Сказание о распрях 2

За маленького, даже крохотного котёнка пришлось отдать целый золотой полумесяц – а это ни много, ни мало, добрая сотня медных взвесей. И шёл по дороге один уставший, но довольный комочек, и бережно нёс в своих ручонках комочек другой, который время от времени жалобно, беспомощно пищал.

– Вижу я, ты щедр и богат, – Начал Бренн так свой разговор, поспешая за мирзой и ведя за собой сестру. – Чем могу отблагодарить?

Убелённый годами и сединами господин хранил молчание до тех пор, пока базар не скрылся с глаз долой. За поворотом, прочь от города, он остановился и, показывая на одиноко стоящего ишака, привязанного к гигантскому кактусу, молвил:

– Я, также странствующий торговец; правда, на сегодня дел у меня нет. Посему при мне лишь ослик, а не караван из тридцати трёх верблюдов, гружённых всякой всячиной. Я из племени арравов, а имя мне – Лариох уль-Вулкани. Я также летописец, басноплёт и звездочёт. Живу я не здесь, но в краях, схожих и землёй, и климатом, а именно – во Владычестве Магхр, что прямиком на юго-запад по этой самой тропе.

Амулетинец умолк, поглаживая бороду, и после добавил:

– Посему, направляясь в свой чертог, хочу пригласить туда и вас, дабы предложить вам пищу и временный кров.

Выбора у Бренна не было – идти ему всё равно некуда; во всяком случае, пока. Ибо душа его, и ноги стремятся на родину – вот только не ведает он верной, правильной дороги, и чтобы не преследовал никто.

Ишак оказался не из робкого десятка, и с лёгкостью взвалил на себя ношу из троих человек, а также кота, которого дети назвали Криспином.

Позади Бухаирия, позади Мамлакия; за спиной белые пески Огг-Дышг. Постепенно пустыня Хюм уступала место отрогам массива Пахлавани.

Миражей в пустыне Бренн насмотреться успел, но то, что теперь под ним не ишак, но конь, было очевидно – чудеса, да и только! И предводитель их – уже не бедуин, но знатный господин.

Спешившись, Бренн ожидал увидеть добротного вида домик, а ныне лицезрел чуть ли не дворец: спустя много лиг они таки пришли к жилищу старика, который будто и не старик вовсе, а джинн из волшебной лампы.

– Добро пожаловать в мой дом! Милости прошу.

Войдя же во дворец, в котором проживало девятьсот девяносто девять жён, и где играла музыка, под которую кружили ярко разодетые танцовщицы, Бренн и вовсе оробел – но больше всего он хотел просто прилечь, ибо очень устал.

– Падаю, валюсь я с ног, о добрый господин. – Зевая, молвил Бренн и уснул мертвецким сном.

И подозвал к себе кудесник слуг, и, кивая на гостей, велел:

Помыть бы надобно моих друзей

Дабы тела их вновь были белей

Дальнею дорогою, держа неблизкий путь

Чужому, внемля старику, пришли сюда, и вот

Забот моих теперь – невпроворот.

А наутро Бренн и Василёк сидели за низким, круглым столом, который изобиловал самыми изысканными яствами.

– Чего желает Синеглазка? – С хитрецой спросил аррав.

– Пилавок!

– Пирожок, так пирожок, – Согласился старец, усмехаясь в ус. – Но, быть может, вначале вы оба распробуете мой напиток? Люди говорят, что я варю отменный коффэ; он бодрит и придаёт сил. Однако прежде чем мы приступим к питию, давайте все вместе поблагодарим Того, чьим провиденьем на столе сии дары.

– Так вы, амулетинцы, тоже верите в Вечного Архитектора? – Ахнув, изумился Бренн.

– Вы Его так называете? – Посерьёзнев, переспросил уль-Вулкани. – Ужели ты думаешь, что мы – из другого теста? Он создал и вас, нордов, и нас. Он создал всё. Поклоняемся все мы разной формой, разными словами, а суть всё та же – разве зазорно просто поблагодарить Его за то, что именно сегодня мы целы, живы и здоровы?

На это Бренн не нашёлся, что возразить. Мать сказывала ему про некоего Единого, который продолжает созидать, но тогда ему, шестилетнему, в одно ухо влетело, а в другое вылетело.

Лариох же, приподняв ладони внутренней стороной к своим очам, начал что-то шептать. Затем он посмотрел перед собой, и сделал жест, будто бы омывает лице своё. Василёк сделала то же самое, но Бренн не торопился, ибо знал, что он, Бренн, из другого племени, и они, норды, так не делают. Они тоже благодарят перед едой (а также и перед сном), но держат руки вместе, слегка сжимая ладони в кулак, как бы обнимая левой ладонью правый кулачок, а голову при этом в смирении держат слегка наклонённой.

Допив коффэ, старче спросил:

– Что ты намерен делать далее, Бренн? Так ведь звучит имя твоё?

Бренн, вначале глядя в глаза старику, перевёл взгляд на сестру. Уль-Вулкани всё понял.

– Василёк, пойди покамест поиграй с Криспином. – Мягко, нежно попросил Бренн, гладя девочку по голове.

Когда Синеглазка ушла и оставила двоих людей наедине, Бренн сказал следующее:

– Отвечая на твой вопрос, говорю: я должен любой ценой возвратиться домой, на свою родину.

– Что же потом?

– Я устроюсь куда-нибудь, а сестру отдам на время хорошим людям – наверняка у нас там остались родственники.

– Родственники, которые за восемь лет и пальцем не ударили? – Резонно заметил дед.

– Значит, враг сгубил и их. Я дал себе слово найти и уничтожить тех, кто нарушил мой покой, родных убив, а нас с сестрой – пленив.

– Месть – не самое лучшее средство для восстановления справедливости. – Изрёк пожилой друг.

– Выходит, я должен смириться и забыть? Как, как мне с этим жить? Почему именно я?

– Не один ты был в рабстве. И ещё: пока ты находился там, в Истязакии или Хэджидже, шансы найти обидчиков у тебя были несравненно выше. Ты мог за столько лет навести справки, сам для себя стать глазами и ушами – ведь, судя по всему, ты очень рано повзрослел.

– Взросление пришло само.

Бренн на мгновение умолк, и позже с горечью добавил:

– Я даже не предал их земле! Чёрт с ним, с этим отчимом, хоть и относился я к нему, как к родному отцу… Но – мать?

– «Травой ничто не сокрыто»; верно, мой друг? Даже если бы ты похоронил их, как следует – мысли об отмщении всё равно не перестали бы бередить тебе твой пытливый ум, ведь так?

– Верно, не перестали бы. Я только за сестру боюсь; на себя мне… Я не испугаюсь тяжёлой работы.

– Но сбежал с каменоломен по достижению определённого возраста.

– Я хочу трудиться на своей земле, и получать плату за свою работу. Я не раб! Никогда им не был и не буду.

– Ты отважен и горд, но это не всегда хорошо. – Вздохнул старик.

Бренна же терзали смутные сомнения. Когда они его одолели, он спросил прямо: