Дневник замужней женщины

– Жалость после ума, на втором месте должна стоять.

– Знаешь, последние месяцы перед разводом даже само присутствие Миши доставляло мне физическое страдание. Помню его жалобы: «Когда любишь, становишься уязвимым, веришь сплетням, мозги отключаются, все на острие чувств…» А я ответила: «Такое бывает, когда только себя любишь». А он мне заявил: «Я не могу принадлежать кому-то».

«Конечно, ты не принадлежишь даже себе, ты в полной собственности у своей матери», – объяснила я ему.

Разорвав путы, я смелее стала и в словах, и в делах. В душе наступило умиротворение, какого давно не ощущала. А при воспоминании об его матери меня до сих пор трясет. Она из меня всю душу вынула. Из-за нее я утратила волю к жизни. Она, как вампир, высасывала из меня все силы. Получалось так, что спорь не спорь, она заранее во всем права. Я ничего не могла ей доказать своей четкой железной логикой. Поневоле вспомнишь великого мыслителя Сократа, которого сварливая жена считала никчемным.

Я становилась с его мамашей бессловесной, у меня не получалось донести до нее свое понимание их жизни. Делая и говоря гадости, она, как змея, нагло глядя мне в глаза, изучала мою реакцию, будто желая удостовериться в достигнутом эффекте. Она меня просто гипнотизировала своим пренебрежением к моей личности, грубостью. И молчанием, подавляла меня, лишала индивидуальности. Ни с кем больше я не ощущала себя такой беззащитной, даже в какой-то степени… бестолковой. На дух не переношу ее. Даже не здороваюсь при случайной встрече. Если бы я могла ее понять, может, и простила. Она же не только мне, но и сыну своему жизнь испортила.

Мой развод был осознанным решением. Я не знала бы покоя, пока она вхожа в мой дом. С нею мой мозг постоянно работал бы в аварийном режиме. Я вырвалась на свободу из мира ее представлений и понятий. Теперь она не имеет надо мной власти, и я живу простой, открытой жизнью, – на ноте сдержанно-радостного оптимизма закончила Мария свою грустную историю. – Личность священна. Если бы это понимали все люди… За годы замужества ничего позитивного в себе я не растеряла, хамелеоном не стала. И это уже хорошо.

– О величие трагического конца! Ты не пыталась еще раз выйти замуж, потому что никто приличный на заметку не попал? А вдруг настигла бы тебя поздняя счастливая любовь?

– Шутишь? Не для того разводилась, чтобы снова на себя хомут надевать. Шило на мыло менять, только зря время терять. Я больше не верю мужчинам. Ничем меня не усахарить. Я теперь кошка, гуляющая сама по себе. Ко мне так просто не подступиться. Еще раз пройти этот путь? Нет! – горячо возразила Мария. И добавила с усмешкой:

– Чужие подштанники стирать?

– Но они могут стать своими, если полюбишь.

– Родными они никогда не станут.

– Помнишь слова режиссера Леонида Филатова? «Женщины шутят всерьез». Принимая во внимание, что судьба изменчива, может, не стоило отвергать другие варианты? А вдруг начался бы новый счастливый виток твоей жизни? Больная душа не молчит, кричит внутри себя. Ее любовью лечить надо.

– Будет тебе. Нажилась с Мишей под завязку, многое постигла. Свысока на мужчин гляжу. Поверь, я не рисуюсь.

– Он все сделал, чтобы ты превратилась в феминистку?

– Не стала я ею. Один раз, вытащив из колоды, как шулер из рукава, карту, меченную бедой, больше не рисковала. Лучше быть одной, чем с кем попало.

– Ты думаешь, твоя жизнь была заранее запрограммирована?

– Я верю, что предстоящие события на самом деле часто отбрасывают из будущего свои тени и посылают сигналы, которые воспринимаются не всеми, а особо чувствительными людьми. За свою жизнь я многократно имела возможность в этом убедиться. Например, я видела во сне своего будущего мужа примерно за год до нашего знакомства, но потом совсем забыла об этом факте. Будто кто-то стер его из моей памяти. Я понимаю, что сны – не телеграммы с того света, а наши собственные внутренние переживания. И все же судьба указывает нам направления на главные события жизни, подбрасывает варианты, а уж как человек ими распорядится, как поведет в той или иной ситуации, зависит только от него. Сумела бы я повлиять на поведение мужа, не плакалась бы теперь тебе в жилетку и не утверждала, что моя судьба – расколотый… гнилой внутри орех, – усмехнулась Мария. – Единственно, чему я до сих пор по-настоящему, но по-доброму слегка завидую, так это счастливым семьям, где царит любовь, уважение и еще нежность, потому что она особая ипостась доброты. Наверное, истинно счастливыми жизненный путь суждено пройти лишь избранным. Может быть, эти семьи отмечены божественной благодатью. Идут, бывало, такие люди навстречу мне и просто так улыбаются, буквально светятся счастьем…

