Неслучайная встреча (сборник)

– А жить-то на что? – Не отставала Галина Николаевна от подруги.

– Да проживем как-нибудь, – беззаботно отбрыкивалась Милочка.

– Вот именно, что как-нибудь, – недовольно фыркала в ответ Галина.

– Главное, чтобы здоровенькие были, а остальное приложится.

В то, что приложится, Милочка свято верила, а Галочка предпочитала не ставить эту веру под сомнение. Ну, хочется глупышке витать в облаках – пускай себе витает. Разочарование, конечно, не за горами, но если она хочет хвастаться фотографиями внучат и не замечать, что на этих снимках у них стоптанные ботинки, короткие штанишки и полинявшие футболки – это ее право.

Вот и сегодня Милочка первым делом достала из сумки фотографии, протянула Галине Николаевне с гордым видом. Та водрузила на нос очки и повертела перед глазами снимок двенадцатилетнего мальчугана со скрипкой в руках, спросила:

– Это который?

– Вовочка, – с готовностью отозвалась Милочка. – Это он после конкурса. Диплом третьей степени, – гордо добавила она.

– Ну да, ну да, – никаких эмоций по поводу третьей степени Галина Николаевна не испытывала. Вот если бы Гран-при, то да, а так – диплом и диплом, ничего выдающегося. Она взяла следующую протянутую фотографию, где ватага мальчишек гоняла по полю мяч. Милочка ткнула пальчиком в спину одного из ребят, сказала хвастливо:

– Петечка.

– Он защитник или нападающий?

– То так, то так. Он же мини-футболом занимается и пока во втором составе играет.

– А… – Галина Николаевна понимающе кивнула, хотя на самом деле понимала только одно: мини-формат ее давным-давно не интересует.

– Ну, а твои-то как? – живо поинтересовалась Милочка.

– Да по-прежнему, нормально все, – сухо отрапортовала Галина Николаевна. Ну, не хвастаться же перед несчастной Милочкой успехами своих детей. Они-то, в отличие от Танюшки, всегда были настроены на то, что как-нибудь не годится. Все должно быть на высшем уровне, и только так. И вот, пожалуйста: Митя – в Америке, Марина – в Канаде. Маришка, правда, в отличие от старшего брата иностранка со стажем. Она сразу знала, чего хочет. Можно сказать, с младых ногтей к жучкам и паучкам приглядывалась: лапки в микроскоп рассматривала, крылышки изучала. И доизучалась: биофак МГУ, международный грант и место в канадской лаборатории. В Канаде, конечно, нашелся и канадец. И не какой-то там просто хороший человек с высшим образованием, вынужденный крутить баранку ради пропитания, а вполне себе бизнесмен с большим домом и не менее большим счетом. Маринку на руках носит, пылинки с нее сдувает. Это Галина Николаевна сразу заметила, как только с ним познакомилась.

– Очаровательный молодой человек, очаровательный, – все время повторяла она мужу, любуясь будущим зятем, хотя был канадец не так уж молод (на пятнадцать лет старше Маришки) и не очень уж очарователен: улыбался вежливо, а говорил-то ведь непонятно. Но на невесту смотрел с обожанием, и это подкупало.

– И родители у него вроде приличные, – оценил знакомство будущий тесть.

– Да, очень милые старички, – откликнулась Галина Николаевна, которой канадцы показались чрезвычайно любезными из-за своего желания оплатить свадьбу и подарить влюбленным медовый месяц на Маврикии.

– Ты права, староваты. Внуками заниматься не смогут. Придется нам подсобить, – принял тогда муж решение, которому не суждено было сбыться. Сам он поспешил умереть гораздо раньше канадских старичков и своей внезапной кончиной даже не смог оторвать Маришку от какой-то очень важной крысы, что должна была принести приплод в ближайшие несколько суток.

– Мам, ты же понимаешь, что папе я всегда успею отдать последний долг. Какая теперь разница, в морге или на кладбище? – расстроенно плакала Маришка в трубку. – А долг перед наукой я перенести не могу. Это ведь дело всей моей жизни.

