Чувствую себя пятнадцатилетней неоперённой птахой с выпрыгивающим от волнения сердцем…
И бегу – пора же!
Путаюсь в сумеречной траве. Чувствую себя Гулливершей, боюсь нарушить насекомовский покой, ступаю вкрадчиво.
Вот и ты…
– Здравствуй, Солнце! Спасибо за яркий день, за приглашение. Хочешь, чтобы я спела тебе колыбельную?
– Здравствуй, птаха. Хочу, чтобы вы, наконец, встретились. Присмотрись…
На арене звездного простора страшно.
Но Луна, робкая, маленькая и несмелая звездочка, вышла из облачных кулис. Наступило ее время. Будем мечтать, тянуться друг к другу руками-лучами и петь, петь, вдохновенно и свободно!
Как всегда, одна
на небе Луна
светит мне звездой путеводною.
Ночью не до сна,
утром – не видна,
бедная душа неугомонная
Луны…
Мой неспетый ни одной душе блюз улетал в магическую высь.
Освобождалась от скорлупки жемчужная тоска, рассеивалась звездной пылью грусть.
Спасибо, Солнце…
Варваркин лес
Они пристально всматривались друг в друга.
Вечереющее усталое небо с трудом выхватывало своими бликами их взгляды: напряженно-любознательный маленькой деревенской девчонки и тяжелый и сильный того, кто был напротив. ЛЕСА!
Варварка, позабытый мамкой последыш, оставленный на зимовку у старого деда, сидела босоногим птенцом на лавке у подзапотевшего оконца. Девчонке страсть как хотелось на улицу.
А дед, молчун-отшельник, ушел с утра за провизией. Путь его был не близок, да и не лёгок, но возвратиться обещал до тёмной ночи.
Варварке наказал наготовить щей, поставить томиться кашу с молочком да напечь хлебов. Все было сделано, но выпрыгнуть в желанную волю все равно нельзя: дед, перед тем как крепко припереть снаружи дверь в избу, припрятал её одежду, оставив длинноногую девку в рубахе. Чай, в исподнем не сбежит.
Деваться ей было некуда, вот и любовалась девчонка лесом, бесцеремонно глазеющим в её окна.
Он был хорош.
Великаны-деревья просторно расположились в лесных объятиях, каждому хватало места. Ветви вздымались так высоко, что казалось, хотели зацепиться за лучи красна солнышка.
Покоем и силой веяло от каждого неприкосновенного бугорка – хоть зимой, хоть летом. Сейчас, в пору суровой стужи, лес будто гудел, выдыхая свою песню. Еле слышно, едва заметно.
«Корнями поёт батюшка!» – приговаривал дед Варварке, прихлебывая мятный чаёк. И Варварка согласно кивала.
Лесные корни крепко проросли в шуструю девку. Она чувствовала лес, говорила с ним, внимала ему. Научилась охотиться лучше деда, знала все грибные и ягодные места живого исполина.
Вместе с лесом звенела хрустальным хохотом студёной зимой, тянулась нежными оттаявшими пролесками к солнышку в весеннюю пору, дивилась ярким лиственным нарядам щедрой осени, смыкала веки темными зимними вечерами, засыпая вместе с окоченевшими махинами.
– Дедуль, а ведь вся наша жизнь – это лес.
– Точно, Варварка. Жизнь человеческая схожа с лесом. У каждого из нас свои болота и чащи имеются. В душе или на сердце. Свои ясные, солнцем обихоженные полянки, на которых резвятся смешные медвежата да лисята. Жизнь – это лес. Только у каждого он свой.
Реки не знают своих имён
Зачем они им?..
Имена, прозвища и клички нужны нам, людям. Чтобы как-то обозвать, пришпилить табличку, обозначить границы. Чтобы наложить руку и попытаться управлять, командовать, менять.
На эти жалкие человеческие потуги реки ответят дружным, хохочущим журчанием.
Что им людские указы?
Тьфу.
Реки свободны.
Безымянны.
Вольны.
Сильны.
Им неважно, кого убаюкивать на волнах: стайку форели или утопленника. Главное – течь.
Не имеет значения, чем будут усыпаны речные берега: облизанными водой камешками или гнилыми деревьями. Реки не очень-то смотрят по сторонам – их влечет движение.
Реки имеют полное право быть мелководными и опаснодонными, неугомонными и дремлющими.
Они прекрасны нежным журчанием, дающим людям расслабление и освобождение от бешеного ритма жизни мегаполисов. Они страшны неуправляемой силой в сезон разлива. Хоть рекам и нет никакого дела до нас, но они с легкостью могут как продлить нам жизнь, так и пресечь ее…
Можно часами любоваться живой рекой. Она подвижна.
Неуловима.
Стремительна.
По-женски изящна, гибка.
По-мужски сильна и непреклонна.
Рекам неинтересно, как мы их зовем.