Поверь!

Поверь!
Лена Фликей

В новом мире не осталось места для чудес. Все, что выходит "за рамки", будет уничтожено. Но что если есть еще тот, кто по-прежнему верит?..

Лена Фликей

Поверь!

Его внимание привлекла чайка. Она кружила над гладким морем, иногда чуть снижаясь, но потом непременно набирая высоту. «Наверное, ловит рыбу», – подумал Кристиан и, приложив ладонь козырьком ко лбу, всмотрелся в искрящуюся водную гладь. Море было абсолютно ровным, словно туго натянутая простынь. День подходил к концу, и солнце, неспешно опускаясь за горизонт, расцвечивало синюю воду золотом. Глаза быстро устали, и Кристиан пожалел, что не взял из номера солнечные очки. Он хотел уже отвернуться, когда увидел острый плавник, прорезавший водную гладь.

Нет. Не может этого быть! Дельфинов больше нет…

Он тряхнул головой, желая отогнать морок. Видение пропало. Вода стала гладкой, и над ней кружила чайка, то снижаясь, то вновь взлетая. Показалось.

Кристиан опустил руку и посмотрел на отца. Солнце отражалось в стеклах его круглых очков, в вымытой до скрипа лысине. Сейчас он казался вполне здоровым. Хотя за те месяцы, что они прожили здесь, на берегу, отец действительно набрал вес, раздобрел, а впалые, посеревшие от горя щеки округлились и порозовели. Только глаза остались прежними. Холодными, бесцветными, стылыми.

Сейчас он читал, развернув на коленях газету, и Крис, сидевший на соседнем шезлонге, так близко, что мог при желании погладить отца по плечу, ощущал запах типографской краски и хвойной туалетной воды. Сколько он себя помнил, отец всегда пах именно так: хвоей и табаком. И газеты читал всегда, хотя никто из знакомых Криса давно не покупал прессу на бумажных носителях. Во-первых, после войны цены на бумагу взлетели до небес, и покупать настоящие газеты могли только богачи, а во-вторых, смотреть новости через сеть было намного удобнее. Но отец не изменял привычкам. Что бы ни случилось, он будет читать бумажные газеты, носить стеклянные очки, курить табак и пить по утрам настоящий кофе. Кристиан ощутил, как его переполняет нежность, сердце сжалось, а к горлу подступил комок.

– Пап, – позвал Крис, и отец взглянул на него поверх очков. Он хотел сказать ему что-то теплое, но холодный отцовский взгляд остудил порыв и Крис так и не нашел слов.

– Скучно? – отец чуть нахмурился. – Ничего, скоро пойдем.

– Ладно, – Крис кивнул, и отец снова погрузился в чтение.

К вечеру жара спала и воздух посвежел. Кристиан окинул взглядом пустынный каменный пляж, повернулся и посмотрел на набережную, отделённую от берега бетонным ограждением. Прямо у верхних ступеней стоял привычный человек в чёрном костюме и зеркальных очках. На самом деле, людей было несколько, и они менялись каждые восемь часов, но только отец с его профессиональным чутьем различал их и даже помнил по именам. Для Криса все были на одно лицо. Чёрный костюм заметил взгляд Криса, и его голова чуть повернулась вправо. За стёклами очков нельзя было наверняка сказать, смотрит он на мальчика или нет, но Крис всё равно ощутил неприятное покалывание в затылке и отвернулся. Он не любил этих людей, хотя мог бы и привыкнуть к их немому присутствию за семнадцать лет своей жизни. Мама их тоже не любила, говорила, что рядом с ними холодно, а отец раздражённо хмурил брови и раздувал ноздри. Ему был неведом язык метафор, но он никогда не выражал своё недовольство открыто. Отец очень любил мать и ради неё был готов на всё. Кристиан думал, что он тоже готов, но оказалось – ошибался…

Он снова уставился на безмятежное море. Солнце неспешно опускалось к горизонту – огромное пылающее светило. Даже сейчас, в конце весны, оно жарило нещадно, прогревало камни, бетонную набережную, проникало сквозь неплотно задёрнутые шторы в окно его номера и превращало помещение в настоящую сауну, а скоро от него будет не укрыться даже под густой тенью хвойных аллей и под широким пологом тканевых зонтиков в уличных кафе. Чёрным костюмам придётся особенно нелегко. Хотя, может, они ничего не чувствуют? Вдруг это и не люди вовсе…

На горизонте тенью маячил охранный катер. Ещё одна часть пейзажа, к которой Крису давно следовало бы привыкнуть, но он каждый раз непременно замечал её и ощущал неприятный холодок. Особенно гадко было, когда он снимал одежду и шёл купаться. Со свойственной подросткам остротой Кристиан стеснялся своих тощих ног, выпирающих ключиц и рёбер, проступающих под тонкой бледной кожей, и ему казалось, что безликие плечистые мужчины из службы безопасности отца посмеивались над ним. Ведь плавал Крис очень плохо, и каждый раз, когда он лез в воду, один из чёрных костюмов спускался на берег и следил за ним, как за маленьким. Это было так унизительно, но отец ничего не хотел слушать, и потому каждое купание превращалось в пытку.