Отравленная кровь

– Не понимаю, а что это сейчас изменит? – раздраженно бросила Моника, плюхнувшись в кресло напротив мужа. – Какая разница, ну, какая? Есть и есть, согласись, лучше быть богатым, чем бедным.

– Не соглашусь.

– Ха-ха… это глупо. Любой человек хочет много…

Он знал, что она скажет, поэтому перебил бесстрастно:

– А я нет. Для меня деньги – это возможность что-то создать и результат созданного мною продукта. Мне важно знать про все, что окружает меня, это естественное желание, в нем забота о личной безопасности моей и семьи. А я ничего не понимаю. И вот результат: в вашем недружном семействе убийство.

– Ты что, испугался? Боже мой… ты, оказывается, слабак. Я о тебе была лучшего мнения.

Моника демонстративно расхохоталась, запрокинув голову назад, хотя ничего смешного в требовании мужа не было. А вот подобный смех рождает болезненное восприятие, он унижает, за ним читается неуважение, которое немыслимо в совместной жизни. Однако Ярослав отреагировал вяло, потому что разочарование нужно еще и осознать:

– Типичный прием манипулятора с примитивным расчетом, чтобы мишень начала оправдываться.

– Манипуляции? Это ты про меня? – веселилась не по делу Моника. – Значит, я умненькая девочка.

Наверняка она поняла, что Ярослав заводится, видя непробиваемость жены, нежелание вникнуть в проблемы, инфантилизм и еще всяческие – измы, в которых легко заблудиться. Откуда они взялись, ведь Мона не была такой? Последнее время он все чаще видит ее в качестве провокатора, она сама не своя, если не выведет его хотя бы раз в пару дней издевками, насмешками, дурацкими придирками. По всей видимости, она решила загнать его под каблук, и Ярослав, рассматривая ее в упор с этой точки зрения, сделал вслух открытие:

– Мона, тебя пора лечить.

– В смысле?

– Либо ты прекращаешь свои приемы манипулятора, прекращаешь лезть в мои дела, хамить, капризами изводить, словно тебе семь лет, либо…

– Что либо, что? – усмехнулась Мона и закатила глаза к потолку, мол, как жалки твои угрозы.

Вот теперь он принял окончательное решение, зревшее в течение последних месяцев, и перешел на спокойно-холодную тональность:

– Я не собираюсь тратить свою жизнь на скандалы.

– Серьезно? – не поверила Моника, улыбаясь. – Ой как страшно.

– В таком случае мы расстанемся. Ты меня услышала?

– В таком случае тебе придется уйти из компании, ты потеряешь все: работу, деньги, жилье, все это мое. Надеюсь, ты помнишь, что пришел ко мне в одной рубашке и носках…

– Вот так прямо в рубашке и носках, без брюк?

– В джинсах. – И здесь она по-своему уточнила: – Думаю, ты помнишь и то, что являешься наемным работником, а наняла тебя я. Ты останешься ни с чем, если решишь расстаться.

Моника ударила мужа по самому больному, ударила несправедливо, бестактно, ведь именно Ярослав все годы что при отце, что без него держал компанию на достойном уровне. Его уважали все – от уборщиц до городских властей, кроме жены, да, она его наняла, но работал-то он вместо нее.

– Неужели ты думаешь, что я из-за… – Ярослав сделал паузу, чтобы смысл следующих слов дошел до самого гипофиза жены. – Ты дура.

– Я ду… Я?.. – задохнулась негодованием Моника.

– Ты, ты, – подтвердил он интонацией уставшего человека. – Причем набитая дура, невоспитанная и неблагодарная. Я ошибся в тебе. Что ж, ошибки исправлять никогда не поздно. Все, Мона, довольно. Если ты не хочешь меня слушать, не хочешь рожать, а хочешь жить для себя, если считаешь, что я приложение к твоей божественной персоне и твой слуга, то у меня противоположное мнение. И поскольку ты упорно не желаешь считаться со мной, живи без меня. Руководи сама своей компанией как умеешь, а я больше не хочу слушать твои безапелляционные и глупые указивки, не хочу позориться, когда ты открываешь рот и несешь бред. Все, ты меня достала, я ухожу окончательно.

