– Юреку Вальтеру, – коротко сказала Сага.
– Как он к тебе попал? – спросил Нолен.
Взяв банку, он поднял ее повыше, к свету. Палец уперся в стекло, словно указывал на медика.
– Я искала больше года…
Для начала Сага, позаимствовав ищеек, исходила с ними оба берега ручья, от озера Бергашён до истока возле Хюсингсвика. Она прошла у воды, прочесала оба берега, изучила морские течения в Норрфьердене и ниже, до самого Вестерфладена, побывала на каждом острове и поговорила со всеми, кто ловил рыбу в этой местности.
– Продолжай, – сказал Нолен.
Сага подняла глаза, увидела спокойный взгляд за блестящими стеклами очков. Вывернутые наизнанку перчатки двумя комками лежали на столе перед Ноленом. Одна подрагивала – от сквозняка или от движения воздуха под латексом.
– Утром я шла по берегу Хёгмаршё, – снова заговорила Сага. – Я и раньше там бывала, но пришла опять… Это дремучее место на северной оконечности острова. Густой лес до самых скал.
Она вспомнила старика, который вышел с другой стороны леса, держа в руках серебристо-серое, принесенное морем бревно.
– Не замолкай.
– Прости… и встретила церковного сторожа на пенсии… он явно видел меня в прошлый раз и спросил, что я ищу.
Сага тогда прошла со сторожем до обитаемой части острова. Там жили сплошь старики, меньше сорока человек. Позади белой часовни со звонницей располагалась сторожка.
– Он сказал, что нашел мертвеца у самой воды еще в конце апреля…
– Тело целиком? – тихо спросил Нолен.
– Нет. Торс и одну руку.
– Без головы?
– Без живота жить невозможно. – Сага услышала свой голос – как в лихорадке.
– Невозможно, – спокойно подтвердил Нолен.
– Сторож сказал, что тело, наверно, пролежало в воде все зиму – оно страшно раздулось, стало грузным.
– Они выглядят чудовищно.
– Он перевез тело на тачке через лес и положил на пол в сарае за часовней… но собака ошалела от запаха, и пришлось отвезти тело в старый крематорий.
– Он кремировал тело?
Сага кивнула. Крематорий перестал существовать несколько десятков лет назад, но на прочном каменном основании по-прежнему стояла закопченная кирпичная печь с трубой. Сторож обычно сжигал в ней мусор и знал, что печь в рабочем состоянии.
– Почему он не позвонил в полицию? – спросил Нолен.
Сага вспомнила, как пахло в доме у сторожа – кухонным чадом и ношеной одеждой. У сторожа была грязная шея, а на бутылях с самогоном, стоявших в холодильнике, чернели пятна от пальцев.
– Вроде бы он самогонщик… Он, правда, сделал несколько фотографий мобильным телефоном на случай, если полиция явится и начнет расспрашивать… и сохранил палец в холодильнике.
– Фотографии у тебя?
– Да. – Сага достала телефон. – Это должен быть он… посмотри на следы от пуль.
Нолен вгляделся в первый снимок. На голом бетонном полу сарая лежал заросший грибком торс в мраморных разводах, с одной только рукой. Толстая кожа на груди отстала и сползла. На теле виднелись четыре рыхлых входных отверстия от пуль. Вода образовала на светло-сером полу черную лужу – тень, которая истончалась возле стока.
– Отлично, просто отлично, – одобрил Нолен, возвращая Саге телефон.
Взгляд у него вдруг сделался тревожным. Нолен поднялся, взял банку, посмотрел на нее так, словно собирался сказать что-то еще, но потом вышел из кабинета.
Глава 20
Следом за Ноленом Сага прошла по темному коридору со следами колесиков от каталок на полу и оказалась в ближайшей секционной. Несколько раз мигнул, а потом ровно зажегся холодный неоновый свет над белыми кафельными стенами. Возле одной из каталок стоял письменный стол с компьютером и бутылкой «Трокадеро».
Пахло моющим средством и канализацией. На смеситель был насажен оранжевый шланг, от которого к стоку в полу тек ручеек воды.
Нолен сразу подошел к длинному, обтянутому пластиком столу для вскрытия, с двумя раковинами и сточными желобками.
Патологоанатом притащил еще один стул, для Саги, и поставил стеклянную банку на стол.
Сага смотрела, как он надевает защитную одежду, маску, латексные перчатки. Потом Нолен замер над банкой, словно старец, погруженный в воспоминания. Сага уже хотела заговорить, когда Нолен глубоко вздохнул.
– Правый указательный палец от тела, найденного в соленой воде, хранился в крепком спирте при температуре восемь градусов в течение четырех месяцев, – сказал он самому себе.
Он сфотографировал банку под разными углами, после чего открутил крышку с надписью «Малиновый джем».
С помощью пинцета Нолен извлек длинный палец, дал ему немного обтечь, а потом поместил на пластиковое покрытие на секционном столе. Ноготь отошел и так и остался покачиваться в мутном спирте. По помещению распространилась тошнотворная вонь протухшей морской воды и гнилой плоти.
– Действительно, палец отделили от тела через много месяцев после смерти, – сказал он Саге. – Ножом или, возможно, острыми щипцами, большим секатором…
Нолен шумно сопел, осторожно перекатывая палец так, чтобы сфотографировать его под разными ракурсами.
– Можно снять хороший отпечаток пальца, – серьезно сказал он.
Сага отступила на шаг и прижала руку ко рту. Нолен осторожно поднял палец и приложил его к сканеру для снятия отпечатков.
Сканер пискнул и начал считывание.
Ткани были распухшими и рыхлыми, но отпечаток, появившийся на маленьком экране, все-таки вышел отчетливым.
Папиллярные линии – это швы между клеточными образованиями и порами, которые развиваются у еще не родившегося плода.
Сага рассматривала овал с лабиринтами завихрений.
Воздух был насыщен серьезностью, ожиданием чего-то судьбоносного.
Нолен снова стянул перчатки, ввел в компьютер пароль, подключил сканер и щелкнул по значку с подписью «LiveScan».