Мир до и после дня рождения

Мир до и после дня рождения
Лайонел Шрайвер

Спокойная, размеренная лондонская жизнь Ирины Макговерн, американки русского происхождения, иллюстратора детских книг, девятый год разделяющей кров с интеллектуальным, внимательным, но донельзя предсказуемым партнером, закончилась в ту ночь, когда ей с необъяснимой силой захотелось поцеловать другого мужчину. Друга семьи, привлекательного, экстравагантного, страстного, непревзойденного игрока в снукер Рэмси Эктона… Выбирая, кого любить, Ирина выбирает и свою судьбу. Какая жизнь ждет героиню, если она променяет испытанные временем отношения на яркую вспышку влюбленности? Два варианта событий развиваются параллельно. Читатели вместе с героиней как бы проживают две жизни, стараясь ответить на извечный вопрос: не вел ли к счастью тот путь, по которому мы могли бы пойти, но не пошли…

Лайонел Шрайвер

Мир до и после дня рождения

Посвящается Дж.

Никто не совершенен.

    Общеизвестный факт

1

Простое стечение обстоятельств превратилось в традицию: 6 июля они ужинают с Рэмси Эктоном по случаю дня его рождения.

Пятью годами ранее Ирина работала над книгой для детей вместе с его женой Джуд Хартфорд, которая и стала инициатором более близкого знакомства. Пропустив легкие, притворные фразы типа: «Обязательно надо будет встретиться», столь привычные в лондонской среде и произносимые без малейшей угрозы стать еще одной записью в вашем ежедневнике с указанием точного времени и места, Джуд подкрепила слова действиями и организовала встречу двух пар, и в скором времени иллюстратор ее книг познакомилась с ее мужем Рэмси.

Джудит представила его, сказав: «Мой муж Рэмси Эктон», интонационно выделив фамилию. Ирина сделала вывод, что Джуд сторонница феминистского стиля и гордится тем, что сохранила девичью фамилию.

На людей несведущих трудно произвести впечатление. Тогда, в 1992-м, обсуждая с мужем приглашение на ужин, многого еще не зная, Ирина произнесла:

– Представляешь, Джуд замужем за Рэмси Эктоном.

В виде исключения на этот раз Лоренс мог бы кинуться к своему журналу «Экономист», вместо привычного нытья о том, что, планируя деловые ужины, она могла бы назначить время пораньше, чтобы он успел к новой серии «Полиции Нью-Йорка». Не осознавая, что произнесла два волшебных слова, способные уничтожить враждебный настрой Лоренса по отношению к общественным обязанностям, Ирина добавила:

– Джуд хочет, чтобы я познакомилась с ее мужем, Раймондом, или как там его.

Назначенная дата оказалась днем рождения Раймонда, или как там его, – Джуд уверяла, что чем больше народу, тем веселее.

Вернувшись к холостяцкой жизни, Рэмси достаточно поведал Ирине о браке с Джуд, чтобы она поняла: через пару лет после свадьбы супруги разговаривали не больше пяти минут в день. Джуд просто воспользовалась случаем избежать тоскливого ужина вдвоем.

Этот вечер несколько сбил Ирину с толку. Рэмси всегда производил впечатление приятного в общении человека, и странное беспокойство, возникавшее при его появлении, существенно уменьшалось в присутствии Лоренса. Вероятно, Джуд любила таскать с собой мужа, чтобы произвести впечатление на коллег, но сама определенно не испытывала тех же чувств. Один на один он казался ей до умопомрачения скучным.

Кроме того, из-за этого изнуряющая веселость Джуд, граничащая с истерией, могла в любой момент скользнуть ниже, к лежащему под ней отчаянию, и лишь человеческая поддержка помогала ей удержаться от этого шага. Прислушиваясь вполуха к ее шумным рассуждениям, перемежающимся громким смехом, было трудно понять, смех это или плач. Смеялась она громко и часто, в том числе и на середине фразы, словно подхлестывая себя к безудержному веселью, хотя в сказанном ею не было ничего смешного. Навязчивый, неестественный смех следствие нервозности, а не хорошего настроения, используемый для маскировки, а оттого царапающий неискренностью.