Галина Николаевна решение дочери не осуждала. Дело всей жизни определенно должно быть гораздо важнее смерти. Оно и было важнее всего на свете. Времени для визита в Москву Марина не нашла до сих пор, как не нашла и времени, чтобы посвятить себя собственной беременности. Ее по-прежнему интересовал исключительно крысиный приплод. Она носилась с докладами о своих особях по всей Америке и Европе, а Галина Николаевна даже не решилась напроситься к ней в гости. Как-то не хотелось вместо дочери лицезреть зятя и его старичков, пусть и очаровательных людей, но все же чужих. Она, конечно, надеялась, что Маришка должна одуматься. Все-таки биологические часы тикают, и когда-нибудь она решится. А решившись, вспомнит о матери. Это сыночки пляшут под чужую дудку: то вручают дите на воспитание, то отнимают, а доченьки – они в этих вопросах все одно за мамкину юбку держатся.

– А Егорушка-то как? – спросила Милочка.

– Егорушка! – Морщинистые щеки Галины Николаевны зарумянились, к глазам подступили слезы радости. Вот уж, действительно, материнская гордость не знает предела. Она открыла тумбочку и вытащила небольшую обувную коробку, любовно ее погладила, потом осторожно приподняла крышку: – Смотри, недавно прислал.

Милочка вытянула шею, заглянула, протянула разочарованно:

– Камни? А на кой они тебе?

– Камни? – раздраженно передразнила Галина Николаевна. – Много ты понимаешь! Это же самое дорогое, что у него есть. Он же, можно сказать, от сердца свои находки отрывает, а матери посылает, чтобы она видела, какой талант у нее вырос.

– Лучше бы он сам приехал да дал на себя посмотреть, или хоть карточку прислал.

Галина Николаевна задохнулась от возмущения. Мгновенно превратилась в нахохлившуюся наседку, готовую разорвать тигра за нападение на свое потомство, но тут, на счастье Милочки, зазвонил телефон, и сердце Галины Николаевны забилось в радостном предвкушении: самый лучший день начинал себя оправдывать. Она схватила трубку, громко закричала:

– Алло!

Ожидания сбылись. С другого конца земного шара до нее донеслось:

– Грэни, хай!

– Митенька, малыш мой, здравствуй, детка, как ты? Как дела? Как учеба?

– Гуд. Вери гуд.

– Гуд… – дрожащие губы расплылись в улыбке.

– А в остальном как? Чем занимаешься?

– Теннис.

– Играешь в теннис? Это прекрасно. Замечательно. Ну, расскажи мне что-нибудь.

– Хэппи бездэй, грэни.

– Спасибо, милый, спасибо. Ты знаешь, я все вспоминаю, как мы с тобой во дворе гуляли. Ты тогда с горки падал, помнишь, а я тебя поймала. И ты тогда сказал, что самый лучший день – это не твой день рождения, а мой, потому что, если бы я не родилась, ты бы разбился. Трогательно, правда? А еще ты мне потом рябину нарисовал и сказал, что на каждый праздник рисовать будешь, и…

– Алло, мам?

– Митя, ты? А где же Митенька?

– Да он убежал давно во двор. Я смотрю: трубка лежит и твоим голосом бормочет. Ты что-то важное говорила?

– Нет-нет, сынок. Пустое все, ерунда. Как дела твои?

– Да по-прежнему. Понимаешь ведь, тут не до праздной жизни: работаем, крутимся.

– Приехать не собираетесь?

– Мам, ну куда сейчас? Середина года, Митька учится. Может, в июле. Хотя остановиться ведь негде, придется гостиницу брать, а в Москве, сама знаешь, какие цены.

Галина Николаевна знала. Она подумала о том, что не надо было продавать квартиру, но что сделано – то сделано. Раз дети так решили, значит, это правильно.

– Но вы все-таки подумайте…

– Подумаем.

Сердце радостно застучало: «Подумают!»