Неприкаянная душа. Фантастический роман

Совесть уснула крепким сном и больше не будила хозяина.

С первых же дней совместной жизни Нинка, вволю умаслив сексом шефа, убегала из дома, оставляя пылкого любовника заниматься домашними делами. Причины побегов были разные, но факт оставался фактом: хозяйка из юной соблазнительницы была никудышная.

– Все хорошо не бывает, – успокаивал себя Сергей, брался за пылесос и начинал наводить порядок в квартире, которую, по непонятным ему причинам, так и не мог полюбить. Потом лез в холодильник, доставал очередную пару яиц и жарил глазунью, сглатывая слюну от голода.

Алисины обеды ушли в прошлое. В будние дни питался Смирнов в мерзкой кафешке, ибо на более достойное заведение, в силу своей честности, не зарабатывал, а в малочисленные выходные ехали они с Нинкой на «вольво» в ресторан. Там молодая жена доставала из крокодиловой сумочки пачку «зеленых», размахивала ими и вульгарно орала:

– Официант!

Дамы и господа, сидящие за столиками, недоуменно оглядывались на эксцентричную девицу, а Сергей густо краснел, вытирая платочком выступавший на лбу пот, однако заискивающе улыбался благодетельнице.

– Что же я делаю? – лихорадочно думал он. – До чего же я докатился!

«Вольво» тоже был ее. Свои новенькие «жигули» Смирнов оставил в гараже: возлюбленная наотрез отказалась в них ездить, пусть даже и пассажиркой.

А однажды он увидел ее в чужом «мерсе» с тонированными стеклами. Ниночка выпорхнула из него, помахала кому-то ручкой и, сияющая, пошла на мужа, совершенно не замечая его. Вот тогда-то страшная догадка потрясла влюбленного джигита: у него выросли рога. А, возможно, растут уже давно.

Разговор на повышенных и пониженных тонах ничего не дал, молодая жена удивленно рассматривала рогача и молчала. А потом плюнула на пропылесосенный мужем пол и ушла спать. Сергей остался один. Он метался по элитному жилью, как зверь в вольере, нелепо жестикулировал руками, привыкшими раздавать указания, сосал валидолину за валидолиной, рычал, задыхался от жалости к себе и любви к ней. Затем почувствовал резкую, жгучую боль где-то за грудиной, схватился за эту боль и опрокинулся на спину, понимая, что летит куда-то вниз, бешено вращаясь по кругу в узком, темном коридоре навстречу яркому молочно-белому свету.

– Сереженька, – обрадовался кто-то его появлению, – внучек родимый, подойди ко мне.

Голос был ласковый и знакомый, он напомнил далекое детство, глиняный кувшин молока, поставленный доброй рукой на выскобленный деревянный стол, смеющиеся синие глаза, когда-то с любовью смотревшие на него. Это были глаза умершей бабушки. Невыразимая радость охватила изболевшуюся душу, удивительный покой опустился на израненное дикой болью сердце.

– Золотиночка моя родная, – гладила голову невесомыми руками сама Любовь, – не возвращайся туда, там холод и страдания, останься здесь.

«Да, да, да, – отдаваясь эфирным ладоням, подумал он, – я останусь возле тебя, так как там я никому не нужен».

– Мы теряем его! – закричали из серого, вязкого, густого тумана.

– Я не хочу назад! – яростно запротестовал кто-то внутри Сергея. – Я не хочу назад!

Кубы, маленькие и большие, фиолетовые, голубые, розовые, синие, серпантином посыпались откуда-то сверху, отделяя усталую душу от любящего ее создания. Они были легкие, полупрозрачные, чистые. Они выстраивались ровными рядами и распадались в хаотичном танце, отнимая надежду на спасение и сострадание. С тоской протягивая к нему руки, бабушка стала медленно удаляться, словно уплывать в неведомую даль.

– Мы еще встретимся, – словно легкий весенний ветерок, прошелестел ее голос, – мы еще встретимся.

– У папы инфаркт, он в реанимации! – голос в трубке захлебывался от рыданий. – Он умирает!

Плакала моя Алинка, а я, поднятая среди ночи телефонным звонком, растерянная до невменяемости, не могла сообразить, что можно предпринять в данной ситуации.

Такси ждет тебя уже несколько минут, – спокойно и холодно проговорил домовой.