Однако ее храброе стремление сохранить на лице приличествующее случаю выражение, прикрывая им глубокое несчастье, вызывало симпатию. Навязываемое Джуд настроение толкало Ирину в противоположную сторону – говорила она сдержанно, голос звучал тихо, все в ее облике давало понять, что серьезный настрой в такой вечер вполне уместен. Манеры Джуд временами шокировали Ирину, но, по крайней мере, ее присутствие позволяло быть вполне довольной собой.

Ирина никогда не интересовалась личностью мужа Джуд, сознательно не интересовалась. Однако к тому первому дню рождения Рэмси, устроенному Джуд в «Савой гриль», она была уже достаточно давно в браке, который оказался большой ошибкой из благих побуждений, посему крепкие объятия были показными. Взгляд мужских серо-голубых глаз вызвал легкий толчок, невидимые провода ожили, включился процесс, названный ею впоследствии визуальным обнаружением, а позже – много позже – распознаванием представителя другого типа.

Лоренс Тернер был человеком непритязательным. Несмотря на должность научного сотрудника в престижном британском мозговом центре, он, выросший в Лас-Вегасе, так на всю жизнь и остался неисправимым американцем. Многие слова он предпочитал произносить на американский манер, хотя и согласился на покупку белого свитера крупной вязки и вступление в местную команду по крикету. Интерес к спорту он унаследовал от отца – тренера по гольфу. Впрочем, стремление к расширению кругозора не мешало ему оставаться мизантропом и отказываться от посещения обедов в компании незнакомых людей из боязни пропустить повторы полицейского сериала по Четвертому каналу.

Почти сразу после переезда в Лондон Лоренс увлекся снукером. Ирина считала эту игру вариацией пула, но Лоренс всячески убеждал ее, что снукер «намного» сложнее и «значительно» элегантнее старой забавы с «шаром номер восемь». Размером шесть на двенадцать футов, стол для снукера переводил стол для американского бильярда в разряд детских. Эта игра требовала не только ловкости и сноровки, но и стратегических навыков, умения просчитывать действия на несколько ударов вперед, пространственного воображения, составления геометрически точно выстроенных комбинаций, достойных талантливого математика. Ирина не противилась увлечению мужа и просмотру матчей по Би-би-си, поскольку игра относилась к разряду спокойных. Приглушенные удары шара о шар, вежливые аплодисменты казались лучше выстрелов и воя сирен полицейского сериала. Комментатор произносил слова почти шепотом, приятный акцент не резал слух. Выражения порой казались ей несколько двусмысленными, но не совсем грязными: двойной поцелуй, французский удар, а также цветной шар. Традиционная забава рабочего класса, снукер обладал утонченностью и благопристойностью, чаще присущими развлечениям аристократии. Игроки соревновались в жилетах и галстуках-бабочках, никогда не ругались, лишь слегка хмурились, когда противник лидировал в счете. В отличие от хулиганствующей публики на футбольных, а иногда и теннисных матчах – некогда представлявшей собой ряды сдержанных снобов, ставших с недавнего времени дикими и необузданными, как «гонки на выживание», – любители снукера хранили полное, никем не нарушаемое молчание. У болельщиков на матчах должны быть крепкие мочевые пузыри, поскольку выход из зала даже по уважительной причине вызывал строгий взгляд, а то и замечания судьи в безупречно-белых перчатках.

Кроме того, на одном из островов, несмотря на влияние американской культуры, снукер по-прежнему считался истинно британской игрой. Ночные эфиры всех каналов Великобритании могли быть заполнены сериями «Сейнфелда», повторами фильмов типа «Секретов Лос-Анджелеса» с многочисленными жаргонными словечками – «чувак», «старик» вместо простого «парень». Однако двенадцать часов ежедневного вещания Би-би-си по-прежнему отведено спорту, что американцы сочли бы бесполезной тратой времени.

В любом случае снукер был приятным фоном для Ирины, занимавшейся иллюстрациями для очередной детской книжки или подшивавшей новые шторы в гостиную. Достигнув, не без неустанной помощи Лоренса, некоторого уважения к игре, Ирина порой посматривала на экран, чтобы следить за интригой матча. Более чем за год до того, как Джуд упомянула имя своего мужа, Ирина уже непроизвольно искала на экране лицо одного игрока.

Даже задайся она целью – а она и не задавалась, – никогда не смогла бы найти его имя в списке победителей турниров, несмотря на то что он бывал участником многих финальных и полуфинальных матчей. Он был старше большинства участников, чей возраст ненамного превышал двадцать лет, – суровые черты, строгое лицо, морщины, говорившие о том, что ему за сорок. Даже среди сдержанных, подчеркнуто корректных игроков он выделялся благодаря замкнутости и обращенности в себя; однако осанка его была безупречна. Все же в трансляциях матчей по снукеру присутствовал и постановочный элемент, Лоренс утверждал, что в перерывах игроки не прочь отведать чая «Эрл грей» и сэндвичей с огурцом, поэтому многие к тридцати годам отрастили брюшко и вовсе не выглядели изможденными. Утонченная игра способствовала дряблости рук и накоплению отложений на бедрах. Однако выбранный Ириной персонаж был строен и плечист. Он всегда носил классическую белую накрахмаленную сорочку, черную бабочку и удивительный жемчужного цвета жилет – фирменный штрих в костюме – с замысловатым узором, вышитым шелковой нитью, филигранная работа, напоминающая ее труд над книжными иллюстрациями.

Когда их представили друг другу в «Савой гриль», Ирина не сразу узнала Рэмси вне привычных декораций.

Отличавшийся великолепной памятью на даты, лица и факты, Лоренс быстро вывел ее из состояния смущенной задумчивости от непонимания, почему лицо этого человека кажется ей знакомым. («Почему ты мне не сказала?.» – воскликнул он. Это был тот редкий день, когда Лоренс Трейнер вел себя покорно.) Рэмси Эктон незамедлительно получил подробнейшее досье, как человек, ставший, несомненно, кумиром почитателей снукера, хотя в нем угадывались черты предыдущего поколения. Жестом, позаимствованным из американского баскетбола, Рэмси закручивал биток и «Точно в цель!». Шар со свистом рассекал воздух и оказывался в лузе, даже не задев ее края, – фирменный удар Рэмси Эктона. Его стилю была присуща скорость и грациозность движений, он был активным игроком. Выступавший двадцать пять лет в профессиональной лиге, он был популярен так, как может быть популярен человек, ни разу не выигравший чемпионат мира, при этом участвовавший в пяти финальных матчах. (К 1997-му за его плечами было тридцать лет, шесть финалов и ни одного выигранного.) Тем временем Лоренс подвинул стул ближе к Рэмси, обеспечивая уединенность, которую не посмеет нарушить никто извне.

Ирина смогла усвоить основные правила: красные шары чередуются с цветными. Забитые красные выбывают из игры, забитые цветные возвращаются на сукно. Когда с красными покончено, в определенном порядке забивают цветные шары. Все очень просто. Единственное, в чем она путалась, – идет ли сначала коричневый или зеленый, впрочем, ей вряд ли предстояло стать профессионалом, которому необходимо четко знать правила. Лоренс, напротив, знал даже мельчайшие детали. По мере того как расцветало его красноречие, Лоренс все больше углублялся в тонкости о «переигровке в черном», и мистер Точно в Цель удостоил собеседника прозвищем мистер Заумный фанат – тот же «ботаник», по его словам, но интересующийся жизнью первой десятки спортсменов больше, чем своей собственной. Впрочем, несмотря на уничижительный подтекст, произнесено прозвище было с явным уважением и прилипло к Лоренсу достаточно быстро.

Ирина чувствовала себя ненужной. Лоренсу было свойственно стремление исполнять ведущую партию в разговоре; она же сама была скорее созерцателем, временами робкой и тихой, как мышка; ни при каких обстоятельствах не вступала в борьбу за право быть услышанной.

Встретившись взглядом с Ириной, Джуд театрально закатила глаза в немом восклицании: «Ах, эти мужчины всегда как дети!» Джуд познакомилась с мужем в журналистский период своей жизни, когда в 80-х писала хвалебную статью для журнала «Хелло!», а Рэмси был звездой средней величины. Во время интервью они выпили и нашли общий язык. Со временем ее слабый интерес к снукеру трансформировался в полное равнодушие, которое затем переросло в открытое противостояние. Ажиотаж вокруг знакомства Ирины и Рэмси Эктона лишь подчеркивал раздражение и досаду Джуд, наводил на мысль о том, что ее желание вытащить на люди мужа предпринимается с одной лишь целью – усадить его рядом с таким фанатом, как Лоренс, смотрящим на кумира с обожанием, и ощутить, что деньги не потрачены впустую, что все вообще не впустую.

Лоренс полностью игнорировал женщину, которую называл «женой» и на которой так и не женился; Рэмси выглядел в подобной ситуации более благородно. Переключая внимание на Ирину, он мягко заметил, что для этого вечера разговоров о снукере вполне достаточно, и принялся нахваливать иллюстрации к новой книге Джуд.

– Картинки просто высший класс, дорогая. Я был восхищен.

Глубокий приятный тембр голоса, но к акценту Южного Лондона надо было привыкнуть. Проглатывая во многих словах звук «т» и произнося «б», «п» и «г» совсем глухо, Рэмси извинился за отвратительный мусс из рыбы, убедил Ирину выпить еще вина за его здоровье, а фраза «У вас еще будет время все обдумать» показалась ей и вовсе невнятной. Рэмси смотрел на Ирину, и только на Ирину. Ничего подобного с ней уже давно не случалось, это нервировало, повергало в замешательство, заставляло часто переводить взгляд на тарелку. Пожалуй, слишком много для первой встречи, не то чтобы дерзко, но все же достаточно самонадеянно. В ведении светской беседы Рэмси был, очевидно, не силен, поэтому замолкал всякий раз, когда она заводила разговор о съезде Демократической партии или Джоне Мейджоре.

Рэмси незаметно расплатился по счету, в перечень которого входили в основном названия вин, и весьма дорогих вин. Знаменитый игрок в снукер неплохо зарабатывал, поэтому Ирина не испытывала неловкости. Его день рождения, сорок второй по счету, насколько она знала, вполне удался, вместе с тем она почувствовала невероятное облегчение, когда ужин подошел к концу.

Ирина работала вместе с Джуд над второй детской книгой – первая, названная «Я люблю убирать свою комнату!», созданная не столько для услады детей, сколько на радость родителям, продавалась неплохо. У двух пар установилась традиция встречаться довольно часто для Лондона – несколько раз в году. Лоренс не пропускал совместных ужинов и приобрел привычку единолично распоряжаться вниманием Рэмси, знакомством с которым он, по утверждению его британских коллег, наслаждался. Ирина повысила уровень знаний в спортивных вопросах, но, разумеется, сколько ни пыталась, не могла соперничать с энциклопедически образованным Лоренсом.

По умолчанию Джуд считалась подругой Ирины, а Рэмси приятелем Лоренса, хотя порой Ирине казалось, что с ней обошлись несправедливо. Джуд временами ее раздражала.

Ужин на второй год существования традиции пришелся опять на день рождения Рэмси. Ритуал для светского Запада – два проведенных вместе праздника становятся традицией.

Привычка Рэмси самостоятельно оплачивать счет за ужин на собственный день рождения заставила Ирину выступить в роли хозяйки 4 июля 1995 года. Она приготовила всевозможные суши-сашими, к которым, как заметила, Рэмси имел пристрастие. В отличие от ресторана, где, судя по порциям, роллы считались дорогостоящим деликатесом, обеденный стол в их квартире в Боро был заставлен блюдами с роллами так плотно, что с трудом уместились тарелки. По мнению Ирины, люди, подобные Рэмси, привыкли к торжественным приемам, поэтому она переживала, что ее попытки создать блюда японской кухни померкнут на фоне великолепных праздников в его честь. Но, как оказалось, Рэмси был настолько поражен ее стараниями, что в течение вечера едва мог говорить. Со стороны могло показаться, что никто раньше не готовил ему ужин. Его смущение подпитывало смущение Ирины и вызывало ту болезненную неловкость, при которой общение становится невозможным. Ирина была в тот вечер особенно благодарна за бурную, громкоголосую помощь их вторым половинам.

