Кровавая свадьба

– Да, ласточка, год. Пока следствие закончится, в суде дело наверняка долго рассматриваться будет. Ну-ну, детка, не плачь. Думаю, дорогая, за год я сумею кое-что предпринять… Я ничего не забываю, очень меня он рассердил, этот Ступин… Я ведь, Света, прикинулся поверженным, время надеюсь выгадать, а там посмотрим. Мне нужна твоя помощь в этом деле, сегодня, сейчас, понимаешь?

– Папа, но мне же с ним придется спать!

– Света, а жизнь Германа? – Феликсу с трудом давался этот разговор.

– Если бы наш Герка не был таким бабником и дураком…

– Хватит об этом! – резко оборвал он дочь. – Все допускают ошибки, надо научиться прощать и защищать семью. А семья наша – он, ты и я. Любовь, ласточка моя, приходит и уходит, поверь мне, ничего нет вечного. Ты еще молоденькая, многого не знаешь. Запомни: делая широкий жест, доводи его до конца, не отступай на полпути. Ну все, иди к мужу.

Света подняла подол платья, высморкалась в шелковую нижнюю юбку, на что отец громко рассмеялся, чмокнул дочь в щечку и утер ей нос своим носовым платком:

– Ты совсем еще малышка… Ничего, ничего, выждать надо, а там посмотрим кто кого. Обещаешь больше не упрямиться?

– Обещаю, – буркнула Света, надув губы.

– Вот и умница. Иди, а то гости без невесты скучают.

Света вышла из кабинета. В холле перед залом быки отца играли в нарды, а на диване спал отец Марата, пресловутый Леня Ступин. Нет, не спал, дрых, безобразно храпя. Света брезгливо передернула плечиками:

– Свинья. Фу!

– Светочка, нельзя так! Вдруг услышит.

У кабинета стоял друг отца, Петр Ильич, очень хороший человек – отец Андрея, который тоже нравился Светлане.

– Ну и пусть слышит. Жирная свинья! – упрямо сказала она.

– А ты права, если честно, – тихо рассмеялся Петр Ильич. – Папа в кабинете? Я к нему.

Утвердительно кивнув, Света поплелась в зал. А там шел очередной «перекус». Активно работая челюстями, гости поприветствовали невесту довольно лениво, так сказать, отдали дань. На этот раз отвращение у Светы вызвали они. Марат восседал одиноко на почетном месте жениха. Света решительно подошла к нему, взяла его лицо ладонями и, прошипев: «Как я тебя ненавижу», – запечатлела на его губах страстный поцелуй.

Улюлюканье, аплодисменты, вопли… Света, поставив руку на бедро, смотрела на гостей, и весь ее вид говорил: нате вам поцелуй! Ага, гости хотят еще, шакалы! Пожалуйста. Она продемонстрировала «любовь» вторично и с самым паршивым настроением плюхнулась рядом с Маратом. Странно, какие бы гадости она ему ни говорила, он только снисходительно улыбался. А делала она это с определенной целью, чтобы «дорогой муж» взбесился и бросил ее прямо на свадьбе. Вот где казус вышел бы! Жених отказался от невесты! Ее жалели бы, осуждали Марата, и все осталось бы на своих местах. Но Марат и не думал бросать Светлану, а спокойствие «мужа» раздражало ее до посинения. Света вновь почувствовала себя такой несчастной, такой угнетенной, одним словом – рабыней. Захотелось разреветься опять. Но она сказала себе мысленно: «Я дочь Железного Феликса. Я все выдержу!» И принялась чистить банан – хоть какое-то развлечение.

3

Докурив до фильтра сигарету, Герман потер ладонями утомленное лицо, тряхнул головой и решил вернуться в зал, но у входа нос к носу столкнулся с выходившей оттуда Ритой, которая почему-то растерялась. Оглядев ее сверху донизу, Герман уставился на сумочку, висевшую на ее плече, – Рита явно намеревалась улизнуть потихоньку.

– Куда ты? – нахмурился он.

– Воздухом подышать, меня тошнит от этой свадьбы, – раздраженно сказала Рита.

– Тааак… – протянул он. – Ты сегодня весь день ищешь повод поссориться…

– А мы не мирились, – отрезала она. – Я всего-навсего выполнила просьбу «поприсутствовать» на свадьбе в качестве твоей подруги. Кстати, ты достойно справился с ролью друга: окружил меня вниманием, не отходил ни на шаг, танцевал только со мной, – все было как раз наоборот, поэтому говорила она язвительно. – И довольно. Хватит. Свою миссию я выполнила, могу идти домой.