Моя душа закалилась в десятках жизненных потрясений, и я считаю себя способной сделать все, чтобы семья моего сына была такой. Прежде всего, не лезу в их дела. Сразу попросила жить отдельно и строить свой уклад. С внуками, конечно, нянчусь. Они утоляют мои прежние печали. Живу – лучше не бывает: скромно и счастливо. Но семена вечных сомнений и тревог всегда присутствуют в моей душе. Такой мой характер. С высоты своих прожитых лет, могу утверждать только одно: «Мне следует возблагодарить Всевышнего за то, что он продляет мою жизнь, дает мне здоровье и позволяет радоваться жизни».

Столько прожито, сколько пережито… Велик багаж моего жизненного опыта. Уже ничему не удивляюсь, никому сильно не завидую… «И, надышавшись небесами», – помечтав, возвращаюсь на грешную землю, чтобы, пока есть силы, продолжать делать что-то полезное для своей семьи и окружающих меня людей.

Поговорила с тобой и будто боль с души сняла. Если бы раньше позволяла себе открываться, мне, наверное, было бы легче, я бы не болела так часто. Представляешь, тридцать пять лет всё в себе держала, тебе вот только выложила.

– Вот и умница, что расслабилась.

– Ой, – вдруг опомнилась Мария, – светает уже! А столько еще не обговорено, вместе не обдумано! Хватит посиделки разводить. Давай скорее ложиться спать, хоть пару часиков вздремнем. Разболталась же я! И отчего это ночь и тишина возбуждают желание предаваться воспоминаниям? А они как фантомные боли…

– Не кори себя. Высплюсь дома. Я так рада тебя видеть и слышать! Давай переписываться, звонить и в гости друг к другу ездить? Теперь, когда дети выросли, мы можем позволить себе общение. С внуками приезжай. Ладно? – с надеждой в голосе прошептала я.

– Я пока надолго не могу отрываться от дома, старики на мне. Они как малые дети. Только дети не осознают своей зависимости, а старые люди очень даже это понимают. Одни жалеют своих взрослых детей, а другие, видно уже в маразме, измываются над ними. Мол, вы нас мучили в детстве, теперь мы вас будем донимать.

Маша соскочила с кушетки и подала мне общую тетрадь в потертой кожаной обложке.

– Будет у тебя повод приехать ко мне, вернуть дневник, – сказала она. – Я иногда, когда бывало совсем уж невмоготу, иногда записывала свои стоны.

– Обязательно, – закрывая глаза, пообещала я.

– Подожди, возьми еще и Зоин. Дневник тоже помогал ей снимать напряжение. Там столько пережитых ею горьких моментов! Такая работа души! Почитай, сравни с собственной жизнью, может, что полезное для себя извлечешь, а потом Лене отдашь. Я обещала ей выслать, но через тебя передать надежней будет.

– «Бу сде!» Помнишь, как мы любили сокращать слова?

– Еще бы!

Усталость взяла свое. Через несколько минут дом Марии представлял собой тихое сонное царство.

А я лежала и думала: «Почему говорят, что чем больше воспоминаний, тем меньше места в душе для мечты и фантазии? По крайней мере, вместе с воспоминаниями из нее уходят обиды и тоска. А уж чем она заполняется…»

Дневник замужней женщины

1

Слава давно спит сном праведника, а Кира все еще ворочается, вздыхает. Теперь она уже мысленно листает дневник Зои. Иногда ее память задерживается на отдельных страницах, и она, лежа с закрытыми глазами, будто заново их перечитывает.