И вот настал следующий год. Некоторое время назад Ирина и Джуд крупно поссорились и перестали общаться; Джуд и Рэмси также крупно поссорились и перестали быть мужем и женой. Семь лет – ничтожный срок для брака, но все же это невероятное количество проведенных в одной комнате вечеров. Возможно, пара смогла продержаться так долго только благодаря тому, что значительную часть года Рэмси проводил вдали от дома. Если бы Ирина могла себя позволить, то непременно прервала бы дружбу с Рэмси Эктоном. У нее нет с ним ничего общего, более того, в его присутствии она чувствует себя неловко.

Однако Лоренс задался целью спасти звезду снукера от общества тяготящих его людей – иногда слишком многочисленного для человека за сорок, – поскольку относился к нему как к доброму другу, которого временно потерял из виду. Пусть Рэмси и не на вершине рейтинга, но он несомненный гигант в игре. Также Лоренс добавлял, что «у парня есть класс».

Ирина попыталась подтолкнуть Лоренса к общению, предложила ему самому позвать Рэмси в гости. Жалкий способ действовать через кого-то, просить позвонить и пригласить человека на его же день рождения, подсознательно питая надежду, что тот вежливо откажется от ее приглашения на домашнюю стряпню, если не отвергнет в целом предложения встретиться. Одна пара ведь будет ущербной, и это внесет дисбаланс.

Не тут-то было. Вернувшийся после разговора Лоренс сообщил, что Рэмси ухватился за приглашение, и добавил:

– У него грустный голос.

– Надеюсь, он не ждет, что я опять уставлю весь стол блюдами с суши? – с опаской спросила Ирина. – В прошлый раз я пошла на это потому, что чувствовала себя неблагодарной, когда он оплачивал все счета. Впрочем, было весело. Только очень много возни, и нет никакого желания затевать все вновь. – Ирина была увлеченным кулинаром и никогда не покупала заранее промытую зелень в пакетах.

– Нет, он как раз умолял тебя не хлопотать. И подумай наконец обо мне, – продолжал Лоренс, приступая к мытью посуды. – В прошлый раз к вечеру кухня походила на Хиросиму.

Ирина решила остановиться на первом, что пришло на ум: оленина в соусе из красного вина с грибами шиитаке и можжевеловыми ягодами. Старое проверенное блюдо. Реакция гостя была восторженной, но на этот раз Ирина настойчиво задавалась вопросом: действительно ли меню так восхитило Рэмси? Желая привнести нотку оригинальности в ужин с привычным блюдом, готовившимся в доме много раз, она решила надеть открытое платье, которое много лет не доставала из гардероба. Платье хранилось в самой глубине шкафа, поскольку бретельки были чуть длинноваты и постоянно соскальзывали с плеч. Мягкая ткань бледно-голубого цвета подчеркивала бедра, длина требовала подтягивать платье вниз при каждом желании сесть. Ирина не представляла, о чем она думала, когда принимала решение облачиться в столь откровенный наряд перед человеком, едва закончившим процедуру развода. В любом случае внимание Рэмси в тот вечер было сосредоточено вовсе не на дичи.

К счастью, Лоренс ничего не заметил. Он обратил внимание только на то, что Рэмси не торопится уходить. Даже в обществе звезды силы Лоренса, затрачиваемые на исполнение роли радушного хозяина, были ограниченны и иссякали, как правило, к двум часам ночи. Рэмси заставил его здорово превысить лимит.

Лоренс торопливо собрал тарелки и громко постукивал ими, когда мыл на кухне. Оставшись наедине с Рэмси, Ирина запаниковала, не найдя темы для разговора. Благодаря его злоупотреблению их гостеприимством Лоренс, пожалуй, сможет перемыть всю посуду! Стоило завязаться беседе, как их прерывал Лоренс, появлявшийся из кухни с намерением то протереть стол, то убрать капли воска, при этом он старался не встречаться взглядом с Рэмси. Не обращая внимания на бестактность хозяина, гость наполнял бокалы вином. Упаковывать свой кий он стал уже после трех.

За весь год трио больше ни разу не собиралось, словно Ирине и Лоренсу требовалось время на восстановление сил. Однако Лоренс был не в обиде и соглашался с Ириной, что манеры Рэмси прямо противоположны уровню его мастерства в снукере. Кроме того, за украденное у сна время Лоренс получил отличную компенсацию в виде бесплатных билетов на матчи всего сезона.