Се, стою у двери и стучу

Устали. Остановились. И тетя Поля, выпорхнув, как молоденькая, бойкая женщина, поспешила внутрь лесопосадки.

Всех разморило. Ленивая трава, парной, жгучий воздух, безмолвие просторной трассы. Словно муравьишки, люди рассыпались в разных направлениях. Отдых. Десять минут.

Мужчины закуривали сигареты, женщины приглаживали волосы, расправляли платья, разминали затекшие ноги. Резвилась редкая детвора…

И вдруг из-за деревьев донесся дикий, безумный крик:

– По-мо-гите! По-мо-гите!

Он рвал душу, вынимал сердце из грудной клетки, перехватывал дыхание.

– По-мо-ги-те-те-те!

Все гурьбой заспешили на помощь. Муравьиная кучка расползалась. Тетя Поля истошно выла на всю округу. На одном из деревьев что-то висело. Подбежав, обрубили веревку. Это был кто-то маленький, подвешенный за ноги вверх тормашками. Сорвали мешок, закутавший голову, вынули кляп изо рта. И, о чудо! Перед ними предстал безжизненный мальчик лет 5-ти. Курчавые светлые локоны завивались смешными кудряшками, нежное личико – красное, словно морковь, опухло, глаза закрыты. Его бережно уложили на землю, приводя в чувство. Собравшиеся вокруг плакали…

Когда он вернулся в сознание и поднялся, тетя Поля бросилась перед ним на колени и истошно зарыдала:

– Деточка! Ты же моя деточка, что же с тобой сделали злыдни! Деточка, ты же, моя милая деточка! Обездоленная, как моя одинокая, безрадостная жизнь! Кто же эти звери, которые сотворили с тобой такое?!

Это были горько-сладостные слезы отчаяния, радости и еще чего-то непонятного, чудесно-необъяснимого. Мальчик рассказал уже в автобусе, что папа умер, мама привела дядю Колю. Они пили и часто выгоняли его из дома.

– Он бил тебя? – надрывалась посеревшая тетя Поля.

– Нет, я сразу убегал, когда он кричал:

– Брысь отсюда вон!

Мальчик внезапно запнулся, увидев горькие, горючие слезы тети Поли. Пристально всмотрелся, и вдруг, неожиданно заплакав навзрыд, обнял несчастную горемыку. Как эти два одиноких сердца почувствовали, что нужны друг другу? Кто расскажет, как зарождается любовь?! И что она – извечная жалось одного обездоленного к другому или ангельское лучезарное просветление сердец среди тьмы и передряг суровой жизни? Что же это за чувство – любовь? И почему одни наделяются ею в избытке, а другие обделены, словно жалкие, незрячие кроты, вечно копошащиеся во тьме ледяной, режущей душу бессердечности? Кто и когда мог бы ответить на этот, казалось бы, такой простенький, вопрос? Может, и сердце-то бьется не во всякой груди. Возможно, и слезы льются не из каждых глаз при виде несчастья другого?

– Кто же сотворил с тобой такое? – затихая, вопрошала она.

– Он же с мамкой… – еле слышно выдохнул ласковый мальчик.

Вздрогнувший водитель нажал на какие-то педали и автобус рывком покатил вперед, словно удивлялся и сочувствовал увиденному и услышанному. Казалось, и солнце поблекло и стало неестественно белым и растерянным, и камешки при дороге, рассыпаясь мелкими брызгами во все стороны, как бы угрожали какому-то невидимому врагу, и ветер урчал и насвистывал грустную песню, пробираясь в полузакрытые окна, и раздувая, будто флаги, мотающиеся на окнах шторки.

Так они и застыли: тетя Поля с обнявшим ее ребенком.

Проехав около 15-ти минут, увидели шатающуюся пару. Раздался гортанный писк, словно из горлышка молодого, подраненного цыпленочка:

– Мамка, это же мама с дядей Колей!…

– Тс-с-с-!… Тише, – приложила палец к губам тетя Поля, – тише, родной…

Ребенка спрятали, автобус, заворчав, остановился. Водитель поддался в открытое окно, предложил:

– Садитесь, подвезу.

– Нет, не надо, – запротестовали испуганные чужаки, – мы сами. Нам здесь недалеко.

– Ну, как желаете. Ваше дело. Эй, пассажиры! Остановка, разминка, передохнем немного…

Выбрались несколько мужиков, подбежали к парочке, заломили обеим руки, втолкнули в автобус.

– Что такое, почему, за что? – отбивались те.

– Поедете в милицию.

– Остановите, безобразие, разбой среди бела дня. Вам это даром не пройдет, я буду жалобу писать, – рыкал здоровенный верзила.

– Пиши, голубчик!

Мальчик не выдержал, закричал:

– Ма-ма-ма!

Женщина вздрогнула, дернулась, навалившись на дверь, та не поддавалась. Нервная дрожь, словно ее резали, пробежала по всем членам. Глаза дико вращались, пальцы трепетали, точно нащупывали кого-то, лицо перекосилось, как у умирающей от невысказанной муки.

– Ма-ма-ма! – вновь разрезал пополам детский голос.

Она билась в конвульсиях, медленно затихая и оскаливаясь, будто припадочная, безжизненно повисая в руках держащих ее мужчин.

Подъехали к маленькому поселку, сдали в милицию. Пока их отводили, тетя Поля, вцепившись в мальчонку, торопливо зашептала:

– Есть Бог на свете… Он услышал меня, слава Тебе Господи!

– Услышал, – повторил ребенок.

– Хороший мой, милый, пойдем быстрее со мной. Будешь жить как в сказке. Нет ведь ни у меня, ни у сестры деток-то… Зайдем быстренько ко мне, заберем необходимое, и к моей сестричке, на хутор. Там нас никто никогда не найдет. Она прижала его к сердцу и запричитала:

– Знаешь, как я Бога молила, чтоб послал мне тебя, сыночек! Он – любящий Отец Небесный – послал… Я все для тебя сделаю. Маленькую лошадку подарю, игрушками засыплю, выучу, человеком будешь…, – обмывала она его горячими материнскими слезами радости. Мальчик не отрывал от говорящей умиленного взгляда.

– Ну, посмотри на меня. Я же еще не старая, выращу тебя.

И вдруг она вскинула кверху глаза и торопливо зашептала:

– Слава Тебе, Господи, за твой подарок. Ты услышал меня!

Всем казалось, она зрила Самого Бога…

– Он услышал, – поддакивал маленький, словно в забытьи.

– Ну, пойдем же быстрее!

– Пойдем!

И они быстро вынырнули из машины. Бежали, задыхаясь, все вперед и вперед, точно не веря своему счастью… Словно боялись, кто-то помешает им. В одной руке она несла тяжелющую сумку, другой держала за руку ребенка. А он нес вторую кошелку, помогая своей дорогой благодетельнице, нет, маме, настоящей маме, вдруг обретенной им с Божьей помощью…

«О, кто даст голове моей воду и глазам – источник слез! Я плакал бы день и ночь о пораженных дщери народа моего. О, кто дал бы мне в пустыне пристанище путников! Оставил бы я народ мой и ушел бы от них: ибо все они прелюбодеи, скопище вероломных. Как лук, напрягают язык свой для лжи, усиливаются на земле неправдою; ибо переходят от одного зла к другому, и Меня не знают, говорит Господь» (Иер. 9;1,2,3).