Мы шли по проспекту. Митя смотрел на меня с ревнивым беспокойством, одолевавшим его все чаще и чаще. А я, понимая его взгляды, радовалась, немного гордилась и от этого чувствовала себя уверенней, распрямлялась, приподнимала свой курносый носик и смело шла навстречу потоку людей, слегка восхищаясь собой, своей любовью к нему, счастливая, девятнадцатилетняя. Весь мир был мне близок и понятен, люди доброжелательны, а будущее – светло, удивительно и прекрасно! Мне казалось, что в Мите есть то, что я ценю в мужчине: порядочность, достоинство, интеллигентность, качества, которые рифмовались с моими, и что и он нашел их во мне.

Потом Митя стоял передо мной на коленях и говорил, говорил… О милый бред! Твои святые заверенья – как я любила их! Ах юность, ах милая искренняя вера в счастье!

Прошел год. Митя плакал от бессилия, кидался на меня с кулаками по-детски бестолково, отчаянно и горько. Я удивленно отводила его нервные руки, жалея его ревнивую глупость. Мальчишеский, искривленный обидой рот… суетливые, неловкие движения пальцев, утиравших слезы, вытекающие из-под огромных смешных очков, делавших ситуацию немного комичной, ослабляющих накал страстей. Он требовал объяснения моего отсутствия ночью в общежитии. А я, сама еще не разобравшаяся в своих чувствах к Георгию, немного злилась на Митю за покушение на мою свободу, за его претензии. Я сама еще не успела четко оценить ситуацию, не знала, что ответить и это раздражало.

Мне было понятно Митино, хоть и неправильное по моему мнению, но проявление любви. И все же варварская форма выражения чувств, поток незаслуженных обвинений, в горячке брошенные грубые слова шокировали меня, вызывали гнев и желание избавиться от раннего незваного гостя. Мне, не в пример некоторым девчонкам, заглядывавшим в приоткрытую дверь моей комнаты, не нравилось, что этот интимный разговор происходит при свидетелях. (Мои подруги тактично вышли). Я понимала, что по всему коридору общежития бегут шепотки, ведется анализ происходящего, с предположениями, фантазиями, может быть даже с оговорами недобросовестных завистниц, а может и с сожалениями, конечно, в адрес Мити.

Меня смущало, что разговор шел не на равных. Я, по причине неожиданности Митиного прихода, не сообразила встать с постели и принимала горячие упреки лежа. А он, сидя на стуле рядом с моей койкой, не догадывался освободить меня из плена. До этого ли ему было? И все же я выскочила из комнаты, обернутая простыней, вся раскрасневшаяся, взлохмаченная, со следами слез на припухшем после сна лице. Я не считала себя виноватой и оставляла за собой право разрешать сложившуюся ситуацию не торопясь, осмысленно, прочувствованно, не давая скоропалительного ответа нервному, возбужденному, всклокоченному обидой и недоверием молодому человеку.

Почему он диктует, почему требует ответа, на каком основании командует? И это при том, что сам перед этим без всяких объяснений исчез на целых десять месяцев?! Да, я избегаю его вот уже неделю. Мне замыкаться на пустых мечтах о нем? Явился, не объяснил где и почему пропадал, не извинился, да еще предъявляет претензии! Мое право убедиться в своих чувствах к нему и к тому, другому, неожиданно возникшему на моем горизонте. Мне было очень интересно в компании доцентов и профессоров. Меня привлекало все новое в каждом из них. Я вгрызалась, въедалась, пыталась изучить, понять их, найти особенное или опасное для себя, чтобы не подпасть под чье-то случайное влияние и обаяние. Я хотела осознать: мне хорошо было в новой компании, потому что среди них был Георгий, или просто приятно щекотало нервы внимание к моей персоне всех членов его кафедры? А такое сразу не оценишь, тут время нужно. Технарь, а не понимает, что все познается в сравнении, и требует анализа. Приревновал к Георгию! Он с пяти утра ждал меня у преподавательского общежития! Блузка, видите ли, у меня была помята. Душераздирающая драма! Малахольный! Это же означает, что я спала одетая.

Как я заговорила! Сухо, зло, без ярких эмоций. Будто не о человеке речь идет, не о его чувствах, а об обычном научном эксперименте. Может, я разлюбила Митю и поэтому увлеклась Георгием? Как же! Преподаватель, свободный. Это не флирт с женатиком с целью обворожить и заполучить хотя бы на время, как это было у Зинки, или с дальним прицелом, как у Захаровой из соседней комнаты. Здесь возможно что-то настоящее, серьезное. С его стороны явная влюбленность: бегает за мной по парку как мальчишка, пытается поцеловать и боится! Мне знакомо это трепетное чувство! Какая осторожность, даже боязнь в его-то двадцать семь! Захотел свежих чувств? А я? Они сами нахлынули и поглотили меня до дрожи во всем теле. Может, тоже влюбилась? Больше похоже на любопытство?

