Измена. Видимость семьи

– Да ты не переживай, у нас будут разные номера и поездка займёт не больше недели. С перелётами и прочим – максимум 10 дней. Поулыбаешься мне немного. Отдохнёшь от открытия цеха. И денег ещё за это получишь, соглашайся, Даша!

У него появился тягучий, манящий взгляд, как раньше. И это его «Даша» из прежней жизни, и искренняя улыбка, подталкивали протянуть руку, сказать «да». Но морщинка на лбу от бессонных ночей с Аликой была против. Я собрала всю свою злость в кулак и ответила, – нет. Я не торгую ни своими улыбками, ни дочерью.

– Даш, да подожди ты! Всё не так страшно! Подумай! Всего 10 дней и у тебя куча денег! Не надо выбивать скидку на печи, не надо снимать дыру под производство на окраине города!

Он говорил дельные, правильные вещи. И именно это делало их обидными. Они ранили в самое сердце. Значит узнавал, как я две недели наскребала на оборудование? Значит не нравится помещение, которое я смогла себе позволить? А что нравится? Алика?

От этой мысли у меня перехватило дыхание. К горлу подкатили спазмы, и голова начала кружиться. Я схватила со стола бутылочку с водой, которую всегда носила для Вероники, и сделав несколько жадных глотков, осушила её до дна. А потом заговорила, чётко выговаривая слова.

– Мы не продаёмся, Морозов. Ни я, ни дочь. Ни в розницу, ни оптом. Ни за большие деньги, ни за баснословные суммы. Мой ответ – нет. Разговор окончен.

Его улыбка растаяла, мгновенно сменившись поджатыми губами.

– Это окончательное решение или мы можем поторговаться?

– Окончательное.

Мои слова не произвели на него никакого впечатления. Егор даже с места не сдвинулся. Глядел на меня слегка прищурив свои нереально синие глаза. Разглядывал. Приценивался. Мне стало невыносимо обидно. Да что он себе позволяет? Согласна, я не его полёта, но и уважение надо иметь! Захотелось ударить его побольнее.

Вспомнив, что Егор ненавидит, когда стоят у него за спиной, вышла из-за стола и замерла почти вплотную к его стулу сзади. Морозов вскочил на ноги почти мгновенно, резко развернув стул. Шагнул ко мне, встав почти вплотную. Навис сверху и процедил сквозь зубы, – я всегда добиваюсь своего. Жаль, что ты не согласилась на этот вариант.

Он развернулся на каблуках своих дорогих туфель и обманчиво мягкой походкой рассвирепевшего хищника ушёл из цеха. А я стояла с мокрыми ладонями и смотрела ему вслед.

А спорим?

Всё было готово к открытию цеха. Оформлена входная группа, подготовлена презентация и дегустационные наборы для потенциальных клиентов. Разложены флаеры и корпоративные пакеты. А главное, мы успели сделать все десерты, на которые подписали договора. Утром они должны были отправиться к первым заказчикам. Проверив всё несколько раз, я вышла на улицу.

Город уже не был таким раскалённым как днём, и я решила пройтись пешком до банка. Ноги гудели от бесконечной беготни, спина отламывалась, но душа пела. Завтра мы разрежем ленточку и покажем представителям кафе и детских центров, наши десерты. Заключим договора, начнём работать на полную мощность!

Медленно цокая каблуками по асфальту, я не замечала ничего вокруг. Думала о будущем. Погружённая в свои мысли дошла до отделения банка. Ночью в нём работал только зал с банкоматами. Они-то мне и были нужны, чтобы снять деньги на живые цветы, которые доставят утром. Аванс я внесла ещё неделю назад, а окончательный расчёт уговорила сделать по факту.

На ступеньках оступилась, испугавшись внезапно взвывшей сирены за моей спиной. По дороге промчалась пожарная машина. Одна, вторая, ещё пара. Они пронеслись мимо с бешеной скоростью. От предчувствия неприятностей я поёжилась, как от внезапного ледяного дуновения ветра. Глупости всё это! Просто от нервов и недосыпа.

Решительно вошла в комнату с банкоматами. Достала карточку, с сожалением взглянув на севший телефон. Пока соображала сколько надо снять денег, в комнату вбежали двое подростков. Один кинулся к соседнему банкомату, а второй что-то судорожно печатал в телефоне.

– Да я тебе говорю, что опять учения. Как на прошлой неделе на Новостройке. Щас ещё скорую с полицией пригонят.

– Сань, да какие учения? Четыре машины! На учения гоняют две, ну максимум 3.

– Спорим?

– Нафиг надо?

– Да, Никит, я те говорю – учения. Если б горело, мне б уже мамаша позвонила. Им в родительский чат сразу всякую хрень скидывают.

– Ты в интернете поищи. Я пока кину денег на телефон, а ты новости глянь.

– А я чем занимаюсь? Но пока нигде ничего. Ни в новостях, ни в группах.

За окном пролетела скорая с мигалками, а за ней 2 полицейские машины. Раздался громкий рингтон и тот, к которого называли саней, выматерившись, принял звонок.

– Да, мам… С Никитой… В банкомате… Нет, в промзону не пойдём… А где?… На бывшей ткацкой?… А сильно горит?… А откуда знаешь?… Ну, ладно, пока, скоро вернусь… Да обещаю я тебе, чё ты как с маленьким? Скоро!

Положив отключив вызов, он повернулся к другу.

