Под небом

Не верил тому, что выберется малой кровью. И тому, что спускались они в сырой подвал к его стае, а не каким-то недотепам, что к Рьяным отношения не имели. А потом, уже добравшись под конвоем к последней лесенке вниз, не поверил, что ушли его родные, миновав заслон из десятка жандармов.

– Просили же тебя, сто лет под небом, – Рони в Распорядителя и до того не верил, но в этот раз – совсем обозлился, будто сам себя обманул.

Проси – не проси, все одно. Что у графа, что у виконта, что у самого Распорядителя и всех его духовников.

На ржавеющей железно-бетонной лестнице Рони поверил в худшее.

С чего бы не верить, что звери, стрелявшие в спину, не побрезгуют и заложников брать? Или что не станут калечить беззащитных, только его носом отделавшись? С чего бы не верить, что кто-то из воробьев уже не вернется по его вине?

– Не хлебай сопли, – отчего-то смилостивился кабан. – Живы твои бандиты.

***

В подвале кабан красочно расписал, как разделили воробьев по двум клеткам. Только не пояснил, для чего. Первым делом причиталось посмотреть на Лею и Сержа. В узком коридоре, пригодном больше для хранения закаток и сыров, вширь помещалось полтора человека. Кабан пихнул его вперед, насоветовав долго не задерживаться.

– Я бы вообще с ребятами отсюда ушел, да ключей не дают, – устало огрызнулся Рони.

Он сделал еще пять шагов среди тусклого света, пыли в нишах стен. И увидел камеры. Пока – пустые. Всего две.

– Хедрик! – рявкнул кабан за спиной.

– Чаго еще?! – заголосил кто-то из коридора.

– Гость к тебе, на пяток. Пригляди.

Из-за угла послышалось бурчание и шорох ткани, будто бы поймали Хедрика при исполнении совсем иного долга. Перед природой. Рони повернул, куда указал кабан – за правый угол. И чуть не столкнулся с охранником. В него выдохнули вчерашним перегаром:

– Этот, шо ли?

– Этот, – устало ответил он вместо кабана.

– Рони! – донеслось из-за спины Хедрика. Бодро, звонко, знакомо. Рьяные узнают друг друга и по шагам.

И он потеснил жирную тушу перед собой, просочившись вдоль стены, на голос. Четыре шага, под желтушный свет тусклой лампы, к прутьям, почти вплотную. Под грязной, пропотевшей рубахой прошел холодок. На скамье лежал Серж, и по первости казалось, что он не дышит. Легкий всхрап с его стороны прогрел Рони от макушки до костей ног.

За толстыми прутьями из железа – напротив Сержа – на скамье сидела взломщица Рьяных. Живьем, не подбитая, своя. Рони путался в чувствах, бестолково открывая рот, чтобы назвать их по очереди, не зная, с которого начать. С радости – что увидел ее: целую, без синяков. Горечи, что не на воле. Или страха, потому что все это, быть может, надолго. Навсегда.

– Лея…

В полутьме казалась она ему еще краше, чем когда-либо на крышах. Не заметил, как в Ильязовы сапоги влез? А может, всяк становится дороже, чем был, едва замаячит весть о скорой утрате.

Она и сама удивилась – глаза синие широко раскрыты. Не ожидала от него такого промаха. Вот тебе и умелый воробей: и своих не защитил, и сам попался. Рябчик, птенец, дуралей…

– Тебя били, – не вопрос, не претензия. В голосе – обида, притаенная злость.

– А, – Рони потер нос – на место его поставили по прибытию в логово, а ныть еще дней пять будет, – да это так, ерунда. Послушай, Лея…

Но его прервал охранник, наплыв тенью из-за спины. Сам встал под свет:

– Пять минут, и тикай отседова.

По виду Хедрик ничем не лучше кабана: ячмень на глазу, форма грязная, обвислая. Показал еще своими кривыми пальцами знак, будто Рони числам не научен.

– Да-да, понял я, понял, – затараторил Рони, торопясь. – Лея, тот коршун, что за главного… Говорит, ему Джеки нужен.

– Джеки? Тот самый?! Он же не в городе, – Лея аж вспорхнула со скамьи. На второй безмятежно похрапывал Серж, не просыпаясь. – А мы тут каким боком…

– Не обниматься, – рявкнул охранник, голос полнился злобой и, кажется, завистью.

Рони опасливо сделал шаг назад, подняв руки к груди в жесте смирения. И продолжил сбивчиво объяснять:

– Затирали мне там, что вернулся. А я, стало быть, на него теперь охочусь. Таков уговор.

Лея недоверчиво склонила голову набок, приобняла себя за плечи, будто озябла. Есть над чем задуматься, есть о чем помолчать, когда старшего изловили, чтобы на легенду науськать. Да не на простого ветерана, вроде покойного Стивена, или отошедшей от дел Жанет. А на самого зубастого, если так позволено выразиться, из воробьев!

– На Джеки Страйда, – эхом повторила она.

И самому не верилось. Рони все детство трепетал от уважения, вспоминая зачистку Большой Часовни, налет на рынок Жаклин, дважды успешную кражу в замке Уинтерс…

Теперь он, пусть и не желторотый, но все еще обычный молодняк из Рьяных, положит конец легенде Гэтшира. Против воли, хоть и дали ему скудный, но выбор. Ни одна легенда не стоит своей стаи. Не стоит же? Рони потер лоб кулаком, будто заставляя мозги поработать. Паршиво и тошно. Восхитительно. То по очереди, то одновременно.

«Будто и забыл про свою свободу, да, как чижик мелкий? Поманили тебя славой, может, еще и сам за решетку после дельца полезешь или руку отдашь, а?» – внутри лепетала совесть.

Серж заелозил в дреме на кривых досках.

– Значит, за Джеки теперь свободу дают, а мы, вроде как, гарантия? – Лея цыкнула зубом.

Рони кивнул. Умница Лея, хорошо, что с ней посоветоваться дают.

– Помнишь, что Жанет говорила о коршунах? – Лея моргнула так, как обычно кивают в ответ. Помнит. Светлая голова.

Рони тоже помнил: «Коли коршун тебе на ухо запоет, не верь. Даже если скажет он, что перья у него черно-карие. Ни слову не верь».

– У него, ну, кто слово давал, клеймо, – Рони дернул правой рукой, показывая, – по ту сторону запястья.

Так показал, будто и не спрашивает – сам все знает. Лишь бы не поняли, что стыдоба, а не память у их старшого. Лея прищурилась и воскликнула:

– Перебежчик, значит. – Ее нос тут же поморщился, как учуяв выгребную яму. – Хуже повешенного. Залетный?

Она мотнула головой в сторону порта. Такие славные у него в стае – усади в клетку, а все равно подскажут лучше компаса, где что водится в Гэтшире.

– Божился, что местный, – Рони дернул плечами, почуяв легкость. Теперь-то все на места встало. – С городом знаком. В кобуре – квинс под шесть зарядов. Виктором назвался.

– Брешет, псина, – Лея перешла на шепот, хоть в полуметре от нее стоял охранник. – Всех старых воробьев Жанет знает. Особенно таких шустрых. Может, он тебя еле-еле догнал, так? В загоне под ружья попался?

В печени что-то ухнуло, когда Лея с надеждой посмотрела на него. И ведь не скажешь, что коршун землей накормил, что гонял поперек города ради того, чтобы для дела проверить. Будто коня на ярмарке выбирал.

– Вроде того, – затылок страшно зачесался, и Рони потеребил волосы пальцами.