Да, мне приятно знать, что он преподаватель. «Бьет клинья» тут к одной нашей красавице преподаватель: красивый, больной и вечно пьяный по причине – с его слов, – ее отказа. И моя однокурсница жестко, хитро, целенаправленно отбивает женатого с ребенком. Ловушки ему устраивает. И ведь добьется, дрянь! Нет, подобное я презираю. И хахаля однокурсницы ненавижу за то, что тот, слюнтяй, позарился на девицу.

У меня по-другому. Все по-честному. А если это блажь? Почему я не хочу отвечать Мите? Потому что не уверена в его и своих чувствах. Говорят, любовь проверяется именно такими ситуациями. Станет ли Митя ждать, пока я удостоверюсь в надежности нашей с ним любви? Как он поведет себя? А сам примчался ко мне только после того, как узнал о Георгии! А где и с кем до этого пропадал? Пусть уезжает на каникулы без окончательного ответа. Это единственный выход. Нам троим надо врозь помучиться лето и сделать правильные выводы. О ком буду скучать, тот и станет моим избранником.

Рядом на странице дневника вклейка и приписка чернилами другого цвета. Видно, что сделана была много позже.

«Такова предыстория. Не могла я тогда предположить, что это невинное празднование окончания учебного года в компании преподавателей, окажется «пунктиком» в нашей дальнейшей семейной жизни и всю жизнь гвоздем будет сидеть в мозгу моего мужа. А всему виной был юношеский комплекс, миф о его будто бы мужской несостоятельности, сформированный матерью, с детства ежедневно толкующей о его слабом здоровье, и ее утверждение себя как главного и единственно верного друга в жизни сына.

Митя рассказал матери о нашей ссоре, не упомянув о своем десятимесячном отсутствии в моей жизни, о том, что без моего контроля забросил занятия и чуть не вылетел из вуза. Он будто вычеркнул из памяти то, что послужило причиной моего знакомства с Георгием. И мать в дальнейшем постоянно напоминала сыну, о факте моей «неверности». А мы с Георгием даже ни разу не поцеловались. Не знаю, это ли было причиной ненависти ко мне его матери или ее ревность? Собственно, матерям всегда кажется, что ее ребенок достоин лучшего. Но не в такой же гипертрофированной форме!

Не смог Митя простить мне одного дня мнимой «измены». А свои месяцы забыл? Не хотел понять, что для проверки моих чувств этот случай был решающим, определяющим. Именно он привел меня к мысли, что наша встреча на туристическом слете не случайное переплетение маловероятных обстоятельств, а судьба. Именно встреча с Георгием заставила меня всерьез задуматься о будущем, прояснить для себя самые важные аспекты дальнейшей жизни, понять, что не положение Георгия в обществе, ни деньги, а его, Митина любовь и забота мне нужны. А что ему рисовала его заниженная самооценка?

Да, мне было интересно в компании Георгия. Засиделась я. В свое общежитие идти было поздно, там в двенадцать вахтеры запирали двери. Коллеги Георгия нашли пустую комнату, матрас и подушку. Легла я в одежде, но долго не могла заснуть. Георгий зашел через полчаса и устроился в другой части комнаты. Объяснил приход тем, что заведующий кафедрой погнал его охранять меня, потому что дверь была без замка. Приставать не пытался. А через год при случайной встрече на проспекте объяснил: «Считал, что девушка должна сама проявить инициативу». Еще отшутился: «Меня сторожила моя бывшая зазноба. Я при всем желании не рискнул бы к тебе приблизиться».

Еще одна приписка: «Оказывается, патологически ревнивая мать внушила Мите (с его подачи!), что я лгунья, и он ей безоговорочно поверил, как всегда верил всему, что она говорила. Они сделали меня без вины виноватой. Как Митя в этом похож на моего отчима! Тот тоже свалил на мою мать весь груз вины за несчастье, произошедшее с нею, и всю жизнь позволял себе все, что хотел. Ему так было выгодно. И это при том, что у самого произошла более прозаическая история с одной девушкой, результатом которой было рождение внебрачного ребенка. Но себе он быстро простил это «недоразумение».