– Он не умрет, Карлос, миленький, он не умрет? – заметалась я по комнате, хватая что-то из одежды, чтобы наскоро напялить на свое физическое тело.

Тяжело опустив веки, Жемчужный молчал.

– Он не умрет, Карлос, – просила я, сама не зная кого.

О нет, я, конечно же, знала, знала, что умоляю того, кого нельзя тревожить по пустякам. Но сейчас был не пустяк, сейчас уходил близкий, родной человек, отец моих детей!

– Иегова, прости мне все грехи умышленные и неумышленные, возьми меня, но не забирай его! – кричало мое бунтующее сердце, когда непослушные ноги перебирали ступеньки навстречу вызванному такси.

– Яхве, – отчаянно взывала моя вопящая душа, когда я заходила в приемное отделение стационара, – верни его на землю, он еще так мало жил!

Молодой озабоченный доктор промчался мимо меня в сторону отделения реанимации, худенькая, юркая сестричка пролетела в противоположном направлении. Приехали дети, полукругом встали рядом со мной, будто охраняя от пистолета продажного киллера. В нашей ситуации киллером являлась сама смерть. Она стояла рядом с Сергеем, тем самым Сереженькой, с которым мы недавно справили серебряную свадьбу, с которым вырастили общих детей.

Усталый седой врач вышел из реанимационной палаты и тяжелой поступью направился к нам:

– Он жив, Алиса Михайловна, ваш муж будет жить.

Что-то глухо упало на пол, отозвавшись внезапным эхом в гулкой больничной тишине. Как по команде мы повернулись в сторону этого резкого звука. Дорогая сумочка из крокодиловой кожи валялась у длинных ног стройной, красивой девушки, и той девушкой была наша разлучница. Кровь остановилась в моих воспаленных жилах, по телу поползли мурашки, а в голове зазвенело от обиды на нелепую случайность, которая обратила мой маленький уютный мирок в большой невыносимый кошмар. В бессильной ярости я рванула свое напряженное тело навстречу противнице и мигом подлетела к ней.

– Это вы довели его до инфаркта, – чувствуя нарастающую боль в груди, простонала я.

– Глупости, – хмыкнула она. – В вашем возрасте сердечно-сосудистые заболевания не редкость. К тому же, я известила его дочь…

– Почему вы позвонили Алинке, а не мне? – перебила я молодую жену своего бывшего мужа.

– А какое вы имеете к нему отношение? – ядовито усмехнулась она.

«Ничего себе! Спокойно, Алиса, спокойно, не превращайся в базарную бабу»!

– Тем не менее, с сообщением о выходе Сережи из клинической смерти доктор подошел именно ко мне, – мстительно заявила я.

– Само собой разумеется. Разве я похожа на жену старика? – засмеялась разлучница, с интересом поглядывая на раскрасневшегося Олежку.

– К сожалению, Смирнов вас очень любит, – отмечая высокую квалификацию совратительницы, вздохнула я.

– Он мне больше не нужен, – хихикнула девица и кокетливо стрельнула глазами в моего любимого сына.

– Но Сергей не игрушка, Нина, его сердце не выдержит предательства, – воззвала к ее совести моя метущаяся душа, мгновенно забыв про неудобства одинокого женского существования.

– Он выдержит, он забудет меня. Колдовство потеряло свою силу, – поморщилась нахалка и, развернувшись на высоченных каблучках, неторопливо направилась к выходу.

– Да что ты, такая красавица, унижаешься перед ней! – внезапно закричал возмущенный поведением несостоявшейся мачехи Олег. – Эта гадина тебе и в подметки не годится!

Я улыбнулась и посмотрела на прямую, напряженную спину уже не соперницы. Почувствовав на себе мой взгляд, девица обернулась и проткнула меня ненавидящими глазами.

Глава 12. Зависть

– Ты пришла? – губы его попытались растянуться в улыбку. – Алисонька, как я тебя давно не видел.

– Тебе лучше? – проронила я, прекрасно понимая, что дела его плохи.

– Мне хорошо, ты снова со мной.

«Какое бескровное у него лицо. А глаза.… Сколько в них отчаяния и боли»….

– Нина придет позже, она обязательно придет, ты не волнуйся, – вспоминая наглую усмешку девицы, нежно проворковала я.