– Административка горит в Промзоне. Мамке в чат скинули фотки. Там прям полыхает и дым из окон. Уже оцепление поставили.

Больше я ничего не слышала. Выскочила на улицу. Не чувствуя ног, кинулась к Промзоне. Сердце бешено стучало в груди, а в голове билась мысль «горим-горим-горим». Мимо меня проносились пожарные машины, кареты скорой помощи, полицейские автомобили с мигалками. Их сирена эхом отзывалась внутри меня, била, как железный язык колокола, многократно усиливая тревогу.

Воздуха не хватало. Он вонял гарью и отчаяньем. И чем ближе я была к кондитерскому цеху, устроенному в бывшем административном здании ткацкой фабрики, тем отчётливее понимала, что горит именно он. С каждым шагом во мне становилось всё меньше и меньше надежды на чудо.

На перекрёстке я остановилась, упёрлась в колени руками, чтобы унять боль в груди и хоть немного отдышаться. Из-за поворота были видно зарево пожара. Сюда долетали удушливый запах жжёной пластмассы и лохмотья пепла. В конце концов я немного успокоила дыхание, выпрямилась и сделала шаг за угол.

Горело всё.

Пожар

Бывшее административное здание полыхало всеми четырьмя этажами. Из окон, словно из пустых мёртвых глазниц валил чёрный удушливый дым. За ним факелом в ночное небо бил фонтан огня. Там когда-то находился склад готовой продукции, а теперь бушевало адское пламя.

Послышались взрывы, и стоящие за лентой оцепления качнулись живой волной назад. Но спустя несколько секунд снова вернулись к неизвестно откуда взявшимся турникетам. Толпа зевак в халатах, шортах и тапочках размахивала руками, тыкала в горящее небо руками и не расходилась.

Пройдя несколько метров я села прямо на обочину и замерла, обхватив руками ноги. Мне казалось, что моя жизнь закончилась, и теперь я смотрела на неё со стороны. Видела как подъезжали и отъезжали машины. Кого-то увезли на скорой. И как один за другим горели корпуса.

Пламя перекидывалось с одного здания на другое. Зеваки снимали на телефоны себя на фоне огня, горящую фабрику. А корпуса продолжали полыхать. С треском, грохотом, взрывами. А ещё с клубами масляного, въедливого дыма, пропитывающего насквозь. Одежду, тело, душу.

Ночь подошла к концу. Чёрное небо стало серым. Из-за гари и копоти обычным оно не стало. Так и висело свинцовой тучей горя и отчаянья, припечатывая к земле. Не давало не то, что встать, даже пошевелиться. В голове было совершенно пусто. Безрадостно и обречённо.

– Вот ты где! – раздалось над моей головой.

Меня грубо схватили за ворот рубашки и дёрнули вверх. Ткань затрещала, а затёкшие ноги не удержали веса, и я начала падать. Но державший не ослабил хватку. С удвоенной силой он поволок меня прямо по асфальту. Я пыталась рассмотреть его, но ворот впивался в горло, и единственным желанием было глубоко вдохнуть.

Меня втолкнули в салон машины. Я с шумом хватала ртом воздух, пытаясь отдышаться. Рядом на сиденье шмякнулась гориллоподобная туша, занявшая всё сиденье и впечатавшая меня в дверь. Он схватил меня за шею сзади так, что пальцы его громадной пятерни сомкнулись у меня под челюстью. Меня сковал животный ужас. А незнакомец, наклонившись к самому лицу своим безобразным рылом, рявкнул, – это всё из-за тебя, тварь! Это ты сожгла Промзону! – Он сильно тряханул мою голову, словно надеялся, что из неё высыпятся застрявшие монетки. – Пикнешь – урою! Поняла?

Ни кивнуть, ни сказать у меня из-за сжатых на шее пальцев не получалось. Поэтому я несколько раз моргнула. Он подождал. Я заморгала ещё сильнее, и чудовище с силой оттолкнуло меня. Я больно ударилась головой о стекло, но даже звука не издала от липкого страха, пропитавшего меня насквозь.

– То-то же! Пикнешь – урою!

Машина рванула с места и понеслась по улицам. Я тряслась всем телом. У меня клацали зубы, тряслись руки и подпрыгивали колени, которые я пыталась прижать трясущимися ладонями. Мне казалось, что я дико замёрзла, хотя не чувствовала холода пока сидела ночью на земле. А вот теперь, словно оказалась внутри снежного сугроба.

Нас мотало из стороны в сторону. Водитель метался по полосам движения перестраиваясь, как сумасшедший. Ему сигналили, но он не сбавлял скорости. Свернув с проспекта мы долго петляли по дворам и остановились возле обшарпанного здания, за старым забором из бетонных плит. Вокруг стояли автобусы и автомобили разной степени укомплектованности.

Резко развернувшись, машина затормозила возле ржавых железных ступенек. Похититель грузно вывалился из авто. Обойдя автомобиль сзади, он резко распахнул мою дверь. Я начала вываливаться наружу, а он, снова схватил меня за шиворот и поволок в здание. Больно ударившись коленом я смогла встать на ноги.

Теперь похититель стремительно тащил меня по коридору. Я едва успевала переставлять негнущиеся ноги, чудом не падая с каблуков. Дойдя до конца, похожий на орка мужик распахнул дверь слева и с размаху, словно копьё, метнул меня в кабинет. Я распласталась на полу.

Слушай сюда!

– Приволок идиотку! – рявкнул громила.