав.

Незадолго до кончины святой князь Владимир призвал из Ростова любимого сына Бориса, дал ему войско и отправил в степь. Но печенегов в степи Борис так и не отыскал: Владимир знал или догадывался о преступном сговоре и позаботился о том, чтобы в переломный момент у любимого сына было под рукой войско, способное и защитить, и ввести в Киев. Стан Бориса расположился на реке Альте (Льте), это рядом, потом на месте гибели святого будет городок Ольто, князь Владимир Мономах заложит церковь, а ныне он известен как Борисполь, рядом международный аэропорт. Согласно летописям, известие о кончине отца Борис получил в день субботний и… отправил от себя войско, оставив только «мало отроков». Не желал войны святой князь, никак не желал. Святополк в это время должен был находиться в темнице, но…

Окончил дни князь Владимир внезапно. «Умер он на Берестове, и утаили смерть его, так как Святополк был в Киеве. Ночью же разобрали помост между двумя клетями, завернули его в ковер и спустили веревками на землю; затем, возложив его на сани, отвезли и поставили в церкви святой Богородицы…» – гласит свидетельство. Вот как – утаили. А Святополк вопреки воле Владимира вдруг действует на свободе. То есть сообщники у Святополка были, и не они ли «помогли» отправиться князю Владимиру в мир иной? Не мятеж, а тихий захват власти.

И в пути уже некто Путша и с ним Талец, Елович, Ляшко, так гласит летопись. После воскресной заутрени убийцы входят в шатер князя Бориса, пронзают его копьями. В этот момент гибнет верный слуга князя венгр Георгий. Раненого князя убийцы везут, по слову летописца, в Вышгород. Но есть ли дорога мимо Киева? Где-то здесь их встречают двое неизвестных и добивают князя острым орудием. Что за орудие? И просто ли так резали? Сам момент свидетельства не имеет.

Не первое, не последнее кровопролитие в истории. По листам записей звенят клинки: мечи, палаши, сабли, кинжалы. Или вот еще орудие – швайка. Но там, где ритуальная швайка, достоверности не ищи, там следы уже замазаны. Все той же кровью.

Святополком князь Глеб вызван из Мурома, куда на княжение определил его равноапостольный отец. Но благополучно добрался Глеб Владимирович только до места пересадки в ладьи. Под Смоленском речка Смядынь впадает в Днепр, здесь и пересаживались с коней. Именно здесь поджидал светлого князя некто Горясер (вот имячко, словно из ада) с людьми. Глеб был зарезан поваром Торчином и уложен в гроб из двух колод. Опять зарезан…

Тогда же посланным Святополком отрядом был убит еще один сын святого Владимира – Святослав. Но о том как-то более не вспоминали.

Еще один святой сын святого отца Ярослав Владимирович (Мудрый) вскоре разгромил Святополка Окаянного (навел поляков на Русь, Отрепьев не первый) на той же Альте и стал править в Киеве. Одним из первых распоряжений Мудрого во князех была отправка посланников с приказом отыскать тело князя Глеба. Искать долго не пришлось. В пустынном месте у Смядыни люди видели временами свет, слышали пение, там и обрели простой непогребенный (!) гроб с телом. С великим почтением на ладье по Днепру гроб доставили в Вышгород. Похоронили Глеба Владимировича рядом с убиенным братом Борисом Владимировичем в ветхой уже церкви Василия Великого (святого покровителя Владимира Святославича).

Однажды в церковь вошли варяги, и один из них наступил на надгробие, тотчас взлетевший от пола огонь опалил ноги. С тех пор к мощам опасались подходить близко, но поклонялись с уважением и страхом. Вскоре от удара молнии деревянная церковь Василия Великого сгорела, тела князей решили перенести в часовню. Свидетели было немало удивлены тем, что сами тела были «целы и белы, лица светлы», не имели тления. Поразившись чуду, доложили о том князю Ярославу Владимировичу, а тот приказал строить пятиглавую каменную церковь на месте другого чуда – исцеления больного мальчика по молитве к Борису и Глебу.

Так и пошли строить на месте чудес, явленных Борисом и Глебом сначала на Руси, потом в России. Городки, да поселки Борисоглебски то тут, то там. Понятно, что Борисполь и речка Смядынь храмами отмечены, а вот Борисоглебск Воронежский – что здесь-то произошло? Молчат документы, а жители, бывшие в курсе дела, просто храм поставили, да молились.

Святые Борис и Глеб. Икона XIV в. ГТГ

Вот еще деталь, пригодится для размышлений: меч князя Бориса потом оказался среди святынь Андрея Боголюбского.

Вот, и моя молитва к святым князьям дошла, княжеской стрелой помощь прилетела, еду в город Борисоглебск на машине с хорошим водителем…

Это тоже надо испытать, пережить. Спит земля, спит страна. Из темноты бегут навстречу кусты, деревья, дорожные знаки. Вот сворачиваем на трассу, здесь уже людно, ибо слова машинно нет в словарях. Вот и город, и я поражаюсь его уютности, патриархальности. Деревянные дома в красивых наличниках, все устроено, сохранено. Любуйся тем, как жили деды наши! Лучше вживую видеть, чем многочисленные исследования читать и напрягать воображение: что было, где, когда… И не надо отделять дорогу от истории. История – тоже дорога.

Благодарный поклон вам, святые Борис и Глеб.

