Мы простояли так минут пять, пока не подъехала женщина на велосипеде. Ее образ напомнил мне почтальона, которую я встречала в детстве, в деревне у бабушки. Она радушно меня поприветствовала и, указывая жестом на заброшенное здание, сказала:
– Добро пожаловать, госпожа режиссер. – И тут же залилась заразительным смехом.
Женщина оказалась уборщицей, гардеробщицей, сторожем и билетером в одном лице. А на сегодняшний день она была назначена моим гидом.
«Вот тебе и отличное место, госпожа режиссер», – с ужасом подумала я про себя.
Внутри Дома культуры было не все так плохо. Женщина, приехавшая на велосипеде, гордо продемонстрировала мне холл. Тут недавно был сделан ремонт. Косметический, конечно. Стены выкрашены в розово-лиловый, под потолком любовно развешаны гирлянды. Кажется, ремонт – тоже ее рук дело.
Настало время знакомства с коллективом. Я представляла, как войду в большой зал и под аплодисменты буду представлена коллегам. Но, оглянувшись, поняла, что директора уже нет рядом, женщина с велосипедом принялась мыть пол, а я предоставлена сама себе. Я неуверенно пошла по коридорам здания, сама не зная, чего ищу.
Первые, кого я увидела, были две женщины, возникшие из-за дверей маленького кабинета с табличкой «Методист». Я с удивлением отметила, что они абсолютно одинаковые, за исключением возраста. Высокий рост, крепкое телосложение, резкий, почти командный голос, а еще резиновые пляжные шлёпки с яркими желтыми ромашками, которые мгновенно приковывали к себе мой взгляд. Женщины хором поздоровались.
– Чувствуй себя как дома, – пожелала старшая. Я с благодарностью улыбнулась, а про себя добавила, глядя на шлепки: «Смотрю, вы уже…».
Не уверена, что кто-то из них занимает должность методиста, но то, что это мать и дочь, было ясно без лишних вопросов. Позже я поняла: тут все в какой-то степени родственники.
Пока я стояла и переваривала ситуацию, на меня налетел еще один новоиспеченный коллега и сразу принялся обнимать. От неожиданности я, кажется, забыла, как меня зовут и где нахожусь.
– Ну хватит, Шурик, – скомандовала мама в ромашковых шлепках, – задушишь девушку. У нее и так еле-еле душа в теле.
Когда он отстранился, я поняла, что ничего общего с киношным Шуриком этот парень не имеет. У него смуглая кожа, вытянутое худое лицо, а на голове копна то ли выцветших, то ли крашеных завитушек. Он мне напоминал чертенка. Ромашковые шлепки мне объяснили, что Шурик отвечает за свет, музыку и видео. И вообще, все, что касается техники, – это к нему. Он театрально мне поклонился и жестом пригласил пройти дальше. Но мы так и не успели никуда отойти, потому что нам навстречу вышла маленькая пухленькая девушка примерно моего возраста. Она держала в руках кружку с чаем и круассан. Что-то в ее виде мне казалось нелепым. Пока я думала, что именно, Шурик объявил:
– Настя – наш хореограф. – И снова сделал театральный жест.
И тут до меня дошло, что девушка одета в лосины и гимнастический купальник, что никак не вязалось с ее тучной фигурой.
– Привет. – Настя протянула мне руку. Я ответила на ее рукопожатие, отчего она разразилась хохотом, который был похож на автоматную очередь.
Наконец-то мы дошли до кабинета, где располагались остальные сотрудники. Три женщины среднего возраста сидели вдоль окна и распевали народную песню, поминутно останавливаясь и споря между собой. Женщина-сопрано с истеричным голосом никак не принимала мнение двух альтов. Она знала себе цену, и я даже на секунду подумала, что она оперная дива. Да и внешний вид у нее был соответствующий – выдающаяся вперед огромная грудь, приподнятый вверх подбородок и привычка смотреть сверху вниз. Две другие – альты, приземистые и громкоголосые, – стояли на своем. Ругались они намного громче и эмоциональнее, чем пели.
Рядом с ними сидел баянист. Это был человек, познавший жизнь, которая его то и дело проверяла на прочность. Он не то спал, не то просто устал от вечных перебранок. Тем не менее он не заметил меня, так и сидел в углу с закрытыми глазами. Моему приходу трио не удивилось, бегло поздоровалось и, толкнув в бок баяниста, продолжило репетицию.
По периметру кабинета стояли еще стулья. Видимо, аудитория была предназначена для собраний и репетиций. Вошедшие со мной дамы в шлепках, хореограф и Шурик уселись на свои места, я последовала их примеру и заняла самое близкое место к выходу, инстинктивно думая о возможном побеге.
Тут же влетела директриса с огромной стопкой папок для документов. На ходу спросила:
– С новым режиссером уже познакомились? Тогда сразу к делу. В субботу начинаются ежегодные сельскохозяйственные ярмарки, мэр просит концерт. Вот тебе и повод себя проявить. – Она лучезарно улыбалась и смотрела прямо на меня, как будто других людей здесь и не было.
– Но сегодня уже четверг… – растеряно заметила я.
– Ну мы же профессионалы! Номера у нас есть. Спроси, кто что будет исполнять, и составь программу. Если что, Оксана Викторовна тебе поможет. – Она кивнула на мамашу в ромашковых шлепках, та с готовностью подалась вперед. – Шурику скажи, какое тебе нужно музыкальное сопровождение и видеоряд. Я сейчас убегаю в администрацию, уточню, кто будет выступать с докладом. Но конь точно будет. – Последние слова она говорила уже на ходу.