Оттолкнув Германа, она сбежала вниз, но он очень быстро настиг ее, грубо схватил выше локтя и потащил за угол ресторана.

– Пусти! Мне больно! – вырывала руку Рита.

За углом он швырнул ее к стене, в которую уперся ладонями так, что Рита оказалась между его рук. Молчал, чтобы не наговорить в запале такого, о чем впоследствии пожалеет. Только ноздри раздувались и дышал тяжело, шумно, словно пробежал километр. Рита будто не видела разъяренного Германа, добавила яда в интонацию:

– Вот как! Силу применяешь! Ты не перестаешь меня удивлять. Что ж, теперь тебе остается меня ударить. Давай, не стесняйся…

– Ты же знаешь, что я этого никогда не сделаю, – зло процедил Герман, почти не разжимая рта, а ему хотелось именно ударить Риту, очень хотелось.

– Не знаю! – надрывно вскрикнула она с болью. Герману стало не по себе, ведь он виноват перед ней. – Я вообще, как выяснилось, тебя не знаю! И если честно, не хочу знать. Пусти, я пойду домой.

– Ты останешься, потом я отвезу тебя.

– Не стоит утруждаться, доберусь сама.

– Рита! Не выводи меня из себя, – сказал он спокойно, но на пределе.

– А то что будет? Это Светку вы можете заставить делать все, что угодно вам, но не меня. Я не твоя собственность, понял? Приказывать ты мне не смеешь.

– Не говори так. Я прошу тебя…

– Думаешь, никто не видит ее зареванных глаз? – разъярилась Рита. – Вы что устроили с папочкой? Играете ее судьбой? Думаешь, никто не соображает, что на самом деле произошло?

– Мне плевать…

– А мне нет! Плюй куда хочешь, но не в меня! Завтра вся эта свадебная свора будет смеяться над вами за вашими же спинами, а заодно и надо мной. Ты спишь с кем попало, я делаю вид, что все о’кей. А я не хочу, чтобы вся эта мразь тыкала в меня грязными пальцами. Это вы с папочкой страусы, умеете голову в песок прятать, а я другой породы…

– Рита! – рявкнул Герман, и ему удалось перекричать ее.

У Риты дрожали губы, а Герман вдохнул глубоко воздух, задержал дыхание, затем упавшим голосом выдавил:

– Я же тебе объяснил. После ссоры я был сам не свой, выпил лишнего, ты же знаешь, спиртное на меня плохо действует, поэтому я стараюсь не пить. Потом…

– Не повторяйся, у меня прекрасная память. Выпил, познакомился, с ходу затащил ее в постель, а она подобного счастья не вынесла и скончалась, теперь ты раскаиваешься. Видишь, я все помню. Трогательная история! Если бы только она не касалась меня.

– Ты мне не веришь? – несколько озадаченно спросил Герман, ведь Рита была одна из немногих, кому он поведал правду.

– Как ты мог такое подумать?! Верю! Еще как! Так поступить можешь только ты: поссорившись, лечь с другой, а потом цинично мне исповедаться. Так вот, дорогой, как раз это меня и не устраивает. Неважно – скончалась твоя одноночка или нет, с меня довольно этих мерзостей.

– Ты ревнуешь, вот и все.

– А должно происходить по-другому? – Рита даже хохотнула, потому что Герман – случай клинический. – Может, я должна приголубить тебя, пожалеть? Знаешь, найди себе такую дуру, которой понравятся твои похождения по бабам.

– Я не буду никого искать, я люблю тебя, – прорычал в гневе Герман.

– Да что ты! Надо же! И кто тебе поверит? Во всяком случае, не я. Ты никого, кроме себя, не любишь. Не думай о себе лучше, чем ты есть. Для тебя люди – пешки, вроде меня. Как мне все надоело! Я устала!

Рита сползла по стене, села на асфальт, не заботясь о костюме, поджатые к подбородку ноги обхватила руками и уткнулась лбом в колени. Герман слегка расслабился, достал сигарету. Не поднимая головы, протянув к нему руку, она потребовала:

– Дай и мне.

– Ты ж не куришь…