Перрон старого вокзала

В комнате отдыха на вокзале было тихо, я проспала. Казалось бы, рядом площадь, поезда, но тихо. Стены толстенные, добротно строились при царе-батюшке. Не спеша воспользовалась всем, что дает такое пристанище в провинции, полюбовалась старой привокзальной площадью из окна третьего этажа. Как водится, рядом и автовокзал. Напротив стоит остов дома с надписью «продается». Купила бы. Но за весь свой рабочий стаж так и не заработала не то, что на дом, а и на простую квартиру. А здесь дом позапрошлого века для большой и дружной семьи в два этажа. На втором обычно жили, в нижнем – склады и лавки. Может, второй сдавали комнатами приезжим, а на первом – трактир. Уже не поймешь, одни стены и пустые окна. Но и на одни стены и пустые окна не заработала. Все отбирают, все высчитывают, так всю советскую дорогу. И партия правящая на этой дороге была покруче разбойников, те с оружием к путникам, эти с экономикой к населению.

Борисоглебский железнодорожный вокзал Фото XIX в.

Надо заправиться, тут чая с пирожком не хватит. Будет ли обед? А пока уютная провинция, надо воспользоваться остановкой. Вокзал вполне вместительный, но привычных ларьков в нем нет. Единственный человек в большом зале ожидания майор полиции, к нему и подхожу. Обычные вопросы: где ближайший банкомат, сносная столовая? Он терпеливо отвечает. Немного странный вопрос: как от вокзала добраться на 38-ю трассу? Он еще раз оглядывает меня: почему не автобусом? Я здесь в первый раз, даже не ориентируюсь, у меня богомолье такое, автостопом. Улыбается: скоро у нас пересменка, банкомат там-то, покушать там-то, а через час сам довезу до 38-й, все равно по пути.

Выхожу на перрон, иду по платформе, удивляюсь: за путями великолепный кирпичный пакгауз и совсем немаленький. Стоит просто идти и любоваться. И почувствовать себя и в прошлом, и в позапрошлом веке. Хотя, лучше не надо.

Утром 6 января 1906 года здесь остановился курьерский поезд. На платформу вышел плотный, хорошо одетый человек, он и внимания не обратил на худенькую молодую девушку, очень симпатичную, вдруг направившуюся к нему. Ничего особенного в барышне не было, шубка меховая, видно, что из хорошей семьи… Но это полудитя из муфты вытащило пистолет, и зазвучали выстрелы. Чиновник грузно упал, а барышня поднесла пистолет к виску – осечка. Где-то здесь, на этой платформе…

Мария Спиридонова по окончании гимназии

Что ж, информационный повод как для желтой либеральной, так и революционной прессы более чем замечателен: покушение на советника Тамбовского губернского правления, палач тамбовских крестьян заслужил свою участь, избиение казачьим офицером! И если фамилию убитого тут же забыли, как и не было человека (кто управляет нашей памятью?), то имя «мученицы» Марии Спиридоновой, хватившей нагайки за неадекватное поведение, быстро разлетелось по городам и весям.

Тут и была арестована, отправлена в Тамбов. Газеты печатали фотографию девушки, смакуя подробности. Сохранился и протокол медицинского осмотра, после которого больную направили прямиком к психиатру. Так и стала Мария Спиридонова «знаменем» эсеров: ее били, а других нет. «Царский режим» судом присяжных приговорил ее к повешению, царской милостью приговор был заменен на пожизненное, но отбыла наказание Спиридонова только 11 лет. Далее: после февраля 1917 года по распоряжению А. Ф. Керенского отбыла из Акатуя (место отбывания наказания) в столицу, где занялась партийной работой по поддержке советов в ущерб основной власти. Встретила и Октябрьский переворот так, что Джон Рид в известной книге назвал ее «самой популярной и влиятельной женщиной в России». Поддержала предательский Брестский мир, вскоре изменила мнение на противоположное. С лета 1918 года ее ждали аресты, жительство под надзором, ссылки, вновь арест – в 1937 году приговорена к 25 годам тюремного заключения. Расстреляна сотрудниками НКВД в сентябре 1941 года в Медведевском лесу под Орлом вместе со 153 другими заключенными, среди которых был и ее муж Илья Майоров. И… никакой прессы, никаких заголовков, ничего от «героини» не осталось… Надо же…

Событие – один из полюсов беспорядков в Тамбовской губернии, вызванных листовками, лгущими о том, что царский Манифест 1905 года якобы дает право крестьянам отнимать насильственно землю у помещиков. Сочиняли и распространяли все те же местные социалисты-революционеры.

Страшная мысль посещает: а чем же недосамоубившаяся знаменитая революционерка отличается от нынешних керченских и прочих «стрелков»? От того же Влада Рослякова? Немногим. Культивировались некие свободы и борьба с самодержавием, и слово ненависть пока вписано в листовку, а не красуется латиницей на футболке керченского стрелка. Либеральные писаки, как могли, изгалялись в прессе по поводу «удушения свобод», упиваясь собственной безнаказанностью и красуясь перед читателями показной смелостью.

«Просвещенная» публика считала за честь укрыть террориста. Верующих людей высмеивали, искренно удивляясь, как можно верить в Бога в век пара и электричества, самодвижущихся колясок и телеграфа, «Капитала» Маркса и теории эволюции видов Дарвина. «Они еще не знают, что я принес им чуму», – внес свой пятачок сексолог Фрейд.

Поздравления императору Микадо из России в честь победы Японии в Русско-японской войне 1904—1905 годов – из этой же серии. Смыть такой позор невозможно!

А что же на другом полюсе, как кричали, черносотенном? Это в адрес тех, у кого православие, самодержавие, народность.