Я жадно впилась глазами в стопку бумаг в ее руках, ожидая, что она даст какой-то план, репертуар, хоть что-нибудь. Но папки она унесла с собой, так и не выпустив из рук. Аплодисментов я тоже не дождалась. И в голове промелькнула избитая всеми фраза: «Забудь, чему тебя учили в институте». Я сидела, не шевелясь, и только глазами искала спасательный круг. Оксана Викторовна не вызывала никакого доверия. Из оцепенения меня вывели неожиданные объятия Шурика. Он слегка встряхнул меня за плечи и сказал:
– Не дрейфь! Сейчас чаю попьем и быстренько все накидаем. – Я вяло улыбнулась, и мы побрели пить чай.
Остальные тоже начали собираться, и лишь баянист остался на месте, машинально наигрывая задорную мелодию.
За чаем мы с Шуриком обрисовали детали будущего концерта. Я мимоходом спросила, где он учился, на что получила неожиданный ответ – «нигде».
– Как же тебя взяли на работу? – спросила я.
– Да я как-то всегда в технике шарил, вот меня и позвали тут настроить кое-что. Ну я раз настроил, другой, да так и остался. – Шурик говорил об этом так беззаботно, как будто рассказывал о походе в магазин за хлебом.
– А Оксана Викторовна – она кто? Методист?
– Да хрен ее знает! Вообще, она поет, сценарии иногда пишет.
– Ну а образование-то?
– Да нет тут ни у кого образования, – рассмеялся он, – только Светлана Григорьевна музыкальную школу в детстве закончила – гордости полные штаны на всю жизнь.
– Это та, что сопрано?
– Чего?
– Ну высоким голосом поет…
– А! Ну да, она.
Эта информация вновь ввела меня в долгие раздумья. «Какой же концерт выйдет с людьми, у которых нет никаких знаний о культурной деятельности?» – ужасалась я. Стало страшно. Я была уверена, что эта затея обречена на провал и что мне не место в этом поселке, будь он хоть трижды моногородом.
Извинившись, я вышла на улицу и позвонила в департамент культуры. Когда я обрисовала ситуацию и попросила подыскать мне более подходящее место, мне ответили, что других мест пока нет, и вообще, мне нужно набираться опыта. Но если у них что-нибудь появится, тогда, конечно, я буду первая в очереди, а пока извините, надо потерпеть. И еще много-много другой лапши повисло на моих ушах.
Поняв, что у меня нет другого выхода, я решила для начала обойти всех и узнать, что они смогут исполнить на концерте. Оказалось, что у каждого в запасе большой репертуар на любой случай жизни. Тут были песни и о Родине, и о любви, и шуточные, и грустные, и на свадьбу, и на поминки. Короче говоря, я даже немного успокоилась.
Я аккуратно выписала все имена исполнителей, названия их концертных номеров, посчитала хронометраж, составила сценарий, отметила для оператора, какое музыкальное сопровождение необходимо. Я делала все по высшему разряду. Так, как умела. Так, как нас учили в институте. К концу рабочего дня у меня уже была готова концертная программа. Фантазии для оригинального названия у меня не осталось, и я, скрепя сердце, подписала: «Праздник урожая».
Мои коллеги были уже на низком старте и ждали назначенного часа, чтобы отправиться домой. Я еще раз прочитала свой сценарий и вспомнила слова директора о коне. Конь не вызывал у меня никаких вопросов. В конце концов, какая ярмарка без живого коня? Недолго думая, вставила «Выход коня» в удачное, на мой взгляд, место, сделала пометку: «Музыкальное сопровождение „Любэ – Конь“, на экране – табун лошадей». Закрыла окончательный вариант сценария и мысленно себя похвалила.
В пятницу в Доме культуры была суматоха. До концерта оставался один день. Все искали свои костюмы, правили кокошники, чистили сапоги, на ходу репетируя номера. Утром директор сказала, что на время концерта я тут главная и имею право требовать от артистов все, что захочу. В разумных пределах, конечно. Я понимала, что нам необходима репетиция, но собрать всех в одном месте было невозможно. Коллеги постоянно отмахивались от меня, аргументируя это тем, что они знают номера как свои пять пальцев и что их даже ночью разбуди – споют и станцуют без запинки. У меня опускались руки. Я побрела к Шурику проверить, как обстоят дела с музыкой и видеорядом. Сценарий я отдала ему еще утром. Однако Шурик выглядел менее дружелюбным, чем при первой нашей встрече.
– Не надо меня торопить, я все сделаю как надо, – отрезал он, как будто я уже достала его с этим вопросом.
Спорить и доказывать было бесполезно. Я поняла, что не имею перед ним никакого авторитета, да и вообще ни перед кем в этом ДК. По пути на свое рабочее место я встретила директрису. Она была чрезвычайно довольной. Мне показалось это странным, учитывая сложившуюся ситуацию.
– Как движется подготовка? – участливо спросила она.
– Ну… – замялась я, не представляя, как сказать, что не справляюсь, – потихоньку, – выдохнула я в итоге.
– Отлично! Может, у тебя есть какие-то вопросы? Не стесняйся, мы всегда друг другу помогаем.
Вообще-то у меня действительно был вопрос. Один, и очень важный. Я так и хотела заорать: «Какого хрена тут происходит?!». Но в слух сказала:
– У нас нет ведущего. Все ведь заняты в концерте как исполнители.
– Проведи сама! Зрители любят новые лица.