– Ну и уходи! Уходи, уходи…

И ушел. Нет, она до последнего не верила, что Ярик уйдет навсегда, этого быть не может, он столько раз уходил и утром возвращался – не сосчитать. Поэтому она, немножко погрустив, легла спать, а утром нарисовала лицо, причесалась, приготовила примитивный завтрак, сварила кофе и ждала… Ждала, пока не позвонили, это был помощник мужа Виталий:

– Моника Николаевна, извините за беспокойство, но Ярослав Сергеевич не отвечает на наши звонки.

– Что значит – не отвечает?

– Он не приехал на работу, я звонил, не берет трубку…

– А я что могу сделать? – вырвалось нечаянно.

Мона продала себя с потрохами: получается, она понятия не имеет, где шляется законный супруг! Это так стыдно, так унизительно.

– Вот я и звоню узнать: что нам делать? Вы же у нас главная? – Тем временем продолжал помощник Виталий. – У нас в двенадцать важная встреча с новым инвестором, а во второй половине дня с новым заказчиком, тяжелый и ответственный день. Как быть?

– Я сейчас приеду, – решительно сказала она.

Ярик надумал проучить ее? Нет, это Моника проучит его, она прекрасно справится с поставленной задачей на сегодняшний день и поставит его на место. Один нюанс: все это эмоции избалованной девчонки, не знающей трудностей, она понятия не имела, где место мужа, а также ее собственное, но звучит классно.

Каково же было торжество, когда на подземной парковке Мона обнаружила машину Ярослава, значит, он приехал домой, просто боится зайти, не хочет уронить себя в ее глазах. Возможно, муж сейчас прячется за автомобилями, как воришка, она не стала звать его, пусть прячется, пусть помучается. Улыбаясь, Моника села за руль и газанула прочь, настроение поднялось до заоблачных высот от ощущения, что все останется как было.

Тамара отказалась участвовать…

…в пробежках, ей хватает активного движения на работе, как-никак балерин дрессирует в оперном театре. При всем при том она составила Павлу компанию, только теперь ходит быстрым шагом, дескать, это полезней. Он не спорил, не любит спорить, уговаривать, настаивать, у каждого человека есть священное право выбора. Но вот Павел, сделав пару кругов по парку, вернулся в исходную точку, Тамара делала, кажется, китайскую гимнастику.

– Ммм, красиво, – одобрил он плавные движения.

– И мне нравится, – проговорила она, завершая гимнастику манипуляциями руками. – Очень полезно для здоровья.

– У тебя проблемы со здоровьем?

Тамара взглянула на него и рассмеялась, так как озабоченность на лице Павла, человека, умеющего управлять своими эмоциями, выглядела комично. Но приятно, это говорит о том, что она не пустое место в его жизни, однако пора было и успокоить Терехова:

– У меня отличное здоровье, просто цигун дает массу энергии, улучшает тонус, выносливость увеличивается, неприятности легче переживаются. Ой, а где Грета? Грета!.. Это не собака, а сплошное недоразумение.

– Идем, она догонит нас.

Тамара подхватила ремешок сумки, повесила на плечо и, озираясь в поисках Греты, пошла рядом с Павлом, посматривающим на часы. Он спешит на работу, тут она вспомнила:

– Кстати, а что произошло в Орехове? Вчера ждала тебя с ужином, раздираемая любопытством, все же там медвежий угол, а столько машин понаехало, будто на грандиозное совещание.

– Извини, – стушевался Павел, – вчера очень поздно закончили, решил, ты спишь, не хотел тебя тревожить.

Не думал, что в его обязанность уже входит возвращаться после работы к Тамаре, вроде так не договаривались, они вообще ни о чем не договаривались. Ему с ней хорошо, ей с ним, он надеется, тоже, но связывать себя накрепко друг с другом – зачем? Жизнь переменчива, им не по двадцать лет, свободные отношения без привыкания и жестких рамок Павлу больше нравятся, надо бы как-то откорректировать попытки Тамары надеть на него и себя один ошейник.

Она далеко не глупа, уловила в неоднозначной задумчивости и резкой перемене Павла нехороший для себя симптом и немножко сникла. Объяснять ничего не нужно, мы иногда кожей считываем все, что не сказано вслух, ей осталось только успокоить:

– Я так и поняла, что не хотел тревожить. Так что там?